Тайна Ночи Свечей

Глава 17.1 Случайно выживший

Даже одному доброму, бескорыстному вмешательству в чужую судьбу под силу превратить обычного прохожего в героя, а его скромную, размеренную жизнь — в захватывающую историю…

Именно такой слаженной точки зрения с годами начали придерживаться Тера и Ригби, вложив в простые слова, абсолютно противоположный смысл.

Шуттанец предпочитал учиться на чужих промахах и крайне редко ошибался в оценке истинного положения вещей, а потому не стремился пополнять незавидные ряды благодетелей. По его личному разумению существовало всего два вида бескорыстного добра: то, что принесет невероятное количество проблем и завершится горькими сожалениями, и то, за чьей спиной незаметно прячется нечто более земное, нежели чистенькое, светлое великодушие. Например, корыстный, прекрасно сбалансированный расчет или жадное до дармовых почестей тщеславие. Как первая разновидность, так и вторая, вызывали у Ригби улыбку — насмешливую, снисходительную, а порой и понимающую. Сам же господин посол поводов для веселья старался не предоставлять, расценивая рефлекторную отзывчивость, как слабость и глупость, а лицемерную доброту — как крайне утомительную, обходную дорогу, отнимающую чересчур много сил и терпения.

Тере подобный подход казался слишком скупым и категоричным. Несмотря на внушительный багаж разочарований, она так и не сумела очерстветь душой настолько, чтобы прекратить воспринимать тянущиеся в надежде руки и чужие слезы отчаяния, как нечто сокровенное, чем точно не стали бы делиться, не будь у несчастных жертв обстоятельств иного выбора. Впрочем, это нисколько не мешало ей усугублять положение тех, кто смел притворяться и лгать, желая обмануть доверие откликнувшихся. Таких, не чистых на руку лицедеев, Тера искренне презирала и ненавидела, видя в их подлом обмане первопричину того, что окружающие не желали идти друг другу на выручку, боясь показаться наивными простаками.

Друзья нередко спорили, приводя всевозможные доводы в пользу, отстаиваемых точек зрения. Каждый раз, как поднималась эта вечная тема, Ригби со смехом рассказывал очередную забавную историю о наивном дураке, угодившем в хитроумную ловушку мошенника, или о напыщенном хвастуне, не сумевшем здраво оценить свои силы, из-за чего храбрый подвиг неизменно обращался позорным бегством, а похвала и почести — побоями.

Тера, в свою очередь, с удовольствием делилась трогательными рассказами о смельчаках, готовых по первому зову броситься на помощь хоть в горящий дом, хоть на морское дно. Помимо целого собрания чужих примеров, были у зеркальщицы и собственные. Но их она старалась не затрагивать, зная, как болезненно Ригби переносит известия о все приумножающихся сложностях, без которых не обходилась ни одна значимая стычка с дэйлинальской суровой действительностью.

Звучали только правдивые истории, без прикрас и сгущения красок. Таково было их давнее, строгое правило — непредвзятая истина от начала и до конца! А дальше — азартная словесная игра с целью сокрытия и поиска сюжетного двойного дна. Так в юмористическом рассказе Ригби о подлом закоренелом воре, с легкой руки зеркальщицы, появлялась коротенькая уточняющая приписка о вероятном наличии у преступника трех, а лучше сразу пяти или шести голодных карапузов. Что же до хвалебной баллады о пожаре, то ей в нагрузку доставался длинный и весьма подробный список. В нем Ригби с уверенностью перечислял все то серебряное, полезное и сколько-нибудь ценное, что честный спаситель мог совершенно «случайно» прихватить на память, пока рыскал по горящему зданию в поисках беспомощных старушек, детей, собак и прочей, терпящей бедствие живности.

Щедрая на дополнения к чужим рассказам, Тера крайне не любила язвительные пояснения к собственным. Редкий талант друга — в кратчайшие сроки довести собеседника до белого каления, порой действовал даже на нее. Тогда-то в ход и шел секретный неразменный козырь — единственный случай, по чьей непогрешимости не мог пройтись даже Ригби. Ведь именно он стал тем героем, благодаря которому у бескорыстного добра появился несокрушимый форт надежды. Не будь этого надежного идейного укрепления, Тера уже давно сдалась бы и перестала пытаться доказать другу, что мир далеко не так плох и отвратителен, как кажется на первый взгляд и что за него еще есть смысл повоевать. Но и этот каменный довод оказался не вечен! Стоило кровавой Ночи Свечей уступить место новому дню, как он рухнул прямо на глазах Теры, похоронив под обломками ее единственную надежду на счастливый исход всего предприятия…

Давнее событие, маскировавшееся все эти годы под редкое исключение из циничного подхода Ригби, на самом-то деле оказалось ничем иным, как одним из самых досадных и горьких примеров гуманного жизненного принципа Теры.

Неприкосновенная доброта наконец сделала то, чего от нее надеялись никогда не увидеть. Принесла-таки свои гнилые поздние плоды и стала молча ждать пока, погрузившаяся в невеселые раздумья героиня, соизволит отведать ядовитого благодарственного угощения.

Тера прекрасно осознавала, что произойдет дальше. Знала, что нужно уносить ноги, пока не растаял последний призрачный шанс выбраться с пустыря живой, и все равно не могла сдвинуться с места, или хотя бы пожалеть об оказанной некогда помощи. Это был их общий выбор, ее и Ригби, один из немногих по-настоящему верных и нужных, как они оба думали… Так как же так вышло, что именно из-за того памятного события, сейчас у ее ног расползалось туманное марево Злого моря, а тот, о ком они заботились и кого искренне любили, даже не смотрел в ее сторону и не откликался на собственное имя?

Теперь-то Тере стало понятно, что именно так напугало «сгоревших» и заставило жаться к спасительным стенам башни. Им, как и прежде, был ведом истинный, первобытный страх, заставляющий подчиняться инстинктам и делать все возможное, только бы выжить и сохранить то последнее, что осталось от их рассыпавшихся личностей. Не поддалась всеобщему оцепенению лишь растерянная зеркальщица. Да и какой смысл? Оплетавшее башню живое дерево, могло защитить прядильщиков, даже тех, от кого почти ничего не осталось, но только не ее — чуждую, враждебную Корде преступницу!

Горечь и тревога… Слишком поздно она распознала их предостерегающий привкус. Дурное предчувствие, как обычно, не обмануло. Но что толку, если она так и не сумела вовремя остановиться?

Пока Тера напряженно вглядывалась в клубы белесого, мутного тумана, желая разглядеть плывущие знакомые очертания, живое марево незаметно подкралось со спины и отсекло единственный путь к отступлению. В распоряжении зеркальщицы осталась лишь небольшая свободная площадка у покосившейся стены и одинокий дразнящий выступ высоко над головой. Будь у нее побольше места для разбега, она бы непременно осуществила попытку взобраться на него, но места не было, как не было и магии, только, причиняющее нестерпимую боль, вывихнутое плечо и обманчиво мирное затишье перед надвигающейся бурей.

Оживший туман замер всего в паре шагов от нее, на границе четко очерченного полукруга. Складывалось впечатление, будто он натолкнулся на невидимую преграду и ему это явно не нравилось. Агрессивная завеса потемнела и уплотнилась, но так и не смогла пересечь черту. Тера выдохнула с облегчением. Что бы не остановило чары, ей оно не вредило, а значит не стоило и беспокоиться. Прислонившись спиной к стене, она равнодушно закрыла глаза и не глядя отшвырнула подальше от себя бесполезный парик и изорванный наряд северянки. Отпала нужда в поиске огня для уничтожения опасных улик. Ни одно жаркое пламя не могло сравниться по разрушительной силе с ледяным ужасом, перетекающим с места на место в поисках лазейки на границе ее маленького убежища. Древняя, вечно голодная магия Злого моря поглощала все, до чего дотягивалась, будь то хоть выброшенные жалкие тряпки со следами жизненных сил и магии, хоть целые быстроходные корабли, если те не успевали убраться подальше.

Но даже в такой, казалось бы, безвыходной ситуации Тера все еще не желала верить в худшее и сдаваться. Она до боли сцепила пальцы в замок, плотнее прижалась лопатками к шершавой, полуразвалившейся стене и упорно продолжала отыскивать в себе хоть крохотный отклик магии. Однако та, как и прежде, не отзывалась. Тогда зеркальщица решила пойти иным путем — медленно опустилась на промерзшую землю, скрестила ноги, как делала всякий раз перед особенно сложным ритуалом, и принялась не спеша восстанавливать ровный темп пульса. В ее случае память и магия представляли собой единое целое, без одного не существовало и другого. Неразрывная связь чар и воспоминаний могла вывести к закрытым зеркальным дверям и подарить шанс на спасение. Но для этого предстояло совершить очередной шаг к краю бездны — вновь нарушить один из важнейших законов стекольного колдовства. Однажды, она уже выказала неповиновение зеркалам, не став дожидаться окончания мудро отведенного ими срока бессилия. Избавиться от последствий того рискованного опыта так и не удалось и вот, она снова вынуждена отправляться вслед за ушедшей магией…

Тера мысленно уносилась все дальше от пустыря безумия, все ближе к ничейным землям на границе королевства Шутта и проклятой территории Вейнтеверо. Туда, где все еще могли помнить о загадочном несчастном случае, произошедшем в небогатом порту Келевин одной темной, безлунной ночью.

Тогда, как и сейчас, стояла сухая ветреная осень. Сонные деревья прощались с последними листьями, а все усиливающийся холод, не давал одиноким путникам подолгу застаиваться на одном месте. В то время Тера и Ригби еще не знали, что на смену беззаботному детству и крепкой дружбе, придут непростые, болезненные решения, а с ними и неоправданно долгое расставание. Они еще не успели избрать опасных, извилистых дорог и не изранили друг друга жестокими словами, осевшими на душах горьким, несмываемым налетом. Мир все еще умел приятно удивлять и казался гораздо чище и лучше, чем был на самом деле. Возможно, именно благодаря всему этому им и удалось забрать себе то, что при иных обстоятельствах ни за что не досталось бы двум простым смертным, коими они, в сущности, и являлись по сравнению с настоящим хозяином одного из живых чудес.

Последнее, что ощутила Тера, прежде чем окончательно провалиться в воспоминание и потерять связь с действительностью — изучающий, пристальный взгляд. Она не почувствовала враждебности или угрозы, лишь ненавязчивый интерес. Хотела открыть глаза и узнать, кого же еще прислала нелегкая ей в компанию, но не успела. На смену унылому, безвкусному ветру Корды, налетел игривый, соленый бриз Доброго моря.