Тайна Ночи Свечей

Глава 17.2 Случайно выживший

Тот важный, далекий день начался с удавшегося побега. Вначале друзья ловко ускользнули из-под ослабшего надзора Эйнара, выждали подходящий момент и тайком сбежали с корабля. Не малую роль в успехе рискованной вылазки сыграла общая нервозность команды и чрезвычайная спешка. Ни один из членов экипажа их богатого торгового судна не желал задерживаться в неблагополучном, во всех отношениях, городке дольше положенного. Вынужденная остановка в угрюмом, грязном порту действовала на бывалых моряков ничуть не хуже окрика капитана. Никому не приходилось напоминать, что следует поторопиться и не зевать, если они все еще надеются убраться из опасного места до того, как с ними произойдет что-нибудь неладное. Вполне обоснованные суеверия подгоняли кнутом дурного предчувствия, заставляя выкладываться на полную и не роптать.

Не попади их «Попутный ветер» в тот чудовищный шторм, ни за что на свете владелец корабля не отдал бы рискованный приказ заплыть в независимый портовый городок на границе гиблых земель Вейнтеверо. И дело было далеко не в малодушии или особой нелюбви конкретно к этому порту. На борту корабля находились особые пассажиры — единственный сын хозяина, не пожелавший оставаться дома, пока друзья путешествуют вместе с его отцом, и сами воспитанники госпожи Клары Видалис. Хрустальщице, как на зло, срочно понадобилось отправиться в непредвиденную поездку, а других кандидатов на роль опекуна не нашлось. Оставить подопечных одних она не могла, брать с собой в Грифалет — слишком опасно, оставалось одно — на время вверить детей заботам старого друга и постараться уладить дела как можно скорее. Но время шло, а она все не возвращалась. Отложить отплытие еще на месяц не удалось и купец, скрипя сердцем, взял с собой в плаванье Теру и Эйнара, надеясь, что все обойдется и никаких проблем не возникнет. Надежда почти оправдалась, но морю это, видимо, не понравилось. Оно будто взбесилось и едва не потопило их корабль.

Из-за серьезных повреждений и значительного отклонения от курса, пришлось довольствоваться тем, что первое подвернулось под руку, хоть этот вынужденный вариант никому и не нравился. Требовалось немедленно заняться ремонтом и пополнить, отобранные стихией припасы. К тому же, после бури, морякам считалось совсем не лишним хоть на минуту оказаться на твердой земле и увериться, что все они действительно выстояли и не отправились на корм рыбам. Для этой цели годился даже такой неудачный порт, как Келевин.

Так вот и вышло, что ни занятые делом матросы, ни отлеживающийся в каюте с перебинтованными ребрами Эйнар, ни вымотанный борьбой с непогодой капитан, ни даже, все подмечающий отец Ригби, не заметили, как в противоход вкатываемым по трапу бочкам, с корабля без разрешения сошли два самых юных, непоседливых пассажира.

Неизменные напарники по шалостям и проделкам жаждали во что бы то ни стало поразмять ноги на незнакомой, на все лады поносимой и проклинаемой матросами земле, и ни что не могло уберечь их от этой сумасбродной идеи. С оглядкой и всеми возможными предосторожностями, миновав открытый, хорошо просматриваемый с корабля участок порта, они победно вскинули кулаки, забросили на плечи пока еще пустые холщовые котомки и резво устремились на поиски приключений.

До самого вечера оба с интересом изучали диковинный городок и ни во что не ввязывались, прилежно избегая неблагонадежных личностей и захламленных, не вызывающие доверия закоулков. Ничто не мешало наслаждаться долгожданной свободой. Даже хилая совесть, доставшаяся им, судя по всему, одна на двоих, и та не издавала не звука, довольная тем, что о ее терзаниях позаботились еще до побега.

Предусмотрительная Тера не поленилась составить успокаивающую записку на случай, если их все же хватятся раньше, чем они вновь окажутся на корабле. В кривобоком, наспех составленном послании, таились их общие клятвенные обещания возвратиться обратно еще задолго до того, как последние матросы ступят на палубу и получат приказ готовить судно к отплытию. После недолгих колебаний, к уже имеющимся правдивым словам, рукой Ригби была добавлена небольшая «ложь во благо».

В аккуратном постскриптуме сообщалось, что они с Терой так прониклись всеобщей необходимостью как можно скорее снарядить корабль в обратный путь, что не сумели усидеть на месте и пошли в город вместе с отправленными за провиантом матросами. По тонкому расчету беглецов, у того, в чьи руки попало бы это послание, была просто обязана сформироваться трогательная, а главное убедительная картина — Тера и Ригби, навьюченные тюками с провиантом, как два маленьких мула, переходят от лавки к лавке под конвоем бдительных матросов и ни в коем случае ни во что не ввязываются. Идиллия происходящего усыпляла тревогу и напрочь отбивала желание отправлять людей на их поиски.

Донельзя довольные удавшейся экспедицией, друзья уже возвращались обратно, справедливо расценив собственные возможности в отношении горы, купленных и прихваченных сувениров, когда своевольная удача неожиданно показала язык и удалилась на поиски более резвой компании, оставив их один на один с неприятностями.

В тот вечер напарники почти разминулись со своим небывалым подвигом, а заодно и с массой, прилагавшихся к нему осложнений. Но, к несчастью, с ними не разминулся едва переставляющий ноги матрос. Пьянчуга не только не попросил прощения за выбитый из рук Теры кувшин с маслом, но и умудрился отвесить звонкую, ощутимую затрещину Ригби. В довершение ко всему, разошедшийся моряк еще и обругал последними словами наглых оборванцев, посмевших заявиться в Чистый квартал и попытаться сунуть грязные лапы в его, честного, уважаемого человека карман. В честь чего именно эта убогая, ничем не примечательная часть города, получила такое высокопарное название, ребята так и не поняли, как не поняли и того, почему это вдруг верзила принял их двоих за каких-то мелких прохвостов и решил обвинить в воровстве. Последнее особенно возмутило Теру, ведь если бы она и впрямь решила позариться на жалкие медяки этого «честного» малого, никакая сила на свете не сумела бы уберечь содержимое его карманов от неминуемого исчезновения. Но все это было не так важно, как то, в чем друзья сходились на все сто процентов — проглоченные обиды дурно сказывались на чувстве самоуважения и совершенно точно не заслуживали прощения, а вот немедленной расплаты за клевету, рукоприкладство и гибель ни в чем не повинного кувшина — запросто!

Им не составило особого труда проследить за шумным, медлительным обидчиком до самого порта, где он немного покружил, бесцельно переходя от одного сомнительного корабля к другому, пока не остановился возле невзрачной посудины под многообещающим названием «Старая каракатица» и не поднялся на борт. Ребята еще не решили, чем бы ему насолить и предпочли действовать по обстоятельствам, а для начала — избавиться от тяжелой, стесняющей движения поклажи. Но пока они прятали вещи и обсуждали план будущей пакости, видавший виды корабль, будто бы вымер.

Первоначальная сложность незаметного проникновения на чужую, тщательно охраняемую собственность, отпала. Всеми покинутая «Старая каракатица» встретила тишиной, пустотой и довольно впечатляющей горой опорожненных, легко узнаваемых по этикеткам бутылок. Будущей жертвы справедливости нигде не было видно, не нашлось даже захудалого дозорного, лишь парочка бесполезных, прикорнувших прямо на палубе матросов.

Что бы ни отмечал этот беспечный сброд до их прихода, место попойки явно перенесли, а значит не следовало опасаться, что кто-нибудь неожиданно нагрянет и вышвырнет двоих лазутчиков за борт. О немедленном отплытии так же не могло быть и речи. Ветхая посудина нуждалась в ремонте ничуть не меньше, чем их крепкий «Попутный ветер». Виной этому мог стать тот же шторм, а может потрепанный корабль вернулся из темных вод Злого моря и теперь праздновал очередной богатый улов диковинных редкостей, кто знает…

Беглый осмотр не отнял много времени. По большей части, ничего особенно странного на «Старой каракатице» не хранилось. Заурядное, не раз попадавшее в передряги судно, явно промышляющее контрабандой. Все так, как они и подозревали.

Самое интересно обнаружилось, когда друзья решили напоследок заглянуть в трюм и убедиться, что их грубый знакомец действительно ускользнул, не рассчитавшись за свою мерзкую выходку, а не остался дрыхнуть где-нибудь среди многочисленных залежей разномастного барахла.

Ригби уже собирался повесить обратно на крюк громоздкую масляную лампу, смирившись с тщетностью их поисков, как уловил краем глаза отблеск тусклого зеленоватого свечения. Испугавшись, что их сейчас поймают, он резко развернул за плечо Теру и приложил палец к губам, предупреждая, чтобы она не вздумала шуметь. Прошла минута, две. Ригби начал подумывать, что ему померещилось, как все повторилось, только на этот раз к свечению добавился еще и тихий плеск воды, вместе с приглушенным жалобным писком.

Источником загадочных звуков оказался здоровенный стеклянный ящик, наполовину заполненный мутной морской водой с обрывками водорослей и целой взвесью бурого, комковатого песка. Кто-то обвил его толстыми, просмоленными канатами, прикрыл обрывком паруса и задвинул в самый дальний угол, подальше от света и любопытных глаз.

Ни Тера, ни Ригби не собирались выяснять что же такого «ценного» можно перевозить подобным сомнительным образом. Глухой, плохо просматриваемый ящик не внушал доверия, но звуки и свет… Уйти, не отомстив обидчику, да еще и разжиться в придачу вопросом, на который уже не удастся отыскать достоверный ответ — нет уж, увольте!

Поддавшись любопытству, Тера решительно сдернула завесу и замерла перед толстостенным, местами потрескавшемся от времени и ударов, браконьерским аквариумом. Безмятежные мгновением ранее глаза, полыхнули яростной, прожигающей синевой, маленькие кулаки сжались до побелевших костяшек — дальнейшая судьба выгодного незаконного приобретения «Старой каракатицы» была предрешена.

Донельзя взбешенная кощунственным обращением со священным для всех валарданцев созданием, зеркальщица не только сумела в считанные минуты расправиться с путами и отворить ненавистный стеклянный ящик, но и бесстрашно выудила, трясущегося от страха, еле живого морского конька. Еще совсем маленького, беззащитного, перепачканного в какой-то вязкой пакости и уже успевшего, на свою беду, познакомиться с наихудшими представителями рода человеческого, теми, для кого нет и не было ничего святого. Лунная белая шерстка — вся в черных пятнах, поникшие остроконечные ушки, подрагивающий короткий хвостик и пока еще такие мягкие, сбитые о стенки стеклянной тюрьмы тоненькие ножки. Мерзавцам удалось сломить дух гордого морского создания. Сейчас конек совсем не походил на своих, искрящихся радостью и силой собратьев, даже особой, легко узнаваемой магии Доброго моря, и той от него не исходило, сколько бы Тера не пыталась распознать ее нежный отклик.

Осознавали ли похитители, что обрекают малыша на верную гибель, запирая в грязной, зловонной воде, такой ледяной и противной, что от одного взгляда на нее становилось не по себе? На тот момент зеркальщицу мало волновала предыстория злоключений маленького пленника, все, о чем она могла думать — это о немедленном спасение морского священного скакуна и о жестоком наказании для всех тех, кто посмел поднять на него руку. Ведь не повстречай это удивительное, светлое создание их двоих — наверняка бы испустило дух, в страхе и одиночестве, без малейшей надежды на избавление или сочувствие!