Тайна Ночи Свечей

Глава 16.1 За шаг до излома судьбы

Жизнь за жизнь — лязг, услуга за услугу — звяк, звяк… Неумолимые звенья единой невидимой цепи, объединяющей народы, города и целые королевства, беспокойно зашевелились, забряцали и, словно нехотя, поползли в сторону полуразрушенной каменной арки, где так неосмотрительно прятались чудом уцелевшие беглянки.

Благодарность за бескорыстие — щелк, клац! Очередной увесистый замок совести отыскал свободную шею и без труда занял, причитающееся ему по праву место. Невесомая и вместе с тем удивительно прочная цепь неспешно дала пару широких витков вокруг тела пухленькой перепуганной девчушки, как следует разлеглась по плечам, обманчиво мирно притихла, поблескивая стальными гнутыми кольцами в лучах утреннего холодного солнца, а после, неожиданно резко, выдернула беспечную пленницу наружу и поволокла за собой к борющимся у развалин часовни прядильщикам, прочь от спасительной темной ниши.

Хватило всего одного беглого взгляда, чтобы понять невероятное — у молодой северянки не было и шанса, что крайне удивляло, взращённого на старинных преданиях и сказочных небылицах, ребенка. Могущественный образ седовласой, белоглазой прядильщицы, одетой в традиционное бордовое платье, подпоясанное тонкой веревкой, никак не вязался с резвыми прыжками и увертками. И если все эти неподобающие северным сестрам рывки и скачки еще можно было принять за хитрые колдовские танцы, то как воспринимать недавний поток чудовищной брани, с которым разгневанная прядильщица обрушилась на сумасшедшего собрата? Чем дальше маленькая двуликая наблюдала за происходящим, тем сильнее крепли ее подозрения о подлинности происхождения вертлявой прядильщицы.

Завершающим штрихом полного разоблачения стал, неожиданно покинувший голову хозяйки, парик. Ни грозной магии нитей, ни надменной сдержанности, ни даже приметных, слишком рано поседевших кос у «северянки» на самом-то деле не было, как не было и особых причин ввязываться в схватку с превосходящим ее грубой силой противником…

Взревел, разозленный подлогом, сумасшедший. Отбросил в сторону изодранный белый парик, после чего одним резким прыжком очутился возле удирающей лжесестры. Громадный прядильщик с размаху навалился всем своим весом на хрупкую девушку и с остервенением принялся душить ее. Та — отчаянно отбивалась и брыкалась, стараясь высвободиться из рук убийцы, но куда там… Финал схватки был предрешен уже в тот момент, когда юркая, как ящерица, незнакомка очутилась на земле и не сумела вовремя подняться. Ей еще крупно повезло, что в руках безумного прядильщика не оказалось смертоносного серпа. Хотя, что толку думать о мимолетном везении, когда ее душа готовилась вот-вот отправиться за грань, а за ней, быть может, и их души, ведь маньяк вряд ли забыл о своих первоначальных планах на пушистые шубки двух маленьких двуликих?

Побледневшая, дрожащая от страха девчонка, не желала и дальше наблюдать за жуткой картиной со стороны и надеяться на лучшее, уже сейчас прекрасно понимая, что завершиться неравный бой может лишь одним. К тому же, кем бы ни была на самом деле неудачливая спасительница и что бы не замышляла до их появления на пустыре, она не задумываясь заступилась, рискнув собственной жизнью, а значит нельзя было взять и отвернуться, будто ничего не произошло, когда сама она заняла освободившееся место смертницы. Так честные двуликие не поступают!

Окончательно уверившись в необходимости вмешательства, девочка медленно наклонилась, стараясь не шуметь и не привлекать к своим действиям лишнего внимания, подобрала с земли увесистый булыжник, сжала покрепче и неслышно двинулась вперед. Острые сколы камня обдирали нежную кожу, холодя и без того озябшую ладонь. Короткие слабые пальцы побелели от напряжения и мелко задрожали. До чего же не хотелось подходить к здоровенному, рычащему похлеще иного зверя, прядильщику. Было откровенно жутко, однако, иного выбора не оставалось. Волны мурашек проносились по всему телу, норовя, если не предотвратить, то хоть замедлить самоубийственный порыв, но что-то необъяснимое не позволяло развернуться и убежать. Особое чувство добровольного долга ощутимо подталкивало в спину, нашептывая красивые слова давно позабытых героических песен старого Боривала. Почти в каждой из них пелось о непобедимых воинах и славных подвигах, а еще о том, что за союзников следовало держаться, как за себя самих, иначе победа, какой бы великой и славной та ни была, никогда не станет залогом долгой и спокойной жизни.

Маленькая двуликая прекрасно помнила эти, пропитанные далекой мудростью песни, служившие и ей, и ее многочисленным старшим братьям колыбельными. Сейчас старинные строки одна за другой всплывали в памяти и здорово поддерживали, унимая дрожь в пальцах и подбадривая. Шаг за шагом она молча преодолевала, разделявшее ее и, угасающую спасительницу, расстояние; напрочь игнорируя отчаянные крики, оставшейся далеко позади подруги, не поспевающей следом из-за основательно распухшей, подвернутой ноги.

В широко распахнутых медово-карих глазах ребенка застыла ни с чем не сравнимая, упрямая решимость, присущая одним лишь детям, еще не научившимся взвешивать последствия собственных поступков, зато прекрасно разобравшихся во взаимосвязи настойчивости и вероятности получения желаемого. А желала маленькая двуликая лишь одного — чтобы страшный прядильщик не заподозрил неладное слишком быстро и не обернулся в самый неподходящий момент.

Хладнокровное наваждение схлынуло лишь в тот момент, когда грузное тело мучителя рвано дернулось, на миг застыло, словно в неверии, что все это происходит на самом деле, обмякло и грузно завалилось на бок. Как нельзя кстати подвернувшийся под руку камень, в разы потяжелел и заметно побурел, недвусмысленно намекая на свою и ее роль в развязке грубо прерванного драматического действа. Окровавленный булыжник все тяжелел и тяжелел, продолжая больно впиваться в ладонь и ужасать одним своим видом. Но, несмотря на это, маленькая двуликая не могла заставить себя разжать пальцы и выпустить орудие мести. Бессмысленный взгляд метался вдоль трещин и сколов, отмечая мельчайшие изменения в расплывающемся темном пятне, цеплялся за каждый бугорок, и становился все обреченнее. Разбегались пугливые мысли, а с ними и тонкие ручейки запоздалых слез. Краткосрочный воинственный запал угас, оставив после себя тусклый дымок растерянности и непонимания.

С трудом поборов накативший приступ дурноты, девочка все же сумела разжать пальцы и неуклюже наклонила ладонь, будто надеясь, что роковой камень сам спрыгнет на землю, уподобившись ворчливой, потревоженной лягушке. Но тот видно не догадывался о возложенных на него ожиданиях и не желал так просто покидать теплое, насиженное место, до последнего цепляясь за тонкую кожу и оставляя на ней мелкие, припорошенные каменной крошкой царапины. Двуликая отчетливо видела, как камень все же опустился на землю, взметнув небольшое облачко пыли, но так и не расслышала удара. Внешние звуки не долетали до ее слуха, увязая в гулкой барабанной дроби, разошедшегося от запоздалого испуга сердца.

Неуклюже отступив на шаг, девочка едва не полетела на землю, споткнувшись о длинные ноги, распростертого на земле прядильщика. Ей совершенно не хотелось узнавать, что стало с его головой и жив ли он еще. Вполне хватало и успокаивающей нелогичной надежды, что враг всего лишь оглушен и уже совсем скоро очнется… Все же она не была убийцей ранее и не собиралась становиться таковой в будущем! Вот только что делать, если злобный прядильщик очнется, а она все еще будет находиться поблизости? Спасительного камня в руках нет, преимущество неожиданности утрачено, а сама она не слишком прыткий бегун. То ли дело легкая, как перышко Виви, но и та не убежит далеко с такой-то ногой.

Услужливая фантазия моментально обрисовала безрадостную перспективу новой погони, из-за чего двуликую заметно передернуло. Следовало бежать и прятаться, пока не поздно, но ноги отчего-то не желали слушаться. Становилось все холоднее. Очередной порыва ветра вынудил сжаться и обхватить себя за плечи, надеясь хоть так удержать последнее тепло. Но и этого оказалось недостаточно. Тогда маленькая двуликая поглубже зарылась носом в пушистый, мягкий шарф, успокаивающе пахнущий домом и совсем немного сладкими булочками. До боли зажмурив глаза, девочка представила уютную, безопасную гостиную, весело похрустывающий поленьями камин и упитанную домашнюю кошку, постояла так минутку, собираясь с мыслями, после чего распахнула глаза и медленно опустилась на колени возле поддельной прядильщицы. Плакать и жалеть себя больше не хотелось, неуемное детское любопытство вытеснило страх и придало уверенности.

Стоило ей податься вперед и присмотреться, как стал отчетливо различим искусный грим. Нечто подобное маленькая проныра не раз видела на лицах актеров, дававших разнообразные увлекательные представления на сцене малого боривальского театра, расположенного как раз напротив ее дома. Слишком часто восторженная зрительница тайком пробиралась за кулисы и с упоением рассматривала красивые баночки с пудрами, красками и белилами, чтобы не приметить на лице незнакомки следы кистей и пуховок, пусть и в таком тщательно проработанном, правдоподобном образе. К тому же были и более веские доказательства, чем ее догадки. Умелая маска пережила ожесточенный бой, не поддалась губительному воздействию песка и сажи, но не сумела устоять под натиском самых обыкновенных слез, проложивших сквозь слои краски, едва заметные, поблескивающие дорожки.

По хрупкому телу фальшивой прядильщицы то и дело прокатывались волны судорог. Она нервно дергалась и извивалась, силясь то разодрать короткими ногтями горло, то загрести побольше мелких камешков или сжать в кулаках пару пучков пожухлой серой травы, чтобы уже через секунду зло зашипеть и швырнуть все набранное в незримого, вызывающего приступы бешенства, противника.

Поначалу девчушка не на шутку перепугалась и отшатнулась, даже подскочила, собираясь удрать, но передумала… А вскоре незнакомка надрывно закашлялась, сжалась в комочек и принялась быстро неразборчиво шептать. Паника отступила так же быстро, как и появилась, уступив место жалости и сочувствию. Двуликая вновь опустилась на землю, протянула подрагивающую руку и осторожно коснулась щеки незнакомки. Что-то с той было явно не так! Девочка не сразу поняла, что именно ее так смутило, а догадавшись, отдернула пальцы и предусмотрительно отползла подальше. От бледной кожи чужачки веяло нестерпимым холодом, непривычно твердая и скользкая, она совсем не походила на кожу двуликих или крылатых. Трогать прядильщиков ребенку не доводилось, но несмотря на это, девочка сильно сомневалось, что для них подобное состояние в порядке вещей. Растерев между подушечками пальцев приставшую белую краску, маленькая двуликая нахмурилась, закусила губу и с грустью припомнила, как язвительно отзывались о суеверных трусах старшие братья, никто из них точно не напридумывал бы всякого, а она!