Тайна Ночи Свечей

Глава 3.2 Злой ветер

Лис до конца не мог поверить в существование такого редчайшего невезения. Все складывалось одно к одному и, конечно же, завязывалось петлей на их шеях именно сейчас, в момент, когда силы были уже на исходе.

В подтверждение его мыслям, раздался осторожный стук в дверь и, пока еще робкий, вопрос господина Сибидира, явившегося наконец проверить, что стало с его платежеспособным жильцом. У старика наверняка уже имелись мысли, как заставить господина Белого Лиса заплатить за исчезнувшие окна и блюдца, а также все другие полезные вещи, покинувшие безутешного енота, стоило тому пустить под свою крышу подозрительного двуликого, о котором ходило столько слухов.

— Господин, вы там живы? Вас не задел этот страшный ветер? — начал издалека старый скряга.

Продолжить ему не дал грохот, сотрясший весь дом. Кто-то настойчиво барабанил в дверь и задавал хозяину примерно те же вопросы, какие только что озвучил сам Сибидир. Не дождавшись ответа от постояльца, Грэнго развернулся и побрел отпирать входную дверь.

— Тера, нам пора уходить, — взмолился Эйнар, глядящий на сестру с сочувствием и абсолютной верой в то, что они еще поборются. Если стекольщица, к которой вернулся страх высоты, многократно усиленный соприкосновением с колдовством зеркал, все же не сумеет пересилить себя, ему придется спуститься со шкафа и взять ее на руки. Как при этом они станут забираться обратно на шкаф, позволяющий добраться до потолка и спасительного люка, он представлял весьма отдаленно.

— Иди один… Ветру стоило забрать и меня с собой. Стекло всегда остается лишь хрупким стеклом, рискующим разбиться, будь то хоть ваза, хоть сама стекольщица. Наивно было предполагать, что я смогу избежать участи многих других, — безнадежно посетовала Тера, оставив попытки сделать еще хоть шаг по направлению к шкафу. Подъем с пола дался ей ценой нечеловеческих усилий. Ее тянуло присесть обратно. Даже высота собственного малого роста казалась теперь непомерной.

— Либо уходим вместе, либо оба остаемся! — прорычал лис, впервые за всю жизнь осознавший, зачем тетя Клара обучала Теру не только тому, как быть настоящей стекольщицей, но и как отказываться от собственной сущности и становиться кем-то другим. Черностекольщики, красностекольщики, зеркальщицы, хрустальщицы и многие другие представители народа стекольщиков — все они обладали силой, но были при этом пугающе уязвимы в своих слабостях, приходящих вслед за использованием слишком сильного колдовства.

— Нас сдадут Корде, Тера. Ты ведь помнишь высокую гору прядильщиков? Они не просто так основали свой город на самой вершине, — принялся бить по больному лис. Пользоваться излюбленной тактикой тети Клары ему претило, но он был вынужден признать, что она всегда приносила отличные результаты.

— Бесконечная кордская лестница, хватит одного взгляда вниз, чтобы закружилась голова. А сколько там ветров! Стоит только раз потерять бдительность и все, уподобишься крылатым Гродарина. Только в отличие от них, полетишь ты не вверх, а вниз.

Эйнар не отводил глаз от лица сестры и говорил с такой холодной уверенностью, что Тера сама не замечала, как делает шаг за шагом, стараясь укрыться от страшной картины под защитой того, кто не раз вытягивал ее из самых скверных историй. Осознала она, что все-таки справилась, лишь когда пальцы Эйнара намертво сомкнулись вокруг ее запястья. Лис одним сильным рывком втащил зеркальщицу на шкаф и тут же уперся свободной рукой в чердачную балку, восстанавливая равновесие.

В дверь яростно барабанили, но та не поддавалась, собираясь держать оборону до последнего. Выкрики, заполонивших лестницу разгневанных двуликих, набирали обороты. Они уже знали, кем оказался загадочный съемщик и, очевидно, припомнили все дурацкие слухи, которыми снабдил город полоумный клуб сплетников с улицы «Полезных дел».

— Я подправил замок, еще в первый день, так просто они сюда не ворвутся, — с мрачным удовлетворением заметил лис и принялся вылезать на крышу, таща за собой, невольно упиравшуюся Теру.

Эйнар понимал, что сейчас их жизни зависят только от того, смогут ли они выбраться на крышу и перебраться на противоположную сторону. Ветви старого вяза, растущего у кладбищенской ограды, подходившей почти вплотную к шестому дому, как раз касались крыши. При должном везении по ним можно было спуститься, не попавшись на глаза разгневанной толпы.

Тера тяжело дышала и пригибалась к мокрой после прошедшего дождя черепице. Она, как могла, старалась побороть свой страх, лихорадочно проговаривая слова старой шуттанской поговорки, переделанной другом детства специально для нее еще много лет назад. Он научил ее этим волшебным словам, когда совсем маленькая Тера, размазывавшая по лицу злые слезы и проклинавшая свой нелепый страх, мешавший ей, бывшей ничуть не хуже такого же мелкого и тощего, как она сама, мальчишки, с легкостью порхать по канату, не страшась упасть и свернуть себе шею.

Сейчас, стоя на скользкой крыше, боясь посмотреть вниз, она с трудом могла поверить в то, что Ригби, ее дорогой друг из Шутты, когда-то смог, играючи преодолеть мучивший зеркальщицу, вполне распространенный для всех стекольщиков — страх высоты. Тогда он не просто заставил ее влезть на канат, но и научил быть такой же ловкой и легкой, как он сам. И вот теперь все вернулось, она вновь тряслась и задыхалась от ужаса перед пустотой, отделявшей ее от такой далекой и твердой земли.

— Мой страх живет только во мне одной, я сама решаю, как с ним обойтись. Захочу — оставлю, захочу — прогоню. Страх мой, лишь я могу выбирать, что с ним делать… Я иду, я не смотрю в низ. Я смеюсь, глядя в глаза пустоте, отделяющей меня от удара о землю! — продолжала убеждать саму себя Тера, развивая спасительную мысль так и эдак, пока брат тянул ее за собой, оскальзываясь на потемневших от влаги черепицах.

Ветер путался в растрепавшихся волосах зеркальщицы и холодил лицо. В какой-то момент ей показалось, что она вот-вот ухватится за хвост верткой уверенности в своих силах. Но стоило ей бросить неосторожный взгляд вниз, как новая волна паники заставила ее припасть к крыше и дернуться назад, в сторону, оставшегося за спиной спасительного люка. Едва не вывихнув себе руку, Тера чуть не столкнула Эйнара, тратившего все силы, на то, чтобы удержаться на крыше самому и не упустить, упиравшуюся и не желавшую помогать ему сестру.

Послышался особенно громкий удар, а затем и нарастающий шум голосов. Толпа ворвалась на чердак. Оставалось лишь делом времени, когда беглецов догадаются искать на крыше.

Не видя другого выхода, Эйнар с силой дернул на себя Теру и точным ударом приложился древком лука к ее голове, пониже затылка. Удар был несильным, но метким, точно в то место, как учил шуттанский купец — близкий друг тети Клары, побывавший ни в одной передряге и всегда выходивший, если не победителем, то, хотя бы, не проигравшим. Особого вреда такой удар нанести не мог, зато противник лишался сознания и переставал вредить, что было сейчас настоящим спасением.

Лис повесил лук на одно плечо и взвалил, обмякшее тело сестры на другое. Хоть Тера и весила не больше мешка картошки, больная нога сразу же дала о себе знать и Эйнар чуть не полетел с крыши, опасно накренившись при первом же шаге в сторону противоположного ската.

Кровь начала пропитывать повязку. Пот, катившийся градом, застилал и без того скудный обзор. Эйнар успел убраться от люка и спрятаться за массивным каменный дымоходом, как раз вовремя. В следующую минуту, один из ворвавшихся на чердак двуликих, догадался выглянуть на крышу, вместо того чтобы бесполезно обшаривать чердак, на котором при всем желании не удалось бы спрятаться даже маленькой мыши.

— Его здесь нет! — заорал, оставшимся внизу, рыжий Рилтис, рьянее всех поддерживавший хозяйку «Бурой лапы». Вот только его прежние мотивы резко сменили курс, когда он оказался в доме енота Сибидира. Теперь Адама подталкивало к действию, лишь острое желание не остаться крайним.

Предполагаемым постояльцем, учинившим весь этот уличный беспорядок, был знаменитый господин Белый Лис, поэтому на Рилтисе сошлось слишком много подозрительных взглядов. Он хорошо понял, о чем подумали воинственные двуликие. Пришлось спешно уверять всех, что Белый Лис и не лис вовсе, будто Адам Рилтис такой простак, что и не признал бы сородича. И кого старый полосатый дурак пустил под свою крышу, еще проверить нужно!

— Не высовывайтесь и не шумите! Я уведу их с чердака, тогда и спуститесь обратно, — еле слышно прошипел рыжий заговорщик своему северному лисьему собрату, уловив присутствие того по запаху.

Адам Рилтис был способен учуять кого угодно и где угодно, но жизнь повернулась к нему спиной. Он так и не сумел стать сыщиком, как мечтал с самого детства. Теперь же он наконец использовал свой острый нюх по назначению — выискивал способ спасти не только свою рыжую шкуру, но и жизни двух незнакомцев, от одного из которых пахло особенно странно, запах был горьким и каким-то травянистым. Эта смесь Адаму совсем не понравилась, так что он еще больше уверился в правильности принятого решения. Не хватало еще попасть под горячую руку пьяной толпы, ищущей на каком бы лисе отыграться за чашки, блюдца и уродливые вазочки, которые сто лет никому не были интересны, но оплакивались теперь, как величайшее сокровище всего Дэйлиналя. Если окажется, что Белый Лис и правда виновен, они не станут долго разбираться в цветах, а разорвут за компанию и его рыжего собрата.

— Спасибо, друг, — удивленно отозвался Эйнар, уже приготовившийся сражаться и, вдруг, получивший нежданного союзника там, где и не ждал.

— Народ, мне кажется, я что-то вижу на кладбище. Похоже правы были, решившие искать призраков растревоженных преступников. Ох и страшны! Вижу троих, плывут над землей, трясут кандалами и светятся. Сюда плывут! — напустив в голос побольше зловещих ноток, рыжий лис умело посеял новую волну паники. Он с ловкостью сыграл на недавних страхах и суевериях, переполнявших души двуликих, заполонивших чердак. Все они предвкушали расправу всего над одним врагом. Но появление целых трех неизвестных злобных духов, значительно поколебало их уверенность в собственных силах.

Не прошло и минуты, как дом опустел, даже старика Сибидира, упиравшегося всеми конечностями, уволокли, не желая отдавать на съедение кладбищенским гостям.

Двуликие, хоть и умели, когда требовалось, проявлять свирепость и даже жестокость, все равно оставались самими собой — в сущности неплохими людьми со звериными инстинктами, порой оказывавшимися куда человечнее, нежели порывы обычных людей или тех же прядильщиков, не умевших превращаться в бобров или рысей, но способных бросать себе подобных и уходить, не оборачиваясь и не задумываясь о последствиях своего нежелания остановиться, хоть на минуту, чтобы помочь.

Убедившись, что все тихо, Эйнар выбрался из укрытия, взвалил, не приходящую в сознание Теру на спину и стал возвращаться обратно, на успевший надоесть ему хуже смерти чердак. Спуск дался не без труда. Раненая нога отказывалась слушаться и казалась чужой, зрение начинало тускнеть и плыть. Лис уже чувствовал, как яд медленно дюйм за дюймом отвоевывает его плоть, поднимаясь все выше.