Книга шороха

– Здравствуй, брат.

Селедка не поворачивалась к мальчику.

Он шмыгнул носом, скривившись от подступающих рыданий.

– Ты давно уже не ребенок, – к ее груди подступала закипающая волна ненависти, – хватит тешить себя сказками.

– Но Айя, – всхлипывая, он размазывал по щекам зеленые сопли, – она же там, внизу.

Ей стало мерзко.

– А не ты ли меня туда скинул? – тихая, забитая до этого дня, злоба устремилась к языку. – Ведь именно ты меня продал, свалил все на меня, а сам побежал спасать свою задницу.

Эр гладил ее по голове.

– Отомсти, – ласково мурлыкал Ветер, – он заслужил.

Качели с треском поддались порыву. Аили достала из-за пояса нож и обрезала канаты. В детских глазах блеснул испуг.

Мальчик полетел вниз. Последовал тупой удар о землю. Его тело покрыло острый камень, расплескало в водах серой реки темную кровь.

Черный Ветер ликовал. Казалось, оковы, связывающие его, оборвались. Но в чужом мире разума не он хозяин, а Шелест, и только Шелест может отличить мнимое от реального. Селедка схватила его за цепь и спрыгнула вслед за ребенком, утащив за собой в ревущую бездну.

А земля оказалась прямо под ногами.

– Ты изменяешь все под себя, – брат сидел на мокром валуне позади и гладил рассыпанные по гладкому камню багровые волосы мертвой девочки.

– Она ненастоящая, – Аили приблизилась, сжав кулаки.

Иал отрицательно покачал головой:

– Была настоящая, пока ты не пришла. – Он слез и бережно поднял тело на руки. – Я бросил тебя в пропасть и не хотел больше помнить этого.

Опустил труп в холодные ртутные воды, и она заглянула в собственные глаза. Уже помутневшие и затянутые тугой блеклой пленкой. Глаза дохлой рыбы. Тухлой селедки черноспинки, грудами сваленной в порту Арх-Дамана.

– В тот момент, когда родился Шелест, умерло твое прошлое, ты знаешь. – Иал отпустил тело, и волны, жадно лизнув поломанные детские руки, понесли забытую и брошенную девочку в серую даль. – И вот – ты здесь, а она уже нет. Шелест убил ее. И я убил. И отец. И мама.

Он виновато опустил голову, а Аили с ненавистью сжала губы. Ей мало признания. Брат не лгал ей, потому что невозможно лгать Шелесту в мире разума, и это выводило ее из себя. Селедка желала, чтобы он юлил и лукавил, чтобы боялся ее, но нет.

Перед ней стоял тот же Иал, который продал ее старику Рудиду за мешок монет и карту с неведомой землей. Мрачный, небритый и грязный, глядит исподлобья, словно побитая мокрая псина. Почти скулит, но не издает ни звука. Скулит одними только сомкнутыми, ерзающими губами. Худой и бледный. И один во всем мире.

Эр нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Скрежетали и противно визжали его ржавые доспехи, когда он поднимал ладони к лицу, вставляя на место выломанные кости черепа.

– Ответь мне, – Селедка обошла брата, – зачем ты так? Почему нельзя было просто вместе сбежать подальше, да жить потише?! Я так сильно тебя тяготила?!

Она обессилено плюхнулась на бесцветную русую землю.

– Он, – Иал указал на Ветра, – захотел тебя, а не меня. Отец сказал, что выбор сделан. Ветер давно выбрал.

Аили с бешенством взвыла, в недоумении воздев руки к золотому небу.

– Я отдал тебе имя, наш род и все имущество. Так велел наш отец.

– Не нужно мне все это. Что я делать стану с домом-развалиной, да именем преступника? Ты идиот, брат.

Сил на ярость в ней больше не было.

– Ты идиот.

Эр был почти человеком, потому сел рядом, вытянув ноги, и ободряюще потрепал ее макушку.

– Почему вообще надо было бежать... – она не спрашивала, но Иал не мог противиться законам мира разума.

– Гарон повесил отца. И за нами шли еще очень долго.

– А мама?

Он развел руками:

– Не знаю.

Иал не лгал. Не мог лгать, и от того Аили становилось все больнее. Она почти задохнулась от негодования:

– Ты даже не пытался ее найти? Ты мог вернуться!

На сгорбленные плечи брата легли смуглые ладони незнакомца в светлом плаще. Неизвестный мягко улыбался сквозь густые рыжие усы.

– Мы хотели, – глухо ответил он, – но на полпути нас стало двое или даже больше. Я про тебя не помню, а он, – Светлый потряс Иала из ее прошлого, – он уже никогда не проснется.

– То есть?

Оба были ее братом, как и тело мальчишки неподалеку.

– Мы отправились далеко… К Обратным землям, к Семмиру. Корабль разбился о скалы Синего скоса. Твой брат много пережил, и на порог Аззама Вади попал пустым человеком без имени, лишь с бумагой о сделке с Рудидом. С того дня Иал Ферс перестал существовать.

Как бы ни выглядел ее брат, все они казались каучуковыми куклами, так натурально окрашенными под живых людей. Их слова верны – Иал умер, а отомстить, значит, некому.

– Расскажи мне все с самого начала.

Она устроилась поудобнее, облокотившись об Эра, и вытянула ноги к реке. Тем временем, Светлый отпустил ее брата, и тот ушел по течению, унося на руках тело мальчика.

– Отец погиб из-за него, – он указал на изумленного Ветра. – Из-за Дома шепота, из-за нас. Из-за многих причин и людей, но его убил соратник. Гарон побоялся, что после смерти старого Короля Маран сам заявит права на трон. Влияние нашего дома в народе и в Большом совете было сильнее. Не хватало лишь армии, которая как раз была у Гарона.

Он набрал в ладони воды и выплеснул на лицо, смывая горькое вязкое воспоминание.

– Мать хотела отправить нас задолго до того, как все произошло, но не успела. До меня о ней доходили лишь обрывки, слухи, всякие выдумки. Кто-то шептался даже, что она вернулась однажды в поместье, где ее и убили. А время прошло – и народ вовсе забыл болтать о Наймаране Ферсе и его семье.

– Значит, – Селедка нахмурилась, – во всем виноват Гарон?

– Как смотреть. – Иал почесал сальную голову.

В его словах не было ни злости, ни желания оправдаться. Говорил, как видел все прошлое и пережитое перед собой, разложенное в рубцах линий на сухих меловых ладонях.

– Эр пожирает тебя, потому что старая Вельва повязала вас. Лето тебя к ней отправил. Дом шепота сделал из тебя безвольного Шелеста, а в Дом тебя отослал Рудид. Из нас двоих Ветер хотел получить тебя, а мне отец приказал выжить. Старику тебя продал именно я, ведь так тоже велел отец. Велел потому, что сошелся однажды с Гароном и поддержал его идею переворота, на чем и обжегся. Выходит, началось все с Гарона.

Селедка сосредоточенно слушала его, разглядывая черные линии татуировок на коже. События тянулись крепкой цепью от нее к Эру, и каждый человек, участвовавший в ее судьбе, был звеном в этой цепи. И был виновен. Даже отец.

Вокруг начинала прорастать мелкая невзрачная травка, а горы содрогнулись. Солнце принялось восходить из заката, сменив направление своего пути, и мир постепенно тускнел.

– Брат врет тебе, – прошептал Ветер, встав с земли. – Тобой играют.

И в его словах лежала крупица истины, придавленная неподъемным грузом лжи.

Иал не мог здесь врать. Ей правда играли.

Аили все же засомневалась. Очень просто повернулась история – отец спасал детей, брат защищал сестру, остальные выполняли приказ, а врагом оказался коварный узурпатор и тиран – Багровый король. Само воплощенное зло, и Эр не годился ему в подметки. Колесо с горы спустил Маран, и оно, выходит, по сей день катилось в заданном им направлении, не подскочив ни на одной кочке и ни разу не упав на бок.

Ветер утих. Скалы рухнули. Каменные валуны – капли их тел, – рассыпались в песок и смешались с серой землей. Пересохла река, и исчезло все, что напоминало о брате, кроме него самого – размытого, смазанного светлого пятна без лица и имени. Вокруг качались высокие белые цветы гречихи, шипели и набегали друг на друга, как пенные шапки морских волн. Ничего. Только земля, небо и травы.

Очертания стертых ветром губ задрожали:

– В гречишных полях обитают звери...

Аили попыталась дотронуться до него, но рука прошла сквозь силуэт, нащупав лишь воздух.

– ...Гречишные поля посадили люди.

Тяжелый вздох со свистом вышел из его груди. Иал растворился, оставив после себя обрубленное грубое слово – брат. Не ошлифованное и твердое, оно легло ей в ладонь, словно шершавый деревянный шар, обожгло, упало на землю, и укатилось прочь, туда где никого не было. Среди гречихи не прятались ни звери, ни люди. Только Аили стояла одна посреди бесконечного поля, а Эр заботливо заплетал ее волосы в косу.

– Это писал Маран. – Тихо прохрипел он. – Его слова живут до сих пор, а Багровый король так и не разгадал их смысла. Ему не дано. Он всего только человек.

– А мы, значит, звери.

Цепи, сковавшие Ветра, медленно опустились ей на шею:

– И из снов твоего отца мы превратились в правду.

* * *

Дом был убран и блестел в свете зажженных огней, как обмазанный маслом, жадно и сытно, и если был бы живым, то непременно облизнул бы жирные пухлые губы. Раду и местные, которых за скромную плату попросили помочь, потрудились на славу: с окон сорвали доски, подлатали, как могли, местами худую крышу, а в саду сожгли поломанную мебель. Еще с утра выстирали постельное белье для жилых комнат, сняли выцветшие изумрудные шторы, выбили старые и пыльные, но когда-то бесценные ковры. Пятна крови въелись в сам дом, и вывести их до конца так и не удалось ни с темно-зеленых покрывал, ни с шелковых простыней, ни даже с алого паркета из амаранта. Чистке не поддался и древний родовой гобелен, потемневший не то от сырости, не то от копоти у самого низа, откуда фамильное древо вело свое начало. Так его и оставили одиноко висеть на серой стене в господских покоях.

Ютран вышел к обеду, разбитый и раздосадованный долгим и нездоровым сном. Весь день его мучили кошмары о прошлом, о Гароне и его скорой мести, о Дже и о сыновьях. Порожденные нервными и беспокойными мыслями о заговоре против Короля, страхи обретали власть над Ютраном, довлели над его сознанием, и уже пытались руководить, вести, и говорили, что нужно делать. Однако ему хватало выдержки не идти у них на поводу. Сейчас главное – найти союзников в провинциальных владениях. Из чинуш войско не соберешь, а народ одним только словом не заманишь. Нужны деньги, нужны люди.

Накануне вечером Мирк посылал за хранителем ключей Дворцового города, и – большая удача, что Великий канцлер оказался заинтересованным лицом, а не очередным прихлебателем Короля. Ютрану теперь оставалось просить местного старчего о людях, ведь никто, кроме него не смог бы поднять деревню. Солдаты идут до победного конца за тем, в кого верят. За тем, кого боятся, они идут лишь до поля боя. Их хватило бы, чтобы отвлечь королевскую стражу, пока Шелест подберется к Гарону и сделает свое черное дело. Таков был план.

"Только бы Йом успел", – Ютран бессильно схватился за бритые виски, руками зажал голову до боли.

Он вышел из темного глухого коридора в залитую голубыми сумерками столовую, где Раду подавала кушанье на всех: и на детей, и на деревенских, что помогали ей с домом. Панту тоже присоединилась. Так оживленно и тепло никогда не было даже в его городском поместье. Пахло печеным с яблоками гусем, маринованным в меду, и пусть завистливые языки смирно лежат на зубах и не смеют наговаривать – Ютран знал, как это вкусно. Как хрустит рыжая корочка, и какое сладкое это белое и нежное мясо под ней.