Багровая смерть

— Что вы пытаетесь сообщить друг другу?

— Она надеялась, что тела восстанут как что-то другое? — спросил Жан-Клод.

— Одна из причин, по которой она хотела меня, помимо очевидной, заключалась в том, чтобы иметь вампира, созданного не ею. Она надеялась, что я смогу создать больше вампиров для нее, но со мной это так же не сработало, как и с ее вампирами.

— Ты когда-нибудь видел, как она сама пыталась создать вампира? — спросила я.

— Да. Ей удалось создать одного из нас, но второй не поднялся для нее, как и остальные.

— Знаешь, раз ты тогда был в Ирландии, мог бы поделиться информацией со мной и это было бы хорошо для Дамиана.

— Мы никогда не были с ним друзьями, но поклялись друг другу, что каждый из нас расскажет свою часть истории, но не упомянет другого, если когда-нибудь заговорим об этом.

— Я думаю, Дамиан так упорно борется со своими страхами, что не может ясно мыслить о том, какая информация может оказаться полезной для вас с полицией, — заговорил Натэниэл.

Я взглянула на него и почувствовала, как мое раздражение пошло на спад. Если Ашер испугался Злобной Ирландской Суки, то Дамиан, должно быть, вообще цепенел от ужаса.

— Он действительно хорошо это скрывает, даже метафизически, — заметила я.

— Он очень храбр, — сказал Натэниэл.

— Да, он таков! — сказала я, про себя добавив «черт побери».

— Так мы рискуем Эхо и Джакомо, беря их в Ирландию? — спросил Натэниэл.

— Черт, — выругалась я.

— Я в это не верю, — сказал Жан-Клод.

— Как мы можем быть уверенными, что с ними все будет в порядке?

— Причина, по которой я был в опасности, заключалась в том, что я не был мастером, — сказал Ашер. — Но все Арлекины — мастера, отказавшиеся от своих прав на собственные территории, чтобы стать неотъемлемой частью королевской гвардии.

— Конечно! — воскликнула я. — У всех же есть животные зова, которых могут иметь только мастера. — Очень хотелось съездить себе чем-нибудь тяжелым по лбу в этот момент.

— Кроме Дамиана ты берешь только мастеров вампиров, — сказал Жан-Клод.

— Окей, хорошо знать, что я больше никем так не рискую.

— Но, если я правильно понял, в Ирландии происходит мор вампиров.

— В Дублине их куча и каждый вечер пропадает все больше людей.

— Но новообращенные никогда не становятся сразу мастерами, — заметил Ашер.

— Поэтому их не должно быть в Ирландии, — сказала я.

— Нет, не должно.

— Кто-нибудь когда-нибудь рассказывал, почему вампиры не вставали так, как им предполагалось? — спросила я.

Он подумал об этом, нахмурившись глядя в пол, но, наконец, покачал головой:

— Нет, просто, что это как-то связано с землей. Что она отвергает наш вид.

— Арлекин сказал нам, что земля там живее, потому что обладает высокой концентрацией магии Фейри, и поэтому мертвые на ней не поднимаются.

— Тогда почему они поднимаются сейчас? — спросил Ашер.

— Одна из теорий заключается в том, что дикая магия в Ирландии постепенно угасает, как и во всем мире. Начиная с городов, откуда пошли все новые вампиры.

— Не могу утверждать что-то по этому поводу, но я знаю, что то, что ты описывашь, никогда бы не случилось с Миледи в полной силе. Тут что-то не так.

Я почти спросила, не заставила ли она его так ее называть, но не стала. Если так, то пусть, и не надо это трогать.

— Мы едем в Ирландию, чтобы попытаться исправить то, что не так.

— Знаешь, почему она хотела, чтобы я был с ней в Ирландии, Анита?

Я пожала плечами:

— Потому что ты прекрасен и великолепен в постели.

Обычно это заставляло его улыбаться, но не сегодня. Он убрал волосы в сторону, чтобы открыть все лицо. Он делал это настолько редко, что это почти поражало. Шрамы в действительности покрывали небольшую часть его лица. Мы все находили его очень красивым, но для него шрамы были почти всем.

Он отпустил волосы, но больше не пытался за ними прятаться:

— Она хотела этого, моей испорченной красоты. — Он поднял край своей классической свободной рубашки, чтобы обнажить гораздо более серьезные шрамы, покрывавшие его тело от груди до пояса с одной стороны. Шрамы сбегали глубокими бороздами с шероховатой текстурой почти с каждого сантиметра с той стороны его верхней части тела, когда другая оставалась все еще гладкой и совершенной, как в тот день, когда Жан-Клод встретил его. Я разделила некоторые из этих воспоминаний, поэтому знала, как выглядел Ашер, прежде чем церковь попыталась выжечь из него дьявола.

— Для нее большое удовольствие видеть красоту, которая чем-то испорчена. Она нашептывала мне и Жан-Клоду, что сделала бы с нами, если бы могла. Увидев, что сделали со мной инквизиторы, Миледи сказала, что не могла бы сделать лучше, что это идеально.

Жан-Клод потянулся к нему:

— Не мучай себя, mon ami.

Ашер позволил своей рубашке вернуться на место:

— Некоторые считают ее сострадательной, потому что она собирает изувеченных на роль ее любовников. Многие из нас думают, что нас больше не полюбят теперь, когда мы изуродованы, так что это чудо для некоторых. Я видел, в ее коллекции женщину, потерявшую конечность в результате несчастного случая. Она не любила женщин и привела ее быть любовницей для нас. Но ей быстро наскучило большинство из них, и, если не было того, кого постигла такая же ужасная судьба, как меня, или ту женщину, то Миледи создавала свою собственную.

— Что ты имеешь ввиду под «создавала свою собственную»? — спросил Натэниэл.

— Она нашла другую молодую женщину, смуглую красавицу, достойную двора Белль. Ее не стало, когда Миледи закончила с ней. Она держала ее как прислугу. Пытка была сексуальна для нее, но она, казалось, наслаждалась просто тем, что рядом с ней женщина, необыкновенная красота которой была разрушена.

— Дамиан говорил, что она не выносит никого красивее себя, — сказала я.

— И ты берешь с собой Натэниэла, Мефистофеля и Дамиана. Даже Эхо нечего делать рядом с Миледи. Все вы будете искушать ее создать свой идеал испорченной красоты. Никки был бы совершенен со своим глазом и шрамами. Он, по крайней мере, будет в безопасности от того, что она усугубит его травмы.

— Погоди. Дамиан был у нее на протяжении многих веков и она не сделала этого с ним. Он прекрасен.

— Он был достаточно красив, но не настолько прекрасен, каким его сделала ты, Анита. Его нос был сломан, еще до того как он попал к ней, и даже этого несовершенства оказалось достаточно угомонить ее поползновения к нему, но твоя магия выправила нос и изменила костную структуру лица. Теперь он прекрасен, Анита. Разве ты не понимаешь, что она сделает с ним сейчас, если он снова попадет под ее власть?

— Мы будем с полицией все это время, — сказала я.

Ашер покачал головой:

— Она думала, что так я еще красивее, и та женщина, которую она трамировала, стала одним из немногих вампиров, которых нам удалось поднять, пока я был там.

— Хочешь сказать, что создал женщину, которую она изуродовала? — спросила я.

— Я думал, что она умрет, как другие. Я надеялся, что это милосерднее — закончить ее жизнь и освободить от Миледи, но она восстала. Она ожила, когда я желал обратного, как и она сама. Иронично, не так ли? Слабое чувство юмора у Бога, или, возможно, у дьявола. Я больше не знаю, кто правит в некоторых местах на земле. Если Бог — вселюбив, Он не может править злом, которое творит Миледи, и, если Дьявол управляет ею, ему стоит молиться, чтобы она никогда воистину не умерла, потому что она придет управлять его королевством на сотни и сотни лет.

— Теперь ты чересчур драматизируешь, — заметила я.

Он опустился на колени перед нами, подняв руки вверх, как бы умоляя нас:

— Прошу тебя, Анита, не вези красоту Натэниэла в Ирландию.

— Я тоже здесь нахожусь, — сердито сказал Натэниэл.

— Я вижу тебя, мой мальчик с цветочными глазами.

— Я не мальчик. Я мужчина, и ты не можешь говорить обо мне так, будто меня тут нет.

— Прошу, Натэниэл, я не переживу, если она уничтожит твою красоту. Пожалуйста, не уезжай.

— Мы опоздаем на самолет, — сказал он, холодным от гнева тоном. Он начал уходить, но Ашер схватил за руку его и меня.

Телохранители зашевелились, один из них касался микрофона у уха, что означало, что вот-вот появится подкрепление. Их было четверо на нас четверых; если бы нам понадобилось подкрепление от Ашера, тогда все пошло бы ужасно не так. Я не думала, что дойдет до рукоприкладства, поэтому подняла свободную руку, останавливая. Он не причинил нам вреда… до сих пор. Если бы мы его так боялись, тогда никакие извинения в мире не имели бы значения, поэтому я махнула им отступить и надеялась, что позже не пожалею об этом.

— Отпусти, — возмутился Натэниэл.

— Ты его слышал. — Я не стала выдирать руку, потому что знала, что лучше не пытаться перещеголять вампира, но мне хотелось немного потянуть. Это было на автомате.

— Я люблю тебя. Я люблю вас обоих. И не вынесу, если кто-то из вас окажется в ее власти. От одной мысли об этом меня тошнит. — Слезы, которые сверкнули в его глазах раньше, вернулись, но на этот раз они заструились по его щекам. Слезы были розового цвета от крови, как слезы всех вампиров. Цвет был настолько слабый, что, если не приглядываться, можно и не заметить, но я знала, на что нужно смотреть, поэтому видела. Потребовалось немного несчастного плача, чтобы понять, что его слезы были окрашены кровью того, кем он кормился сегодня вечером. Да, они были добровольной жертвой, но все же.

— Не заставляй меня использовать стоп-слово, — сказал Натэниэл.

Ашер отпустил его руку, но обеими руками вцепился в мою:

— Пожалуйста, Анита.

— Натэниэл все сказал.

Ашер колебался, а затем уронил руки, все еще стоя на коленях, и слезы быстрее текли по его лицу. Они оставляли на его коже едва заметные розоватые следы, так что я могла видеть, где пролегал каждый из них.

Жан-Клод не выдержал и потянулся к нему. Ашер взял его за руки и быстро заговорил по-французски. Жан-Клод покачал головой:

— Non, mon ami, они должны понять твои извинения. Я слаб, когда заходит речь о тебе, так что ты сам должен завоевать их. Я не вернусь в твою постель, если они не сделают этого, потому что они видят тебя более ясно, чем я.

Я почувствовала, как Натэниэл вздрогнул возле меня. Я взглянула на него, и он уже смотрел на меня. Любовь-всей-жизни держал за руки Жан-Клода, но только от нас зависело, сойдутся ли они когда-нибудь. Совсем никакого давления.

Ашер продолжал держать руки Жан-Клода, но обратился к нам:

— Я тоскую по вам обоим.

— Ты уже говорил это, — отрезал Натэниэл. Я поняла, что он был даже злее на Ашера, чем я, а это означало, что этот человек был для него важнее, чем я думала. Я признавала, что отчасти мне нравились бандаж и подчинение, но я не настолько нуждалась в этом, как Натэниэл. Ашер был почти идеальным Домом для него в подземелье. По-видимому, Натэниэл скучал по этому больше, чем я осознавала, и что было вероятно камнем в мой огород или мой и Мики?

Он отпустил руки Жан-Клода и повернулся на коленях к нам. Мы продолжали стоять, глядя вниз в эти совершенно бледные глаза, какими предполагалось быть зимним небесам, но какими они почти никогда не были; его ресницы были темнее волос, как и брови, так что глаза были четко обрамлены, как будто он использовал макияж, чтобы подчеркнуть их, но я знала, что это их естественный цвет. Они с Жан-Клодом оба были просто великолепны; именно по этой причине изначально Белль Морт забрала их.