У времени в плену. Колос мечты

11

«И со звоном сгинуло имя его». Мирон Костин

...Как-то утром, часов в одиннадцать, когда Василе Лупу держал совет с боярами, в прозрачном воздухе зазвенел серебряный голос трубы — знак, что прибыли послы Порты.

— Не забывают о нас турки, — вздохнул воевода. — Дня не проходит, чтоб кто-то не нагрянул.

— Поглядим, с чем эти явились? — сказал Енаке Катаржиу.

Вошел дворецкий и громко возвестил:

— Прибыл ага Керим! Просит принять незамедлительно!

— Пускай пожалует!

В зал почти вбежал кругленький турок с крашеной бородой. Он проворно достал из кармана свиток, поцеловал его и передал в руки господарю.

— Повеление премудрого и пресветлейшего нашего властелина, — возвестил он, скрестив на груди руки.

Воевода поцеловал печать зеленого воска, снял куку, затем развернутый свиток передал старейшине дивана для зачтения. Бояре, обнажив головы, стоя слушали послание султана:

«Как только получишь наше приказание, собери свое войско и отправляйся на помощь к брату нашему хану Исламу Гирею, дабы схватить мятежного мирзу Кантемира и людей его и учинить над ними надлежащее наказание.

Мурад IV, султан Оттоманской Порты и властитель над многими странами и народами».

Воевода снова надел свою куку и опустился в кресло. Он был огорчен. Страна едва стала оправляться от бед и раздоров, как вот она новая напасть. Придется людей от земли отрывать и гнать на побоище ради татарских дел. Неужто столь дружественны орды Ислама Гирея, чтоб с таким братским рвением бросаться к нему на помощь?! Но что было делать!

— Большого войска не имеем, ага-эффенди, — начал Лупу, — но сколько собрать сумеем и городских и сельских, — всех пошлем. Надеюсь, что не только нами получено такое приказание.

— И валах имеет фирман.

— Хорошо. Тебя проводят в посольский дом, будешь всем обеспечен.

Турок поклонился и вышел.

— Не обошла нас жестокая судьба, — сказал обозленный воевода. — Пускай спафарий готовит войско. Послать по селам глашатаев и призвать людей к оружию! Отпустить войску хлеба печеного и брынзы на три дня пути!

Через несколько дней шесть тысяч пеших и четыре тысячи конных воинов во главе со своими капитанами, со знаменами и стягами переправились на левый берег Прута и по Лапушнянской дороге направились к Аккерману. Там уже находилось валашское войско. Воевода Луну расположился лагерем по-соседству с силистринским пашой.

Вскоре после прибытия молдавского войска воеводу пригласили к хану на большой совет.

В сводчатом зале крепости отчаянно чадили многочисленные факелы. За длинным столом из необструганных досок сидел хан с братьями, паша с агами, валашские бояре. Лупу оказался нос к носу с воеводой Матеем.

В зале стоял невероятный галдеж. Лупу ощутил на себе хмурый взгляд господаря Мунтении, но разговора не завел. Это была первая после его назначения неожиданная и во многом нежеланная встреча. В молодости их пути пересекались неоднократно, оставляя каждый раз горьковатый привкус. Враждебное чувство к Матею еще сильнее разгорелось после того, как Лупу узнал, что тот послал конников схватить его, когда Барновский направлялся в Царьград. Забыть этого он не мог.

— Рад видеть тебя, сосед, в добром здравии! — нарушил вдруг молчание Матей Басараб.

Лицо Лупу вспыхнуло.

— Что и говорить, очень уж ты рад видеть меня во здравии! — насмешливо ответил он. — Еще пуще возрадовался бы, увидав короче на голову.

— Носи свою голову на здоровье! Она тебе пригодится. Мы же на тебя зла не держим.

Лупу ядовито усмехнулся.

— Должно, из великой дружбы послал вослед мне войско?

— Тогда было другое. Речь шла о голове помазанника божия. Не стоит ворошить прошлое. Мудрее предать его забвению. Нынче у нас иной груз забот, иные нужды.

— Забудем, но не все... Поговорим потом.

— Будь по-твоему!

Какой-то татарин ударил саблей о щит и по залу пошел звон. Шум мгновенно стих.

— Привести тех псов! — рявкнул хан.

Несколько татар вскочили и приволокли на арканах взбунтовавшихся мирз. Руки их были связаны, головы обнажены.

— Вот к чему приводит вероломство и неподчинение, — вскочил хан. Нагайка в его руке взметнулась вверх. — Где самый главный шакал, что помутил ваш рассудок лживыми посулами и заставил преступить мою волю и волю аллаха? Как посмели выйти из моего повиновения? Не я ли хан и владыка ваш?!

Ислам Гирей орал, как бешеный, брызгал слюной, дико вращал глазами. И вдруг его голос оборвался, он стал хрипеть и замахал руками, как ветряная мельница. Все ожидали страшного приговора, придуманного для бунтовщиков, но хан уселся в кресло и задумчиво стал почесывать бороду. Стояла мертвая тишина.

— Наказание, что вам полагается, — сказал он упавшим голосом, — мир еще не ведал. Даже самые страшные пытки не в силах искупить вашей измены...

Хан снова замолчал, потом закричал своим хриплым голосом:

— Но я дарую вам жизнь! Возьмете свои чамбулы и вернетесь в орду в подчинение к братьям моим. Всем виновным в измене татарам дарую жизнь и прощение!

— Хой! Хой! — взревели татары, звеня оружием.

Хан поднял нагайку с золотой ручкой и вновь наступила тишина.

— Приглашаю уважаемых гостей наших на пир.

Все поспешили покинуть зал, в котором уже нечем было дышать из-за коптящих факелов. Воеводы вышли вместе.

— А все-таки — где же этот Кантемир? — спросил Лупу.

— Говорят, сбежал в Царьград. Хана боится, — ответил Матей.

— А султана он не боится? Не кажется твоей милости, что мирза поменял сбрую на ярмо?

— Это их дело, — промолвил Матей. — Я же доволен, что кровь христианская не пролилась за их басурманские интересы. Нам своих забот хватает и врагов тоже...

— От одного я тебя избавил, — с гордостью сказал Лупу.

— От кого именно?

— Будто не знаешь! Был ли у тебя враг опаснее Курта Челиби?

— Зложелателен он нам был, это верно! Слыхал — недоброй смертью умер.

— Мне эта смерть обошлась в сорок кошельков.

— Даже вся его жизнь не стоила таких денег, а тем более смерть.

— А мне казалось, я для тебя доброе дело сделал! — разочарованно проговорил Лупу.

— Я не стал бы тебе советовать выбрасывать деньги за его голову, у турок она уже и цены не имела.

— Просит вас хан на пир, — прервал разговор подошедший мирза.

Воеводы шагали молча. Лупу кипел от гнева. За его старания не только половину денег не вернули, но и даже спасибо не сказали.

Так, не глядя друг на друга, просидели господари на том пиру и расстались, даже не простившись.