У времени в плену. Колос мечты
- Автор: Санда Лесня
- Жанр: Историческая проза
- Дата выхода: 1990
Читать книгу "У времени в плену. Колос мечты"
— Всех мужчин нашей семьи убил этот палач Штефан. Он хотел под корень извести весь род наш! — плакала Марга.
— Не дал ему сделать этого всевышний! Штефэницэ, наш сынок, избежал погибели. Жива лоза, из которой вырастут гордые мужи, — сверкнула глазами госпожа Екатерина. — Теперь же отправимся в темницу, где заперт мой муж и господин.
Похожий на жирную крысу турок, со связкой ключей у пояса, повел их темными, дурно пахнущими коридорами, остановился перед одной дверью и стал перебирать ключи. Отчаянно заскрипел замок зарешеченной двери. Екатерина нерешительно вступила в освещенную узким оконцем камеру. За столиком сидел и писал воевода Лупу. Госпожа, рыдая, пала ему на грудь.
— О, бедный мой супруг! Какую горькую чашу пришлось испить тебе!
— Жив, жив и невредим! — пытался успокоить ее воевода.
— Даже больше, — улыбнулась сквозь слезы Марга. — Когда он узнал о прибытии твоей милости, то позвал брадобрея и покрасил волосы и бороду. И посмотри, как он теперь выглядит!
Воевода прикоснулся к своей подкрашенной бороде и горько улыбнулся.
Сестра и зятья посидели немного и потом ушли, оставив супругов вдвоем. До позднего вечера, перебивая друг друга, не могли они наговориться, все рассказывая о пережитом за это время. Расстались только когда пришел надзиратель и сказал, что запираются главные ворота.
Господарыня вложила ему в руку два золотых и в великом расстройстве покинула темницу. Вот она благодарность нехристей к человеку, который верно служил им почти двадцать лет и столько пользы и денег принес им за это время.
— Ах, поганые! — ломала руки госпожа. — Звери ненасытные!
Но как бы ни казнилась господарыня, время шло, а супруг ее оставался в темнице. Все попытки друзей вызволить его оттуда, кончались ничем, наталкиваясь на отказ визиря.
— Сама пойду к визирю, к этому человеку с каменным сердцем! — решилась однажды Екатерина.
— Не следовало бы, госпожа, — вздрогнул воевода, услыхав это.
Екатерине было чуть больше тридцати. Цветущий возраст у женщины. Лицо ее белее мрамора, руки круглы, талия девичья. Глаза не утратили своего необыкновенного агатового блеска, а губы были свежи, как лепестки розы. Не разбудит ли вновь такая красота в сердце старого визиря пламя, зажженное когда-то молодой черкешенкой?
— Нет моего согласия на эту встречу! — нахмурился воевода.
— Не ценой чести моей, ценою справедливости добуду я то, к чему стремлюсь! — гордо ответила господарыня.
Воевода вздохнул. Он понимал, что иного пути не было. Все, что можно был сделать, — испытано. Осталось только это. Последняя надежда.
— Да убережет тебя святая дева Мария! — сказал Лупу.
На другой же день Екатерина поехала к дому визиря. Он как раз готовился отправиться в сераль, когда к нему явился слуга и известил о прибытии прекрасной ханум.
Когда она вошла в роскошные покои, визирь с нескрываемой радостью шагнул ей навстречу.
— Екатерина-ханум! Свет моих очей! Цветок лотоса! — произнес он полным нежности голосом.
В черном платье из венецианского бархата, отделанном понизу и на рукавах золотой нитью, госпожа Екатерина казалась еще тоньше и еще белоснежней. Великий визирь не мог оторвать глаз от нее.
— Тогда ты была лишь бутоном розы, теперь же я вижу, как ты расцвела.
Госпожа опустилась на колени и поцеловала у него руку.
— Я пришла, о, великий визирь, поблагодарить тебя за милость и заботу о судьбе моей и сына моего. Кладу все, что имею, к ногам твоим! — высыпала она из шелкового кошелька переливающуюся огнями груду драгоценных камней. — Без них жить я могу, без милости твоей — нет.
— Поднимись, ханум! Та жемчужина, которую я желаю, не находится среди этих драгоценностей, — сказал он, пристально глядя ей в глаза.
— Сиятельнейший, — ответил она, — та жемчужина принадлежит другому. Знаю твою справедливость, которая не терпит нечестности, не запятнана ничем, известна во всем царстве, — разве ты возьмешь вещь, которая тебе не принадлежит? Я отдаю тебе все, что принадлежит мне. И на коленях буду просить, чтоб ты принял, потому что от всей души отдаю.
Визирь опустил глаза.
— Теперь я вижу, что ты не только своей красотой можешь околдовать мужчину, но и светом ума.
Екатерина взяла его руку, поднесла ко лбу, затем к губам.
— Прошу твоего высокого согласия быть выслушанной.
— Говори, дитя мое! — сделал знак визирь и сел на диван.
— Супруг мой, который был господарем над Землей Молдавии, много лет безвинно томится в темнице.
— Ты ошибаешься, Екатерина-ханум. Супруг твой виноват и заслуживает смерти. По милости султанши нашей он еще жив сегодня. Но из темницы ему не выйти.
— За какое преступление так жестоко наказан тот, кто был вам верным в течение двадцати ле? Он, который и силой и деньгами своими добился мира между Московским царством и Великой Портой, который платил все подати и всегда раскрывал замыслы недругов ваших, он, который сохранял мир на всех границах, что он такого сотворил, этот человек, всегда покорный приказаниям Порты?
— Он посмел привести в подчиненную нам страну чужие войска, не известив об этом Порту. Это и есть государственная измена, ханум!
— О, великий визирь! Супруг мой, воевода Молдавии, бесчисленное количество раз посылал в Порту письма с просьбами прийти на помощь против тех, кто нарушил границы страны. Вот они, эти письма, оставшиеся без ответа, — сказала господарыня и достала из кожаного мешочка копии писем, которые в свое время были отправлены в Стамбул.
— Приди вовремя янычары, разве стал бы он звать казаков на помощь? — продолжала госпожа. — И, кроме того, даже сам Штефан Георге, которому вы дали господарский кафтан, разве он не приводил чужих войск, дабы возвели его на престол помимо вашей роли? Разве не были и венгры, и валахи, и ляхи в Сучаве и не творили все, что им хотелось? А вы вместо того, чтобы заточить его в темницу за такое самоволие, прислали ему знаки власти. А того, кто поехал к хану просить помощи, чтобы изгнать предателей из страны, вы заточили и держите в темнице годы, в то время как те, которым вы верили, вас продали.
Визирь сидел молча, насупив брови. Письма, привезенные господарыней, свидетельствовали о невиновности воеводы. Не раз Лупу просил помощи, но Порта так и не прислала никого.
— О, пресветлый, теперь, когда ты знаешь всю правду, в праведные руки твои отдаю наши судьбы! — склонилась перед ним господарыня.
— Моя власть, Екатерина-ханум, не безгранична, но освободить из темницы невинного смогу!
— Великий и могущественный визирь! Все слова в мире не в состоянии выразить, что испытываю к тебе за это великое милосердие! Аллах отплатит тебе за этот честный и благородный поступок!
Господарыня пала на колени и приникла губами к сухощавой руке визиря. Он поднял ее и сказал:
— Эти украшения носи на своей лебединой шее, на мраморных своих руках и будь счастлива, ханум. Сегодня же бей будет свободен!
— Я пришла к тебе, о мудрейший, бедной и сирой, а ухожу богаче, чем сам Крез.
— Да пребудет милость аллаха над тобой!
У Екатерины словно выросли крылья. Она остановила карету подле темницы и ждала, пока не увидела, как пришли люди визиря и вывели воеводу из Семибашенной тюрьмы.
Через несколько дней воевода купил великолепный дом на берегу моря, с садом и фонтаном. Потом он надел на себя придворные одежды и пошел к великому визирю. Визирь встретил его холодно. Но те четыреста кошельков с золотыми, положенные к его ногам бывшим заключенным, прояснили его мрачный взор. По мере того, как шел разговор о делах царства, визирь стал понимать, что перед ним человек с острым умом, просвещенный, с цельным и сильным характером. Среди прочего визирь спросил:
— Насколько мне известно, у тебя имеется сын?
— Имеется, светлейший!
— Где он теперь?
— У друзей. Набирается ума и знаний.
— Приведи его к нам! Пусть привыкает к большим государственным делам.
Воевода низко поклонился визирю, который разрешил ему поцеловать край своего халата, и ушел, провожаемый доброжелательным взглядом турецкого вельможи.
Вскоре он привел к визирю своего сына. Тот посмотрел на красивого юношу и сказал:
— Красавцем вырос твой сын, Василе-бей!
В новом доме у Василе Лупу теперь собиралась вся знать Стамбула. Сюда стекались известия со всех концов. Европы. Знал воевода и о делах Молдовы, которой правил его бывший капухикая воевода Гика.
— Не имеет спокойного княжения воевода Гика, — сказал однажды за столом Василе Лупу. — Совершают на него набеги то войско изгнанного Константина, то рейтары Ракоци...
Кто-то из высоких гостей подхватил:
— И бояре не очень-то ему верны.
— Многих бунтовщиков он, правда, по примеру воеводы Михни, перерезал. Великую бойню произвел среди бояр. Однако порядка в стране так и нет.
— Пролитая кровь потребует новой крови, — пророчески промолвил Лупу. — Михня связался с этим Ракоци и не к своей пользе. Не допустит Порта их сговора. В конце концов, все выйдет наружу и где тогда будет его голова?!
Велись эти разговоры за чашечкой кофе, на крыльце, безмятежно, бесстрастно. О резне, об убийствах, об опасных сговорах князей здесь говорили, как о чем-то обыденном. Это было в порядке вещей.
Однажды ясным утром, когда воды Босфора сливаются с небом, у ворот воеводы Василе остановился придворный чауш.
Слуга провел его в комнату для гостей и поспешил известить хозяина. Воевода тут же вышел к нему.
— Добро пожаловать, эффенди! — приветствовал он чауша.
— Салам-алейкум! — поклонился турок. — Прибыл по приказанию светлейшего нашего визиря. Мой господин, да пребудет над ним милость аллаха, призывает тебя к себе.
— Передай сиятельному визирю, что незамедлительно буду!
На этот раз визирь принял его доброжелательно.
— Садись, эффенди! — пригласил он.
Василе Лупу смиренно опустился на подушку.
— Я позвал тебя, чтобы спросить, готов ли ты ехать господарем над Молдовой? Гику-бея я перевел на княжение в Валахию, вместо подлого гяура Михни.
— Благодарю тебя, светлейший визирь, за милость, что мне выказываешь! Но годы мои не позволяют находиться во главе такой неспокойной страны, какова сегодня Молдова.
— Однако ты долгое время был на престоле этой страны и знаешь и дела ее, и нужды.
— Именно потому произнес я эти слова. Господарем над той страной должен быть человек молодой и полный сил. И таким может оказаться сын наш. Все, что потребуется для его возведения, мы дадим сполна.
— Пришли сына твоего, эффенди-бей, получить знаки власти.
Итак, через месяц, в течение которого Василе Лупу не знал ни сна, ни отдыха, будучи обремененным делами, связанными с возведением его сына на престол, въехал на белом коне в стольный град молодой и красивый господарь — воевода Штефанициэ. Слова, изреченные Лупу при крещении младенца, сбылись. Штефаницэ вступил на престол Молдовы. И вновь старшины выгоняли на дорогу крестьян и заставляли кричать здравицы в честь нового господаря. Но люди глядели исподлобья на разодетую свиту, что проезжала мимо, и уста их были сомкнуты. Они были оборваны, худы и изможденны, вся жизнь их была сплошной мукой. Что общего у них с этой веселой и сытой толпой придворных? Какая помощь, какая польза от нового господаря? И этот наложит на них дополнительные подати, отберет все, оставив одну золу в печах. Воевода Штефаницэ не глядел на стоявших обочь дороги оборванцев. Его взор устремился к горизонту, словно ему предстояло княжить в каких-то прекрасных далях, а не над этими угнетенными и несчастными, что выстроены вдоль шляха.