У времени в плену. Колос мечты

13

«Верблюд, попросив рога, лишился и ушей». Персидская поговорка

Воевода Лупу однажды завел с великим логофетом Тодорашку разговор:

— Пришла мне мысль, логофет, которая ни днем, ни ночью покоя не дает. Был у нас разговор с силистринским пашой перед отъездом из Аккермана... Можно ожидать, что Матею-воеводе вскоре придет фирман о низложении. Он во многих плутнях замешан и козни против Порты строит.

— Ежели прознали турки, то непременно жди низложения, — подтвердил логофет.

— А коль сие свершится и свободным останется престол Валахии, то сына постараюсь посадить на него.

Тодорашку закашлялся в затруднении. Все знали, что сын воеводы слаб здоровьем и беспомощен, что ноги его плохо держат и застенчив к тому же, как красная девица.

— Юный он годами и не очень крепок, наш Ион-княжич, — заметил он. — Разве удержать ему эту страну?

— Непременно удержит с нашей помощью и советом. Сего ради стараюсь и капукехае приказал про дело это ни на день не забывать и держать наготове и слова нужные и кошельки полные, дабы ускорить низложение коварного воеводы.

В это время в Царьграде великий визирь как раз читал письмо, полученное от силистринского паши.

«Этот старый пес по имени Матей, — писал паша, — отстраненным вскоре быть должен. Вместе с непримиримыми врагами нашими ляхами и Ракоци замышляет он недоброе против Порты. И на место сего предателя поставить следует человека верного. Насколько мне известно, оным быть может сын молдавского бея, который не раз доказывал нам свою верность.

Он посулил, что ежели будет так, как желает, то увеличит дань в обоих княжествах».

Визирь сложил письмо вчетверо и приказал слугам подавать карету. Трясясь на подушках, он думал о том, что едет к султану не в самое подходящее время. Мурад готовился к войне с Персией. Следует поговорить сперва с султаншей Киосем, к которой на время войны перейдет вся власть.

Султанша приняла его в своих покоях. Присутствовал и кызлар-ага, человек в Порте могущественный, ведающий султанским гаремом.

— Что за срочные дела привели тебя к нам? — утомленным голосом спросила султанша.

— Дела эти поднимают меня с постели середь ночи, о, сиятельная валиде-ханум! Владения великого нашего властелина, да пребудет над ним милость аллаха, бескрайни, и не все те, кто в них живет, исповедуют нашу праведную веру. Чего можем мы ждать от гяуров, ежели они своего собственного бога продали за тридцать сребреников?

Султанша кивнула.

— Глаза наши должны беспрестанно, не ведая сна, бдеть, потому как многое замышляется в тайне от нас.

— Ты можешь сказать также, кто замышляет? — спросила султанша.

— Один из врагов — валашский бей Матей.

В глазах султанши вспыхнул гневный огонек.

— Продолжай, великий визирь!

— Этот гяур, что по милости всемогущественного властителя нашего сегодня на престоле страны пребывает, спелся с ляхами и с гяуром, который над Трансильванией правит. Их, якобы, поддерживает король Фердинанд.

— Откуда слухи пошли?

— Письмо от силистринского паши прибыло. И пишет паша, что про эти недружелюбные козни сообщил ему бей из Молдавии. А он уж нам верен.

— Поговорю с сыном нашим, великим султаном, и мы накажем валашского бея.

— А ежели его прогоним, предателя, пишет нам паша, то вместо него можно возвести сына молдавского бея, который обещает увеличить годовую дань. Стало быть, жду твоих приказаний, светлейшая Киосем-ханум.

Последовала долгая пауза, в тиши которой из сада у гарема донесся голос свирели, жалобный, как детский плач.

— Послушаем совета мудрого кизлар-аги, — обернулась султанша к мужчине с монгольским лицом. Тот подняв редкие брови, открыл щели глаз цвета грязи.

— Не думаю, — медленно произнося каждое слово, сказал кизлар-ага, — чтоб наш повелитель, да пребудет над ним вечная милость и благоволение аллаха, послал войско против того гяура. Война, что стучится в наши двери, не позволит ему сделать это. Надобно искать другие пути. Что по этому поводу думает достойнейший визирь?

Великий визирь, откашлялся и польщенный честью, что ему оказал кизлар-ага, многозначительно заговорил:

— Войны с персами избежать нельзя. Злодеев следует наказать. Но и непорядки на подчиненных нам землях не должны оказаться в тени забвения. Войска, для изгнания валашского гяура, мы не пошлем, но можем вложить саблю в руки бея Молдавии. Пускай идет со своими людьми и прогонит того предателя. Так я мыслю, — склонил голову визирь.

— Планы нашего великого визиря, — молвила султанша Киосем, — благоприятны интересам Высокой Порты. И ежели прольется кровь, то это будет их кровь. Я настою перед султаном, чтоб было так.

Мужчины поднялись с подушек и, согнувшись, покинули украшенные персидскими коврами и узорчатыми тканями покои.

Иными выглядели события, которые происходили при ясском дворе. Разговор между воеводой Лупу и супругой его Тудоской был слышен не только во всем доме, но и по ту сторону ограды господарского двора.

— Держишь сына подле своей юбки, словно девчонку! — кричал воевода. — Делаешь парня никчемным!

— Не я, а гнев господен, что несправедливым наказанием на меня обрушился. Болен сын наш! Даже сегодня пускал ему кровь доктор Скоккарди.

— Нежности побереги для дочек наших, госпожа!

— Твоя милость! — взмолилась Тудоска. — Не наваливай на слабые плечи изнурительное бремя царствования. Слаб Ионикэ!

— Вот таким слабым и будет Ион господарем земли валашской. Ты, госпожа, занимайся домашними делами, а с государственными я сам управлюсь.

Воевода вышел, сильно хлопнув дверью. Два инкрустированных ангелочка на косяках с упреком глядели ему вслед.

Весть, что Лупу желает видеть сына на престоле Мунтении, стремительно разнеслась по боярским домам. Дошла она и до логофета Штефана Чаурула, только что вернувшегося из Трансильвании, куда ездил с посольством. В тот же день, на закате, выехал из его двора на быстром татарском коне гонец. Через несколько дней письмо логофета уже читал воевода Матей.

— Не унимается Лупу, — грустно покачал он головой. — Продолжает строить против нас всяческие козни.

— И деньги туркам швыряет без счету, — добавил спафарий Диику.

— Придется и нам послать визирю дары и деньги, а также жалобу, что нарушает Лупу мир и вред наносит подчиненной султану земле. Сделать это немедля!

Матей вызвал дьяка и продиктовал письмо трансильванскому принцу Георге Ракоци.

«Не станет Лупу довольствоваться только валашским престолом, ежели получит его, — писал воевода Матей. — Зная его жажду власти, уверен, что он попытается с помощью турок наложить руку и на землю твоей милости. Как верный друг, каковым тебе являюсь, советую тебе: готовь войско».

— Отправить немедля гонца ко двору принца и созвать капитанов на большой совет! — приказал воевода.

Когда все собрались, старый господарь обратился к ним спокойным голосом:

— Получил весть, что воевода Молдовы затеял черное дело против земли валашской. Готовится прийти с войском и нашему краю разор великий учинить. Потому как придет он с обнаженной саблей, должно нам подготовиться. Вам, капитаны, приказываю: войско держать наготове. Войны не начнем, пока не получим ответа от великого визиря на челобитную. Правда на нашей стороне, коль скоро не мы на его землю заримся, а он на нашу!

Тем временем в Яссах стояла великая суета: войско готовилось к походу. Лупу получил приказание от великого визиря идти в Валахию и согнать гяура Матея с престола. По селам ходили сеймены и сзывали парней в войско.

Воевода каждый день обедал с боярами и необыкновенно милостиво разговаривал с ними. Жупыны исправно ели и пили, желали воеводе победы. Присутствовал на пирах и княжич Ион, однако, бедняга, сидел, опустив глаза в тарелку с разносолами, к которым даже не прикасался.

— Выпьем за благоденственное княжение Иона-воеводы! — встал Штефан Чаурул, держа в руке серебряную чашу.

Бояре тоже вознесли свои чаши. Ион сделал попытку подняться со своего кресла, но бесполезно — ноги не держали его.

— Выпей, сын! — подбодрил его господарь.

Ион пригубил чашу и заставил себя сделать несколько глотков. Потом раздраженно поставил чашу на стол.

— Не так, твоя милость! — ухмыльнулся Чаурул. — Погляди, как надо пить! — и на едином дыхании осушил чашу.

— Вот молодчина! — рассмеялись бояре. — Тебя не перепьешь!

— Не отставай, сынок, — прошептал воевода. — Выпей, как полагается мужчине!

Ион беспомощно оглянулся. Все не без злорадства смотрели на него. Дрожащей рукой взял он полный бокал вина и, поднеся к губам, попытался так же лихо, как это только что сделал Штефан Чаурул, опорожнить его, но захлебнулся и вино потекло по подбородку на его дорогой, шитый золотом кафтан.

Чашник Енаке, двоюродный брат Иона, словно младенцу, вытер ему лицо полотенцем.

— Со временем его милость научится, — говорили бояре, пряча в своих пышных бородах насмешливые улыбки. А дома, потешаясь и забавляясь, рассказывали своим дородным женам:

— И этого слабосильного, что не способен даже чаши вина выпить и ходит, как кукла на тряпичных ногах, Лупу возжелал посадить на престол Валахии?! Горе, а не государь!