У времени в плену. Колос мечты

Лицо воеводы стало бледным, как стена.

— Поблагодарим этих христопродавцев, — закричал он, — потому как они привели беду в страну! Продали меня и всю землю нашу! Немедля предать смерти! И не от сабли, не от пули им пропасть, — а от веревки, как разбойникам!

Казначей Йордаке Кантакузино, услыхав об этом приказании, тут же поспешил к воеводе.

— Не предавай смерти этих бояр, твоя милость! Не на них вина, а на хитром логофете, который по пьяному делу завлек их в свои дьявольские сети. Ручаюсь, что...

— Сделать, как я приказал! А твоя честь проследи, чтобы господарыня и сын наш со всем домом сразу же отправились в Каменицу!

— Позабочусь, твоя милость. Вскорости возы и кареты отправятся туда.

— Второму спафарию прикажи собрать сколько войска возможно и выстроить его.

— Слишком его мало. Не выстоим супротив тех, кто идет на нас. Времени же созвать людей по селам у нас нет. Диику вошел в Фокшаны, а Кемени уже в Романе.

Воевода нервно теребил ус. Он понимал, что приперли его к стенке враги, застав врасплох. Ничего иного не оставалось, как покинуть город и бежать к Стефану Потоцкому. Там он надеялся дождаться помощи гетмана.

— Погрузить все добро наше и отправить в Нямецкую крепость. Табуны перегнать в Капотештский лес и держать там под охраной и в тайне до тех пор, пока не вернусь! Все, что не поместится на возах, убрать в подземелье, а ходы замуровать! Подготовить наши рыдваны!

Через час, когда воевода вышел из дому и с оставшимися верными боярами направился к конюшням, столбы уже были вкопаны в землю и троим осужденным, связанным по рукам и ногам, накинули петли на шеи.

— Твоя милость, не лишай нас жизни! Мы будем служить тебе верой и правдой до смертного нашего часа! — взмолился Костаке Чоголя.

— Мы не враги тебе! — простонал и Мирон. — Освободи нас и мы за шиворот притащим к тебе иуду-логофета.

Только сердар Штефан стоял, опустив глаза. Воевода бросил на него ледяной взкляд.

— А ты, сердар, почему не просишь у меня прощения?

— Потому как смерть приму за ослушание. Завещал мне перед смертью отец не пристраиваться при господарских дворах, потому как оттуда идет наша погибель...

— Плохо сделал, что не послушался его, — сказал воевода с укором. — Плохо сделал!

Перед ним остановилась карета, и слуга распахнул дверцу и выбросил ступеньки. Господарь поднялся в рыдван и сделал знак кучеру трогать. Как только дверца затворилась, палач с силой натянул веревки.

В то время как господарский рыдван покидал город, по другой дороге плелся седовласый монах в сутане из домотканого сукна. Он был бос, голова непокрыта, его старческая рука опиралась на посох. В переброшенной через плечо суме лежало несколько книг и краюха хлеба. То был Варлаам, митрополит Земли Молдавской, направлявшийся в монастырь Секул замаливать грехи свои.