Иисус: История просветления

Глава 10. Пленник

Иисус придержал Марию, которая продолжала бежать сломя голову.

— Подожди. Мы оторвались.

— Неужели? Снова в тюрьму захотелось? — Женщина настороженно огляделась. — Я больше не могла там оставаться. Знаешь, это тот крестьянин привез меня сюда.

Мария прикрыла лицо платком. Погони не было ни видно, ни слышно.

— Послушай, доверься мне. Все в порядке.

Спокойствие юноши поразило Марию до глубины души. Совсем недавно он пребывал в ярости, однако теперь от гнева не осталось и следа. И где бы Иисус ни скрывался все это время, он сумел раздобыть себе новую одежду и беглецом вовсе не выглядел. Мария глубоко вдохнула, стараясь угомонить бешено колотящееся сердце. Потом бросила взгляд на правую руку юноши — костяшки кровоточили, твердокаменная римская челюсть ободрала кожу.

— У тебя кровь.

— Ерунда.

Иисус отмахнулся; его сейчас куда больше занимало другое, а именно — как скоро появятся преследователи, а вокруг соберется падкая до подобных зрелищ толпа. Когда это произойдет, поговорить с Марией уже не получится. Он взял женщину за руку.

— Не нужно ничего объяснять. Я знаю, ты не вернулась к прежнему занятию.

Мария твердо встретила его взгляд.

— Я думала, что никогда больше тебя не увижу, — произнесла она тихо. — Но все равно ждала. Расспрашивать было опасно, а Иуда сбежал... Ну, от этого труса я другого и не ожидала. В конце концов я дала монетку уличному мальчишке, чтобы он покрутился у тюрьмы. Он сказал мне, что всех отпустили.

— Иуда не трус, — возразил Иисус. — Он хитер. Думаю, он где-нибудь укрылся.

— Он бросил нас обоих, — горько сказала Мария. — Это вполне в его духе. Хорошо, что ты не сбежал вместе с ним.

Беглецы помолчали, затем Мария проговорила:

— Ты вернулся за мной, и что теперь? Что ты намерен делать?

— Помочь тебе. Что же еще? — Иисус как будто удивился.

— И как? — Не дождавшись ответа, Мария продолжила: — Ни один мужчина больше на меня не взглянет. Я как то яблоко, от которого остался лишь огрызок. Уж это ты мог бы сообразить.

— Не подумал, — признался Иисус, отвернувшись.

— А зря. Ты ведь не мальчик, пора и повзрослеть. — Мария неожиданно повысила голос: — Когда мы шли втроем, вы с Иудой осквернили себя общением с падшей женщиной. И не смей отрицать!

Иисус уставился себе под ноги.

— Ты вне Закона. Мы оба это знаем.

— А ты что, внутри? — Мария усмехнулась. — Или считаешь меня Евой? Я всегда повиновалась Закону. Меня силой лишили благословения Божьего, и теперь любой мужчина волен поступать со мной, как ему угодно. Потому я и спрашиваю, что ты намерен делать.

Иисус призадумался. И в самом деле, почему он продолжал искать Марию? Жениться на ней он и не помышлял, а потому, как предписывает Закон, должен ее избегать. Может, это совесть заставляла его не бросать поиски? Нет, на дороге ему встречались десятки падших женщин — нищенки, блудницы, хворые и увечные, — но ни одна не вызывала такого волнения в душе.

— Я же сказал, что хотел помочь. Это не вся правда. Я должен помочь. Не знаю, чем и как, но не отпущу тебя, пока не выясню.

Их заметили: стайка уличных сорванцов разбежалась в стороны, оглашая воздух свистом.

— Хочу, чтобы ты познала истину. Ты же ничего толком не видела. Я уходил, когда это случилось.

Мария не стала спрашивать, что «это», видимо, уже была наслышана о чуде со сгоревшим домом. Догадывается ли она, что он изменился за одну ночь? Наверняка; такая, как она, не могла не заметить.

Тем временем женщина приняла решение, потупилась и сказала:

— Тебе надо уходить.

— Нет.

— Они прогонят тебя, коли увидят вместе со мной.

— Слишком поздно, — ответил Иисус, взяв ее за подбородок и поднимая голову. — Господь уже видит, что мы вместе.

Мария молча позволила Иисусу вести себя по улице за руку, хотя из переулков и дверных проемов на них откровенно пялились.

— Ты принадлежишь свету, — промолвил юноша. — Прежде я был слаб, меня терзали сомнения, но это в прошлом. Останься со мной.

Мария не сумела скрыть изумление.

— Ни один мужчина не говорил со мной так с тех пор...

— С тех пор, как твоего жениха выдали римлянам, — закончил Иисус. — Бог видел, как ты плачешь. Он видит все.

— Тогда почему он... — Мария не договорила, ее глаза наполнились слезами.

— Я не ведаю намерений Божьих, — отозвался Иисус. — Ну-ка, утрись. Иначе решат, что тебе есть чего стыдиться.

Мария вытерла рукавом дорожки слез на щеках и покачала головой. Впрочем, если она и хотела что-то сказать, спутник вряд ли бы ее услышал: громадная толпа внезапно нахлынула со всех сторон, шум мгновенно сделался оглушительным.

— Господин! Сюда, сюда!

Иисус едва успел наклониться и прошептать:

— Бог даровал тебе нечто, чего не запятнать. Полюби это в себе, как полюбил я.

В следующий миг чужие руки потянули юношу прочь, какая-то крестьянка, неразборчиво крича, бросилась между ним и Марией, за ней хлынули остальные, и движением толпы Иисуса отнесло далеко-далеко, а толпа все прибывала, и хотя Иисус пытался вернуться, его попросту не отпускали, хватая за рукава и полу, а сама Мария очутилась на краю толпы.

Эта толпа казалась женщине разъяренным чудищем, готовым разорвать Иисуса у нее на глазах. Видение заставило Марию содрогнуться, однако Иисус не позволил чудищу прыгнуть. Мария не видела, как ему это удалось, но вдруг все пальцы, хватавшие его за одежду, разжались. Он что-то сказал, почти неслышно, и по толпе побежала рябь, а воздух будто наполнился свежестью, как перед грозой.

Когда гомон голосов затих, Иисус произнес:

— Куда вы ведете меня? Отвечайте. — Слова пропали втуне — толпа, похоже, двигалась, обуянная единственным стремлением — оказаться поближе к юноше. Иисус вгляделся в глаза тех, кого движением толпы поднесло вплотную к нему. — Даже в синагоге, где все взыскуют близости к Богу, достаточно места, чтобы преклонить колени.

Люди попятились, словно устыдившись, и вокруг возникло свободное пространство. Мария поразилась тому, насколько хорошо она слышит Иисуса, как если бы он шептал ей в ухо. Неужели и с остальными то же самое?

Иисус продолжил — и речь его лилась столь привольно, будто он повторял ее тысячи раз:

— Мальчонкой блуждал я по холмам возле своей деревни. Что мне делать, я не ведал, и никому не было до меня дела. И я верил, будто Господь забыл обо мне. Признайтесь, все вы порой так думали. — Неожиданно тон его изменился, словно он говорил с близкими друзьями, и юноша обвел собравшихся пристальным взглядом. Теперь смолкли даже те, кто продолжал шептаться. — Однажды я изнемог от тоски, ноги мои сочились кровью из порезов и покрылись ссадинами, и я прилег под деревом. А в следующий миг я узрел птицу малую, что сидела на земле и клевала траву. Миг спустя перескочила она на другое место, потом далее. И мнилось мне, будто в движениях ее нет никакого смысла, будто птаха эта привольно скачет, не ведая ни забот, ни тревог.

И вдруг глаза мои распахнулись. Сколько поколений таких птах жили вот так, век от века? Всяко более, чем поколений людей. И ни одна знать не знала, что, отчего и как. Но Господь направлял их все эти тысячи лет. И если дарует он пропитание птахам малым, что же припасено у него для вас?

Толпа хранила молчание. Еще никто и никогда не говорил с ними так.

— Снова спрашиваю, — Иисус возвысил голос, — куда вы меня ведете? Если не ведаете, тогда отпустите меня. Я птаха малая в деснице Господней. И хочет он, чтобы я скакал привольно, покуда не найдется для меня дело.

Послышался ропот, и толпа раздалась, освобождая юноше проход. Когда он миновал крайних, проход сомкнулся, и люди как один повернулись вослед Иисусу. Мария, стоявшая в отдалении, не верила собственным глазам. Но тут неожиданно из-за угла показался римский дозор. Женщина присмотрелась — вроде бы тех солдат, из борделя, в дозоре не было, но на всякий случай она поспешила смешаться с толпой.

Ей послышался голос одного из римлян:

— Разогнать их, командир?

Командир что-то пробурчал, но и только. Мария осторожно оглянулась. Дозор остановился, солдаты держали ладони на рукоятях мечей, однако обнажать клинки явно не решались. И то сказать — вряд ли они сумели бы разогнать толпу, превосходившую дозор численностью, по меньшей мере, впятеро.

Иисус шествовал впереди, шагал свободно и легко, словно не замечая никого вокруг. Толпа шла за ним до самой базарной площади, у выхода на которую процессию поджидала одинокая фигура. Завидев эту фигуру, толпа заволновалась и заворчала. Тучный римлянин в грязной тоге сидел на табурете, и никто не мог прошмыгнуть мимо него незамеченным. У его ног лежал кожаный мешок, а руки римлянина покоились на низеньком столике с табличками для письма.

— Не ходи туда, господин! — крикнул кто-то.

— Почему? — спросил Иисус, оборачиваясь.

— Тебя ограбят. Это же разбойник.

Иисус посмотрел на тучного, который наружностью напоминал мытаря — такие порой заглядывали в Назарет, бродили по берегу, куда вытаскивали рыбацкие лодки, или расхаживали по рынку. Их называли стервятниками, и таковыми они и были.

— Вы презираете этого человека? — спросил юноша, и дружный гул голосов был ему ответом. — Я знаю не хуже вашего, что римляне сотворили с нами. Настала пора им отплатить. Найдется у кого монета?

Люди замялись. Монета? Они ждали от Иисуса призыва растоптать мытаря — как и сам римлянин, который поспешно завязал горловину мешка с деньгами и спрятал в рукав стила и таблички. Мария вновь оглянулась и увидела, что дозор приблизился. Вдобавок солдаты обнажили мечи.

Иисус молча стоял с протянутой рукой. Наконец кто-то вложил ему в ладонь медную монету.

— Стойте тут.

Толпа повиновалась, а юноша медленно приблизился к мытарю, глазки которого бегали из стороны в сторону. Взмахом руки римлянин попробовал прогнать Иисуса.

— Пришел торговать? Если нет, платить не надо.

Иисус протянул ему монету и негромко произнес:

— Господь хочет, чтобы мы оба сделали, что должны.

— Что хочет твой бог, мне плевать, — процедил мытарь.

— Разве тебе не хочется жить? — Иисус уронил монету на стол. Звон, с каким монета ударилась о дерево, заставил толпу загудеть, и ярость людей обратилась теперь на Иисуса.

— Обманщик! Лжец!

— Кого вы называете лжецом? — Юноша обернулся к толпе. — Того, кто повинуется закону?

— Закон цезаря нам не указ! — выкрикнул кто-то. — Лишь Бог дает законы.

— Понятно. Значит, Бог вас проклял, ибо всякий, кто не подчиняется законам цезаря, попадает в темницу или умирает. И кто же из нас лжет — я или вы?

Позади толпы прозвучал громкий свисток. Римские солдаты выстраивались в боевой порядок, одновременно призывая на помощь. С того места, где она стояла, Мария видела бегущих к рынку солдат. Что же, Иисус вознамерился совершить самоубийство?

Толпа начала было напирать, однако юноша ожег взглядом передних и заставил их замереть.

— Что, по-вашему, должен сделать мессия? — крикнул он. — Прогнать римлян мановением руки? — Иисус ни разу прежде не произносил слово «мессия», но ему доводилось слышать немало шепотков, порожденных отчаянием. Лишь самые неискушенные чародеи, вроде тех, что на потеху вытаскивали разноцветные ленты из ушей ребятишек и простаков, не отваживались именовать себя спасителями колен Израилевых.