Иисус: История просветления

Глава 11. Первый и последний

Иисус и Мария медленно удалялись от укрытия Иуды. Прощальные слова Иисуса посеяли в амбаре бурю, но наружу не просочилось ни звука благодаря толстым глинобитным стенам.

— Как можно приходить с миром к тому, кто мира не хочет? — спросила Мария.

— Не знаю, — отозвался Иисус. — Мои ноги идут туда, куда их ведут. И уста мои принадлежат не мне.

Это было правдой, но примириться с такой правдой оказалось нелегко. Как-то в детстве Иисус, которого отец взял с собой в дорогу, прилег под деревом и стал глядеть в небо. Иосиф двинулся дальше, не беспокоясь за сына — до ближайшего селения было подать рукой. Мальчик задремал — и очнулся от громких криков.

Крики доносились с дороги, где собралась целая толпа. Иисус прислушался и различил такие слова:

«Падите на колени предо мной, ибо в руке моей булава, и сокрушаю я единым взмахом наимогучие царства! Преклонитесь предо мной!»

К изумлению мальчика, некоторые и вправду опустились на колени. Посреди толпы виднелся мужчина в обносках, в которых еще угадывались одежды ребе. У мужчины была густая черная борода, а голова его непрестанно качалась взад и вперед, так что, казалось, вот-вот оторвется от шеи.

«Назови свое имя, ребе», —- попросил кто-то из толпы.

«Глупец! — откликнулся мужчина и замотал головой яростнее прежнего. — Всяк, кто услышит имя мое, будет пожран пламенем! Разве не о том предупреждал я Моисея?»

Послушав еще немного, мальчик понял, что этот человек говорит как Бог. Любопытство заставило Иисуса подойти поближе. Человек повернулся в его сторону — и Иисус отшатнулся: издалека он не заметил, что щеки мужчины расцарапаны в кровь, а волосы испачканы свежим коровьим пометом.

По какой-то причине появление Иисуса смутило проповедника и вызвало у него что-то вроде припадка: он упал на дорогу и принялся грызть землю, его речи сделались неразборчивыми. Толпа разошлась, остались лишь те, кто стоял на коленях в ожидании откровения.

Это воспоминание грызло Иисуса. Л чем он отличается от того человека? Он не может доказать, что Бог говорит его устами. Тот бедолага искренне считал себя пророком, так что...

Нет, теперь все иначе.

Надо поведать Марии о том, что случилось в горящем доме. Это единственное доказательство его правоты. Иисус так бы и поступил, но в этот миг из амбара, точно варево из котла, выплеснулись ученики Иуды. Иисус и Мария поспешно укрылись в тени и стали наблюдать.

Одни хватались за ножи, другие размахивали руками, а сам Иуда, вышедший вслед за учениками, явно пребывал в растерянности. Оскорбления и обвинения в измене сыпались одно за другим.

Наконец Иуда решил положить конец этому безобразию.

— Глупцы! Молокососы! Бегите домой, к мамочке! — Он выхватил нож и замахнулся на ближайшего из учеников, который шарахнулся в сторону. — Мне плевать! Никто из вас мне не нужен!

На улицы высыпали зеваки, благоразумно державшиеся на расстоянии. Продолжая спорить между собой, молодые зелоты ушли, их голоса стихли в отдалении, и на улице вновь установилось спокойствие.

— Вот и мир, — проговорил Иисус. — Всего-то и нужно, что выкурить ос из гнезда. — Он выступил из тени и окликнул Иуду. — Не злись. Позже ты поймешь, что это благословение.

Иуда, похоже, уловил в словах Иисуса насмешку, явную или мнимую, и оттого разъярился пуще прежнего.

— Зачем ты пришел? Чтобы все разрушить? Римляне не выпустят тебя из своих сетей. Или ты у них на содержании?

— Ты нашел предателя? — спросил Иисус, не обратив внимания на последний выпад.

— Ступай к дьяволу! Ты его выдумал.

— По-моему, твои ученики заподозрили друг друга, — промолвил Иисус, пропустив мимо себя и упрек в обмане.

— А что еще им оставалось? — прошипел Иуда.

— Значит, они все предатели, один вовлек всех прочих, это лишь вопрос времени. В римскую сеть угодил не я, а ты.

Услышав это, Иуда оскалился и подступил к Иисусу со сжатыми кулаками. Иисус улыбнулся.

— Ты слишком труслив. Настоящий воин взялся бы за нож, даже на глазах у людей.

Стоило ссоре завершиться, как зеваки скрылись, остались только самые любопытные, которые пристально следили за Иудой.

Иисус ничуть не боялся. Взяв Иуду под локоть, он произнес:

— Пора выбирать, и времени у тебя немного.

Внезапно Иуда сообразил, какой опасности себя подвергает — ведь любой из зевак мог оказаться римским осведомителем. В провинции зрело недовольство, а потому римляне всякую уличную стычку воспринимали как начало открытого мятежа и наказывали зачинщиков соответствующе. Иуда замер, потом настороженно огляделся.

— Зачем ты тратишь на него время? — вмешалась Мария. — Нам надо позаботиться о себе.

Иисус покачал головой, не отводя взгляда от Иуды.

— Ты с нами или нет? Решай.

— Она права, — хрипло выговорил Иуда, раскачиваясь на пятках. — Как польза вам от меня, а мне от вас?

— Я твой первый ученик, — ответил Иисус. — Куда ты, туда и я.

Иуда ему не поверил.

— Учить больше нечему и некому. Сам видел, все разбежались. И разрушать больше нечего, если и это ты затевал.

— Радуйся, что они тебя бросили, — промолвил Иисус. — Осталось пустота, которую Господь заполнит, если ты ему позволишь.

Иуда был слишком расстроен, чтобы принять эти слова Иисуса за насмешку. Не проронив ни слова, он махнул рукой, повернулся и побежал в направлении полей и леса.

Мария отказалась идти за ним.

— Не пойду, это безумие, — прошептала она. Иуда никогда не вызывал у нее расположения к себе, а странная покорность Иисуса сбивала женщину с толка и изрядно сердила. Как ни старалась, она не могла понять, что им движет.

Зная наперед, что все тщетно, Мария тем не менее взмолилась:

— Назови мне хоть один повод, почему благословенный вроде тебя должен следовать за таким человеком, как Иуда!

— Я должен. Так хочет мой Отец. Такова его воля, а значит, тебе ничто не угрожает.

Марии отчаянно хотелось поверить в то, что Иисуса ведет Божья воля, но если так, в том и заключалась опасность. Ведомый Богом — словно лист на ветру или птаха, порхающая с ветки на ветку: ни цели, ни смысла...

Впрочем, сколь ни велики были сомнения женщины, страх перед римлянами их переселил. Мария с Иисусом побежали за Иудой, их сандалии громко стучали по камням, и этот звук отражался от стен домов, так что казалось, что погоня совсем рядом. Надо уходить из города, слава Иисуса как чудотворца еще не настолько распространилась, чтобы им дали приют.

Иуду они нагнали на окраине. Взошла луна, слегка рассеяв тьму, однако выяснилось, что Иисус ничуть не утратил приобретенной в странствиях способности находить дорогу в сумраке. Вскоре беглецы вышли к кострищу, которое Мария использовала прошлым утром. Как ни удивительно, некоторые угольки по-прежнему тлели под густым слоем пепла, а потому все трое смогли обогреться и перекусить, прежде чем улеглись под ветвями олив.

Хлеб преломили в молчании. Сторонний глаз, пожалуй, не заметил бы отличий от прежних дней, когда они странствовали втроем. Все, что случилось недавно, мнилось дурным сном — и задержание, и тюрьма, и чудеса. Трое путников вновь сидели под звездами, размышляя каждый о своем.

Когда Мария прилегла в стороне от мужчин и завернулась в накидку, Иуда сказал:

— Я тебя знаю. В тебе нет ни хитроумия, ни лукавства. И козни строить не в твоем духе. Так что признавайся, что тебе нужно.

— Ты спрашиваешь об этом всякий раз, когда мы встречаемся, — откликнулся Иисус. — Быть может, ответ неведом никому из нас.

Иуда зябко передернул плечами, пошевелил угольки, чтобы пламя разгорелось.

— Думаю, я хочу услышать больше.

Иисус протянул руку и коснулся плеча Иуды.

— С того самого мига, как мы повстречались, ты был учителем, и я это принимал. Теперь со мной говорит Отец и велит мне следовать за тобой. Не для моей пользы, а для твоей.

— Опять?! — воскликнул Иуда, вскакивая. — Снова твои штучки! Кротки твои речи, но ты следуешь за мной. Да лучше я сгину в адском пламени, чем позволю тебе меня спасать!

— Даже если Господь избрал нас?

— Нас?

— Когда он посылает дождь, тот падает на все вокруг. Быть может, для его народа настала долгожданная пора? Ты не узнаешь, если не сделаешь шаг и не распахнешь сердце.

Прежде чем Иуда успел ответить, Иисус протянул ладонь к кострищу. Пламя занялось мгновенно, как если бы в огонь подбросили сухих веток. Иуда застыл в изумлении.

— Пути Господни неисповедимы, — вымолвил Иисус. — Смотри.

Иуду не пришлось уговаривать: он завороженно наблюдал, как языки пламени склоняются в его сторону. Потом вдруг пал на колени и наклонился к костру, и его лицо опалило жаром. Он просидел так довольно долго, и на протяжении нескольких последующих дней его лицо напоминало цветом руки прачки.

Когда костер угас, Иуда не сумел выговорить ни звука. Он чувствовал себя так, словно его тело растворилось, а когда все же совладал с собой, то выдавил лишь: «Он говорил!» Иисус кивнул. Оба догадывались, что следующие слова Иуды могут стать решающими, быть может, роковыми.

— Он сказал, что если я раскаюсь, Бог одарит меня величием.

— А как раскаяться, он тебе не поведал? — спросил Иисус мягко, словно у перепуганного ребенка.

— Если и рассказал, я не понял. — Иуда покачал головой. — Что-то вроде: «Первый и последний».

— Хорошо.

— Ты понимаешь, что это значит? — Иуда уже устал удивляться.

— Это значит: первый в мире, но последний перед Богом. Мы оба стремимся стать первыми.

Я грешен не меньше твоего. Но нам показали путь к спасению. Стать последним. Сдаться. Как мы познаем волю Господа, если не откажемся от собственной? — Иисус поднялся, стараясь не касаться Иуды, которого била дрожь. — Холодно, да? А ты бежал без накидки.

Юноша снял свою белую рубаху и накинул Иуде на плечи.

— А ты будешь мерзнуть? — спросил Иуда тихо, досадуя на собственную слабость, но не делая и попытки отказаться.

— За мной приглядывают, — сказал Иисус. — Похоже, от меня ничто не зависит. — Он двинулся прочь и быстро исчез во мраке.

Иуда не стал спрашивать, что Иисус имеет в виду. Холод, пронизавший тело до костей, наконец-то начал отступать. Разгоревшееся пламя — знак Божий, но пугало не столько это, сколько чувство, что теперь Бог знает его, Иуду, до последней косточки. Огонь словно обнажил его и выставил на обозрение, и теперь от взора Бога никуда не скроешься.

Накатило отвращение к себе, пополам с унижением. Если Господу ведомо о нем все, означает ли это, что и Иисус знает? При этой мысли Иуду снова пробрала дрожь, и он плотнее запахнулся в рубаху. Надо поспать. Он провалился в сон почти мгновенно, однако проснулся приблизительно час спустя и замутненным взглядом уставился на луну. Впрочем, пробудил его не свет, а звук.

Поблизости от стана кто-то был. Иуда хотел уже окликнуть незнакомца, но слова застряли у него в горле, когда он различил призрачный силуэт и глаза — тускло светящиеся алым.

Страх сковал члены, а незнакомец не спешил приближаться, уселся на землю и вперил в Иуду пронзительный взгляд. А потом демон — кто еще это мог быть? — произнес:

— Иисус тебя знает. Он все замечает.