Иисус: История просветления

— Да прогонит сей свет всякую мнимость, — помолился Иисус. — Да рассеются видения Сатаны.

Глинобитные стены домов и грязные дворики Назарета словно засветились изнутри. Иисус перевел мысленный взор на окрестные холмы, на сосны и оливковые рощи, и они тоже засияли.

Что ты творишь?

Иисус не ответил. Поле его зрения становилось все шире, он узрел Галилею целиком и напоил ее светом. Старый спор за душу Иова отныне не имел значения — не по той причине, что Иисус что-то сказал или сделал, не благодаря какому-либо чуду, призванному поразить неверующих. Нет, все это осталось в прошлом. Ему открылась глубочайшая из тайн.

Когда от человеческого естества остается лишь свет, мнимость исчезает. Иисус разливал свет повсюду, оглядывал мироздание и прогонял иллюзии, замещая их Божественным. Понадобилось время, однако он никуда не спешил. Враг, поначалу глумившийся, начал молить о пощаде. Свет загнал Врага в самый дальний уголок мироздания.

Наконец труд был завершен. На него ушло сорок дней и сорок ночей. Иисус расправил плечи. Но Враг, превратившийся в черное пятно, не думал сдаваться.

Все преходяще. Люди вернутся ко мне.

Иисус покачал головой.

— К тебе вернутся тела, но души людские спасены во веки веков. Ты проиграл. — Он опустился на колени рядом с черным пятном и спросил с улыбкой: — Гадаешь, почему я тебя не убил? Наступит день, когда ты полюбишь меня. Рано или поздно.

Песчаный вихрь жалко пискнул и исчез. Обернувшись, Иисус увидел Иуду, недвижимо лежащего на земле. Вопреки всему, что случилось, он вернулся к тому, с чего начал. Сорок дней Бог хранил Иуду. Иисус прикоснулся к телу, и Иуда резко сел. Для него минуло всего мгновение.

— Я уберег тебя от беды, — сказал Иисус. — Отныне ты можешь следовать за мной.

— Кто ты? — тихо спросил Иуда, растерянно оглядываясь.

— Иисус, твой господин,

— Убирайся. — Иуда оттолкнул руку Иисуса и кое-как поднялся. — Знать не знаю никакого Иисуса и никому рабом не буду!

Пожалуй, когда бы не охватившее его смятение, Иуда ударил бы Иисуса. Пальцы его руки сжались в кулак, глаза воинственно сверкали.

И тут Иисус понял: ему Сатана повредить не мог, зато мог отвести глаза всем остальным и затуманить их память. Последний фокус. Иисус тряхнул руками, снимая пелену мнимости с глаз Иуды. Тот взмахнул кулаком, будто отводя удар.

— Все в порядке, — негромко сказал Иисус. — Ты пойдешь за мной, потому что любишь, по собственной воле.

— Люблю? Чужак, ты спятил?

— Ступай с миром, — промолвил Иисус, опуская руки. — Иного я сделать не могу.

Иуда пошатнулся. Позади раздался стук копыт, и показался верховой — Лин, который вел в поводу коня Иуды.

— Хилые из вас, иудеев, конники, — бросил римлянин. — Если бы твоя лошадь ускакала, конюший спустил бы с тебя три шкуры.

Иуда кивнул. Должно быть, он впал в беспамятство, когда конь его сбросил. А что это за спятивший незнакомец? ИуДа повернулся, но дорога была пуста, и ничто не нарушало тишину знойного полдня.

Иаков-прядильщик славился своим мастерством по всей Магдале, но когда старик женится на молоденькой, о нем что только не говорят. Иаков знал, что над ним потешаются, однако ему было все равно. На склоне лет Бог наконец-то послал ему утешение.

— Мария, — позвал он, не повышая голоса, зная, что его услышат и за шумом прялки. Жена не замедлила появиться. Ее волосы были обсыпаны мукой, щеки тоже побелели — ведь сегодня день выпечки хлебов. — Окажи мне услугу, принеси еще краски, а то у меня закончилась.

Мария кивнула.

— Схожу к красильщику. — Она вытерла руки тряпкой и пошла за накидкой.

Когда Мария вернулась в родное селение, местные встретили ее не слишком радушно: она частенько замолкала, даже в разгар торгов на базаре, прикрывала лицо столь усердно, что многие замужние могли бы поучиться, а стоило какому-нибудь из молодых мужчин хотя бы покоситься на нее, мгновенно осаживала дерзкого. И за краской обычно просила не посылать ее одну, потому что Элия-красилыцик был привлекателен и холост. Иаков мирился с такими странностями, понимал, что его молодая жена куда уязвимее для сплетен, чем он сам.

«Так уж заведено, — говаривал старик, ласково поглаживая ее руку. — Агнцу не тягаться со старым бараном». Пальцы его огрубели от многих лет за прялкой, и Мария едва сдерживалась, чтобы не отпрянуть: ее кожа была слишком нежной для таких прикосновений.

Женщина вышла из дома и выбрала кружной путь, хотя мастерская красильщика находилась всего через две улицы. Дважды в неделю она ходила в эту мастерскую, и всякий раз ее провожали любопытные взгляды и досужие шепотки. А кружной путь вел через загоны для домашнего скота позади домов.

Добравшись до дома Элии, Мария помедлила. Отчасти ей хотелось поглубже вдохнуть запах красителей, особенно сладкий аромат шафрана, из которого получался золотой цвет. Но имелась и иная причина нерешительности. Мария передернула плечами и откинула задвижку.

Элия почувствовал ее появление еще прежде, чем увидел. В мастерской было дымно, в многочисленных котлах варились травы и дикие цветы — деревенский красильщик не мог позволить себе такую роскошь, как ляпис-лазурь или голубой камень. Элия, обнаженный до пояса, как раз вынимал из одного котла свежевыкрашенную пряжу. Когда он стал перекладывать пряжу на сушилку, брызги краски попали на тело, отчего кожа пошла лиловыми пятнами.

— А, это ты. Погоди немного.

Снова это унижение. Она знала слишком многих мужчин, чтобы по-настоящему злиться на красильщика, но не могла понять, отчего Элия всякий раз заставляет ее ждать, прежде чем обнять. Словно недостаточно того, что она обманывает мужа; нет, красильщик не упускает случая показать, что это она пришла к нему, а не наоборот.

Мария повернулась и Направилась в спальню. Сняла накидку и платье и прилегла на низкое ложе. Мягко — красильщик не скупился и набивал свои тюфяки руном молодых барашков. В мгновения блаженства, когда Марии было так хорошо, что она забывала о стыде, ей нравилось ощущать спиной эту мягкую шерсть.

Элия встал в проеме, обтирая тряпкой тело. Мария спросила, чему он улыбается.

— Обычно мужчина тревожится, что к нему пристанет чужой цвет или запах. А у нас тревожишься ты. Как ты объяснишь мужу синие губы?

Подобно многим привлекательным молодым мужчинам, Элия знал себе цену, но вовсе не кичился собой; Мария и вправду его привлекала, и он наслаждался их встречами, целовал ее груди, а если было время, доставал потрепанный свиток Песни Песней и читал ей стихи. Мария была ему признательна за нежность и доброту. Вот если бы только...

Когда все закончилось, Элия принялся оттирать бороду, и капля краски с тряпки упала на шею женщины. Элия заметил это и провел по шее Марии своими мокрыми пальцами.

— Посмотри на меня.

— Не хочу.

— Почему?

Мария не ответила, высвободилась из его объятий и принялась одеваться. Элия рассмеялся.

— Странная ты. Не надо было за него выходить. Жила бы сама по себе и горя не знала.

Неожиданно в дверь громко постучали. Элия приподнялся на ложе, его лицо помрачнело.

— Кто там? — спросила Мария. Ее голос дрогнул.

Элия осторожно выглянул в окно.

— Мужчины. Четверо. Уходи через заднюю дверь, а потом я их впущу.

Должно быть, мужчины заметили лицо Элии в окне, потому что стук сделался громче и настойчивее. Элия, и не подумав одеться, потащил Марию к задней двери. Впрочем, все уловки оказались тщетными, и местные сплетники раскинули сеть надежно: едва дверь распахнулась, красильщик увидел другую четверку, с палками в руках, у загона для овец.

Без единого слова они схватили Марию и поволокли ее прочь.

— Нет! — воскликнул Элия, но мужчины на него даже не посмотрели. Элия повел плечами, затем прикрыл дверь и вернулся в дом.

В Магдале не было стены, у которой побивали камнями, как в Иерусалиме. Поэтому Марию отвели к заброшенной мельнице, а перед этим заставили пройти через всю деревню. Мария не плакала и не опускала головы, хотя деревенские женщины плевали ей под ноги и осыпали проклятиями. Кто-то побежал за Иаковом, обманутым мужем, но тот не пришел.

Толпа распалялась все сильнее. Восемь мужчин подобрали каждый по камню и, судя по их виду, готовы были забить Марию прямо здесь и сейчас. Женщина опустилась наземь, ее плечи дрожали.

— Что вы делаете, братья?

Все повернулись к тому, кто задал этот вопрос, и Мария тоже. Иисуса она не узнала.

— Правим суд, — ответил чужаку один из старейшин.

— И в чем она провинилась?

— Она прелюбодействовала, и мы поймали ее, когда ложе еще не успело остыть от греха!— Старейшина настороженно оглядел Иисуса, очевидно прикидывая, не может ли тот оказаться римским осведомителем.

— Ребе нам позволил! — крикнул кто-то в толпе. Пусть это ложь, но теперь чужак дважды подумает, стоит ли вмешиваться.

— Но ребе здесь нет, — сказал Иисус, по-прежнему не глядя на Марию. — И почему же? — Не дождавшись ответа, он продолжил: — Может, потому, что смертоубийство — тоже грех? Я же среди иудеев, верно?

— Уходи, незнакомец. Мы в своем праве, — прозвучало из толпы.

— Коли так, я с вами заодно. — Иисус нагнулся и поднял с земли камень вдвое крупнее его кулака, — Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее камень. Ему нечего бояться, наш Отец карает лишь виновных. Ну?

Мужчины стали переглядываться. Иисус уронил камень, который держал в руке, и тот с громким стуком упал на кучу камней, приготовленных для казни.

— Заключим сделку. — Иисус подошел ближе, наклонился, взял Марию за руку и поднял на ноги. — На этой женщине больше нет греха. Но если кто из вас снова заподозрит ее в греховности, я вернусь и сам потребую наказания.

Гнев толпы сменился раскаянием, однако слышались и недовольные голоса.

— Ты не можешь давать таких обещаний, — изрек старейшина.

— Я обещаю это и ей, и всем вам. Разве не записано, что однажды придет некто и освободит род людской от греха? Пора этому поверить.

— Ты что, называешь себя мессией? — поразился старейшина. Толпа зароптала.

— А кого ты ждал? — вопросом на вопрос ответил Иисус. — Великана на огненной колеснице? Такое уже было.

Мария посмотрела на него тем же смятенным взором, что и Иуда при их последней встрече. Она попыталась высвободиться, но Иисус прошептал ей на ухо:

— Ты хотела владеть мною. Не помнишь?

Женщина вздрогнула.

— Какое тебе дело до этой блудницы? — не отступал старейшина. — У нее есть муж, и она жестоко его оскорбила.

— Со мною сочеталась браком ее душа, и я не оскорблен, — промолвил Иисус и двинулся сквозь толпу, ведя за собой Марию. — Я принес весть Божью и наполню мир светом. Но сперва нужно очистить эту женщину.

Мария брела как в забытьи, сознавая лишь, что их не преследуют. Вскоре они миновали дом Иакова: дверь заперта, окна закрыты ставнями. Иисус заметил ее взгляд.

— Оставь это в прошлом. Бог уготовил мне и тебе иной путь.

Они покинули селение и остановились у ручья, в котором Мария, по-прежнему тревожно озиравшаяся, смогла смыть с лица грязь и слезы.

— Не забудь вон то синее пятнышко, — с улыбкой сказал Иисус.