Друзья и герои

Презрительно хмыкнув, Чарльз позабыл о Кларенсе. Объяснить, кто такой Саша, было куда труднее. Она совершенно зря упомянула его, но теперь надо было объясниться.

– Это был мальчик, которого мы знали в Румынии. Его отец был банкиром. Отца арестовали по сфабрикованному обвинению, а сына силой забрали в армию. Ему было очень тяжело, и, что самое ужасное, его могли убить из-за того, что он еврей. Он дезертировал и обратился за помощью к Гаю. Он был одним из его студентов. Мы приютили его на несколько месяцев. Вот и всё.

Чарльзу этого было недостаточно. Она сравнила его с Сашей и произнесла это имя особенным тоном; всё это возбудило подозрения Чарльза, и их требовалось полностью развеять.

– Если хотите, я расскажу вам эту историю целиком, – сказала она.

– Хорошо. Рассказывайте.

Голос его был холоден от недоверия.

Она описала невинную мягкость Саши, привязанность, которую она чувствовала к нему, и их план вывезти его тайком из Румынии, которому помешало внезапное исчезновение Саши. Чарльз был утешен. Как странно, думала она, что человек, которому даровано так много, всё равно нуждается в утешении!

– Вы так и не знаете, что с ним стало? – спросил Чарльз.

– Боюсь, что нет. Нашей последней надеждой была миссия, но теперь отношения с Румынией разорваны. Это вражеская страна.

С Сашей было покончено, и Чарльз мог ей посочувствовать. Он покаянно коснулся ее руки и сказал:

– В тот день, когда вы зашли за мной в магазин, я понял…

– Что?

– Что вы нуждаетесь во мне.

– Но вы должны были понять это с самого начала…

– Почему? Откуда мне было это знать? Зачем я мог бы вам понадобиться? Вы замужем, и, кажется, вполне счастливо. Вашего мужа все любят, восхищаются им. Зачем я вам?

– И что вы думали?

– Я… мне казалось, что вы просто играете со мной. Развлекаетесь, пока Гай занят.

Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Некоторым девушкам надо покорять всех встречных. Просто чтобы доказать себе, что они это могут. Вы могли оказаться одной из них.

– Но я не такая. Вы же знаете, как важны для меня.

– Да, но почему? Я не понимаю.

– Вы мой друг.

– И всё?

– Особый друг. Вы мой компаньон, а это для меня важнее всего.

– И только это? Ничего более?

Он подался к ней. Ее тронул его вид, его пылкость. Сам воздух между ними словно переменился. Ее губы приоткрылись; она отвернулась и сказала:

– Если бы это было возможно…

– Вы хотите сказать, что это невозможно?

– Вы же сами знаете. Мне надо думать о Гае.

Он воспринял это как кокетство. Взяв ее за руку, он посмотрел в сторону широкой лестницы, застланной ковром, и сказал:

– Здесь неудобно говорить. Давай поднимемся ко мне в комнату.

Ей так хотелось порадовать его, что она почти начала вставать, но, отвернувшись, увидела повсюду знакомые лица. Здесь была подруга Добсона, девочки, которые ходили в школу или пользовались школьной библиотекой. Осознав вдруг, как легко она может стать предметом всеобщих сплетен, Гарриет поежилась и забрала руку.

– Что подумают люди, если увидят, как я иду с вами наверх? – сказала она с неловким смешком.

– Какая разница?

– Это глупый вопрос. Я здесь живу. Гай здесь работает.

Пока она говорила, официант принес им поднос с чаем, и, чтобы скрыть смущение, Гарриет принялась разливать чай. Ей казалось, что Чарльз сейчас надуется и, возможно, будет винить ее за такую осторожность, но, повернувшись, чтобы передать ему чашку, она увидела в его взгляде мольбу. Это удивило и тронуло ее куда сильнее любовного пыла, но все слова, приходящие в голову, казались банальными и бесчувственными, поэтому она промолчала. Они выпили чай в тишине.

Прошло несколько дней, прежде чем он упомянул об этом инциденте. Они шли по парку, и, подойдя к беседке, оплетенной глициниями, он сказал:

– Τα καημένα τα νιάτα τι γρήγορα που περνούν…

Она посмотрела на него вопросительно.

– Вы наверняка слышали эту песню. Бедная молодость, как быстро она пролетает: словно песня о любви, словно падающая звезда; а уйдя, она более не возвращается…

Гарриет понимала, что он винит ее в напрасной трате чувств и времени.

– Нам лучше больше не видеться, – сказала она.

– Вы серьезно?

– Я не знаю.

– А должны знать.

– Я знаю только, что это совершенно невозможная ситуация.

– Если хотите, я больше не буду вас беспокоить.

– Если вы хотите уйти, я не могу вас удерживать.

– Но я не хочу уходить.

Этот бессмысленный спор отравлял их, и они оба понимали, что он ни к чему не приведет.