Друзья и герои

– Именно. Впрочем, ничего удивительного, верно? Что я мог ей предложить?

– И сколько вы были женаты?

– Неделю. На то, чтобы выправить ей паспорт, ушла неделя, после чего она огляделась, тут же заприметила кого-то поперспективнее и была такова – словно борзая. Признаю, дела наши шли не очень. Работы у меня не было. Мы занимали комнатушку в каком-то чудовищном пансионе. Софи меня ненавидела.

– Ну что вы!

– Ненавидела меня, – повторил Кларенс с мрачным удовлетворением. – Как бы то ни было, она сбежала и в мгновение ока завела себе какого-то беднягу майора. Не то чтобы я жалел его, конечно. Какой-то чертов пижон, который чистит себе перышки, пока куда более достойные мужчины мрут в пустыне. Надолго Софи с ним не задержалась. Она ушла к египетскому хлопковому королю, но и он был всего лишь интерлюдией. Ей не хотелось терять ценный паспорт только ради того, чтобы поселиться у реки. Не знаю, кто был следующим… я потерял ее из виду. Каир – это идеальные угодья для девушек вроде нее. Там они вольны выбирать.

– И что же, вы разведетесь?

– Полагаю. Она говорила, что, возможно, выйдет замуж за последнего кавалера. Ей всё же очень нравится наряжаться. Когда она выходила из «Сикурель», то просто светилась от счастья. Я никогда раньше не видел ее в такой радости.

– Но что ей делать с таким количеством нарядов? Неужели в Каире есть куда пойти?

– Ну что вы, разумеется.

Кларенс критически взглянул на простой наряд Гарриет, после чего перевел взгляд на женщин в линялых платьях на танцплощадке. Глаза его затуманились. Погрузившись в воспоминания, он вдруг рассмеялся.

– В Софи всё же было что-то такое, – сказал он одобрительно. – Конечно, она настоящая потаскушка.

– Ну вы же знали об этом, когда женились на ней.

– Знал, конечно.

Кларенс развалился в кресле, смягченный и вместе с тем разгоряченный вином, и улыбнулся своим мыслям. Он уже достиг той стадии философской шаткости, которая даровала ему божественное озарение буквально по всем вопросам.

– Вы просто не понимаете, – заявил он. – Вы чрезмерно упрощаете жизнь. Всё очень сложно… запутанно… пугающе… Мы поступаем как хотим, потому что так хотим. А вы так умны, что не понимаете, о чем я. Но всё же, какая судьба! Если задуматься. Я ей не завидую.

– Кому?

– Софи. Он же на ней не женится. Такие никогда не женятся. Она застрянет там со своим паспортом. Через несколько лет она будет одной из этих потасканных левантийских женушек, которых оставили в Каире после предыдущей войны. Будет жить на пенсию…

– Вечная история.

– Да. Вся жизнь – вечная история. Это-то и дурно. Но она меня всё же увлекает. Я сам себя увлекаю.

– Никогда бы не подумала.

– О!

Кларенс поднял на Гарриет влажный, лирический взгляд.

– Вы – стерва, – заявил он. – Софи была обычной потаскушкой, но вы – стерва. Мне нужна стерва.

– Не думаю. Вам нужен кто-то, кто разделит ваши заблуждения…

– Продолжайте. Вы мне полезны. Вы всегда меня презирали. Помните тот вечер, когда я пришел пьяным от поляков, а у вас сидел Дэвид Бойд? Вы раздели меня. Вы трое. Гай и Дэвид держали меня, а вы стащили с меня штаны.

– В самом деле? Какой ужасный поступок. Но мы были еще молоды.

– Господи, да это было всего лишь прошлой зимой. А перед отъездом – помните? – я потребовал вернуть рубашки, которые одолжил Гаю, и вы пришли в ярость. Совершенно справедливо. Они не были мне нужны. Я просто заупрямился. А вы были в гневе! Выбросили их с балкона на улицу.

– Очень глупо.

– Нет-нет, совсем не глупо. Вы всегда поступали по-своему. Мне это нравилось. Готов поспорить, если вас попросить, вы заберетесь на этот стол, разденетесь и спляшете канкан!

– Готова поспорить, что этого не произойдет.

– Ну давайте же!

– Не говорите ерунды.

Гарриет гадала, неужели Кларенс всегда так заблуждался на ее счет. Или это с течением времени она стала для него мифом?

Кларенс был задет и разочарован ее отказом, но тут пришел официант с едой, и канкан был позабыт. Кларенс попробовал принесенное блюдо и положил вилку.

– Какая гадость, – сказал он.

– Лучше, чем где бы то ни было.

– Тогда нам понадобится выпить куда больше. Давайте выпьем шампанского.

Танцоры разошлись, и к гостям вышла певица – коренастая, немолодая, некрасивая; но сюда приходили именно ради нее. Она запела «Проклятие», и Кларенс спросил:

– Что это за песня?

– Будь проклят тот, кто говорит о сладости любви. Я испытала на себе, любовь – всего лишь яд…

– Господи, да!

Кларенс глубоко вздохнул и налил себе еще. Еда его более не интересовала.

– Тебе открою я секрет: люблю тебя, люблю тебя…

Красавица, которая некоторое время назад привлекла внимание Кларенса, закрыла глаза. Из-под прикрытых век выкатилась слеза. Кларенс долго смотрел на нее, после чего с мрачным видом повернулся к Гарриет:

– Вы сегодня были с каким-то юношей, кто он такой?

– Занимается связью. Он здесь ненадолго.

– Надо думать, – злорадно согласился Кларенс и выпрямился, готовясь к нападению, но в этот момент к ним подошел Гай.

– А вот и он наконец! – воскликнул Кларенс.

Гай шел по залу, и с ним здоровались незнакомые Гарриет люди. Он останавливался, чтобы переброситься парой слов с кем-то, кого она никогда в жизни не видела. Добсон, танцевавший со своей вдовой, протянул руку к проходящему мимо Гаю и похлопал его по плечу.

– Великий человек! Выдающийся! – заявил Кларенс растроганным голосом.

Вслед за Гаем шагал Якимов, волоча по полу подол пальто.

– Черт! – сказал Кларенс. – Впрочем, неважно. Старый добрый Якимов!

Он был настроен принимать всё и вся. Выговор Гарриет откладывался: надо было поприветствовать новоприбывших, заказать еще еды и сладкого, ядреного шампанского. Когда все наконец расселись, Кларенс сердито посмотрел на Гарриет и заявил:

– У вас лучший муж в мире.

– Да, – согласилась Гарриет.

– Вам повезло – чертовски повезло – выйти за него замуж.

– Вы мне уже говорили.

– И говорю снова. Очевидно, вам стоит напомнить об этом. С чего это вы разгуливаете, вцепившись в этого солдатика?

– Ничего себе. Вы и сам теперь солдатик, кажется.

– Эй, вы двое, замолчите, – вмешался Гай.

– Я объясняю ей, что она замужем за лучшим из известных мне мужчин… великим, святым человеком. И всё равно чем-то недовольна. Подцепила какого-то сопляка…

– Кларенс, довольно, – сказал Гай. Но Кларенс не умолкал. Он продолжал клеймить Гарриет и Чарльза. У него было мало общего с Чарльзом, но их объединял вкус к интригам. Оба они заподозрили что-то неладное, едва увидев друг друга, и Кларенс счел само собой разумеющимся, что Гарриет чувствует себя виноватой.

Она была разгневана, но еще сильнее удивлена. Особенно ее шокировало то, что все эти обвинения звучали при Гае, который в ту секунду казался ей кем-то вроде старичка, которого надо оберегать от всего вульгарного. Когда Кларенс наконец закончил, Гарриет повернулась к Гаю:

– Ты же знаешь, что всё не так.

– Разумеется. Кларенс просто говорит глупости.

Гай встал на ноги, оглядываясь в поисках убежища, увидел, как Добсон уходит с танцплощадки, и тут же бросился к его столику.

– Поглядите, что вы натворили! – сказала Гарриет.

– А мне плевать, – промямлил Кларенс. – Кто-то же должен был это сказать.

Он принял самодовольный вид, но тут же задремал.

Якимов не слышал ни слова из происходящего. Он был занят тем, что ждал еду. Когда ее принесли, официанта послали за Гаем; тот оглянулся, помахал им, кивнул и продолжил говорить с Добсоном.

– Пожалуй, начну, – сказал Якимов вкрадчиво и тут же опустошил свою тарелку, после чего стал приглядываться к порции Гая. – Как вы считаете, наш мальчик будет есть?

Это было что-то вроде жаркого из легких, серого и холодного. Гарриет, с ее чувствительным желудком, такая еда казалась несъедобной, но для Якимова не существовало ничего несъедобного.

– Можете съесть, – ответила Гарриет.

Когда Гай наконец вернулся к их столику, она сказала:

– Я отдала Якимову твою порцию.

– Неважно.

Кларенс пытался подозвать официанта.

– Мне пора, – сказал он суетливо.

– Еще рано! – запротестовал Гай. – Я же только пришел.

– Ты пришел почти час назад, – сердито возразила Гарриет, – и всё это время провел за другим столиком.

– Так почему вы не подошли?

– Нас не приглашали.

– А тебя надо приглашать?

Кларенс настаивал, что ему пора.

– У меня заказано место в ночном поезде. Нельзя его упустить.

– Ну хорошо, но мы же совсем не поговорили.

– Не из-за Кларенса.

– И я ничего не съел.

– Ты сам виноват, – заметила Гарриет.

– Дорогая, тебе обязательно ворчать? Кларенс здесь всего на один вечер.

– Мне пора, – простонал Кларенс.

– Ну хорошо. Не стоит волноваться. Мы с Гарриет проводим вас.

Якимов с радостью остался в одиночестве.

Евнух покинул свой пост. В его кресле сидел какой-то австралийский солдат и плакал. Возможно, его выгнали из клуба, или же у него не хватало денег на вход.

– Что случилось? – спросила Гарриет.

– Никто меня не любит, – всхлипнул он. – Никто меня не любит!

– Он пьян, – высокомерно сообщил Кларенс. Выйдя на улицу, он с деловым видом остановил такси, но, усевшись на заднее сиденье, тут же упал и заснул.

На вокзале действовала светомаскировка. В темноте высился поезд, который некогда был частью Восточного экспресса. Железнодорожные служащие носили при себе фонари или керосиновые лампы. Один из них принял Кларенса за британского офицера, который ранее потерял свой чемодан. Кларенса грузили в купе всем вокзалом. Не забыли и два чемодана, возможно также принадлежавших ему. Из окна спального вагона выглядывал еще один британский военный. Казалось, что они с Кларенсом – единственные пассажиры этого поезда.

Гай потряс Кларенса за плечо, пытаясь разбудить.

– Мы уходим, – сказал он. – Давайте попрощаемся.

Кларенс сбросил руку Гая и отвернулся к стене.

– Мне плевать, – пробормотал он.

– Мы можем что-нибудь для него сделать?

– Ничего, – ответила Гарриет. – Это всё тот же случай: «Никто меня не любит!»

Смотритель сообщил, что поезд сейчас отправится, и Гай неожиданно печально сказал:

– Возможно, мы никогда больше его не увидим.

– Ничего страшного. Эти отношения следует оставить в прошлом.

Но Гай был не в силах оставить какие-либо отношения в прошлом. Пока они шли обратно в Монастираки, он с сожалением говорил о Кларенсе, терзаясь, что так мало провел времени со старым другом, который так ценил его.

– Мне очень нравился Кларенс, – сказал он, словно говоря об умершем.

Гарриет и вправду казалось, что Кларенс давно исчез из их жизни и затерялся где-то в прошлом.