Друзья и герои

Гарриет принялась поддразнивать его продвижением по службе. Кларенс помрачнел и пробормотал:

– Это всё не имеет значения.

– Вы как раз вовремя! – ликующе сообщил Гай. – Кларенс здесь всего на несколько часов. Он только приехал. Я собирался на репетицию и встретил его. Прекрасное совпадение, не так ли? Садитесь. – Гай пододвинул два стула. – Устраивайтесь. Что вам заказать? Кофе?

– Мы еще не ели.

– Еды здесь уже нет, но, возможно, вам сделают бутерброд.

Посмотрев на Чарльза, Гарриет увидела, как закрылось его лицо. Не глядя на нее, он обратился к Гаю, словно ее не было рядом:

– Боюсь, мне пора. Сейчас очень непростое время. Мне надо вернуться на работу.

Прежде чем его успели остановить, Чарльз резко повернулся и перешел на другую сторону дороги. Видя, как он уходит, Гарриет испытала столь острое чувство потери, что не сдержалась:

– Надо догнать его, нельзя же, чтобы он так ушел. Мне надо объяснить…

– Разумеется, – сказал Гай безо всякого выражения. – Если ты так считаешь…

– Да. Считаю. Я сейчас вернусь. Я быстро.

Она бросилась вслед Чарльзу и отыскала его среди толпы. Он зашел в лавку, где торговали газетами и папиросами. Гарриет остановилась, отдышалась и, дождавшись его, сумела спокойно произнести:

– Чарльз, мне очень жаль.

Он резко обернулся, не ожидая увидеть ее рядом.

– Кларенс здесь ненадолго. Мне надо будет с ними остаться. У меня нет выбора.

– Полагаю, он – часть вашего прошлого?

– Нет. Во всяком случае, не в том смысле, который вы в это вкладываете. Почему вы так говорите?

– Когда он нас увидел, ему чуть дурно не сделалось.

– Он всего лишь друг – как мне, так и Гаю.

– Однажды вы так скажете и обо мне.

Она рассмеялась и взяла его за руку. Он был всё еще мрачен, но руки не отнял.

– Мы встретимся завтра? – спросила она.

– Пообедаете со мной?

– Да.

Она попыталась отпустить его руку, но он несколько мгновений продолжал удерживать ее пальцы. Теперь, когда следующая встреча была назначена, они могли расстаться спокойно. Гарриет вернулась к Гаю и Кларенсу. Кларенс держался сдержанно, всем своим видом демонстрируя неодобрение, и Гарриет попыталась подразнить его:

– Я думала, вы не участвуете в войне по принципиальным соображениям.

– Я по-прежнему против.

– Но вы пошли в армию.

– Ну… в некотором роде.

Кларенс, как обычно, развалился на стуле, скрывая неловкость под маской непринужденного безразличия. Он не желал поддаваться на ее провокации. Несмотря на всё свое неодобрение, он, как всегда, был настороже.

– Так вы служите или нет?

Кларенс пожал плечами, предоставив Гаю объяснить, что на самом деле Кларенс – не настоящий подполковник. Он всего лишь принадлежал к военизированной организации, которая защищала деловые интересы Британии в районах боевых действий. Сейчас он направлялся в Салоники, где должен был следить за табачными фабриками.

– Вот как! Какое сокрушительное падение! Словно простой агент Бунда, Уолл-стрит и банка «Зоиппус»! Лучше ему не встречаться с Беном Фиппсом.

Кларенс вновь пожал плечами, не желая оправдываться. Гарриет спросила, чем он занимался после того, как уехал из Бухареста вместе с Софи – румынской еврейкой, которая когда-то мечтала выйти замуж за Гая. Кларенс собирался отправиться в Анкару и работать в Британском совете, но Софи запротестовала. Она решила, что Анкара ей не подходит. Когда они сошли с поезда в Стамбуле, она потребовала, чтобы они сели на корабль до Хайфы и оттуда отправились в Каир.

– Так вы там и остались?

– Да.

– А как же Совет? Они не могли вас удержать?

– Нет, я же работал там по контракту. Меня отпустили.

– А теперь вы подполковник! Стремительное продвижение.

– Именно. Сегодня ты лейтенант, к концу недели – майор, а на следующей уже подполковник. – Кларенс презрительно фыркнул. – В Каире полно таких симулянтов вроде меня.

– А как дела у Софи?

– Всё в порядке.

– Вы поженились?

– Да.

– Рада за нее. А теперь она еще и жена подполковника! Полагаю, ей это по вкусу?

Кларенс молча склонил голову.

Сочтя, что Гарриет и Кларенс достаточно погрузились в беседу, Гай счел возможным их оставить. Он поручил Кларенса Гарриет, сообщив, что его ожидали на репетицию к половине третьего и он не может более заставлять артистов ждать.

– Я вернусь в семь, – сказал он. – Встретимся здесь. Подумай, где бы тебе хотелось поужинать. Проведем вечер вместе.

Собрав свои бумаги и книги, он удалился.

– Гай не слишком переменился, – сказал Кларенс.

– А вы думали, что он изменится?

Гарриет положила на стол фиалки. Кларенс нахмурился.

– Гай – потрясающий человек, – сказал он.

– Что ж… пожалуй.

Они уже говорили об этом раньше, и Гарриет нечего было добавить. В Бухаресте она проводила с Кларенсом много времени: он составлял ей компанию, когда Гай, по своему обыкновению, исчезал. Она принимала щедрость Кларенса и не давала ничего взамен. Главным образом он вызывал в ней раздражение. Казалось, что Кларенс был рожден для страданий. Он желал страдать. Если бы она не обращалась с ним дурно, этим пришлось бы заняться кому-то еще. Но Кларенс был способен на мстительность. Он поощрял ее откровенность и часто сочувствовал ей, но точно так же мог и огрызнуться: «Не жалуйтесь, вы сами вышли за него замуж» или «Если бы вы дали ему отпор, он бы не вешал на вас этих бедолаг».

Теперь Гарриет была настороже. Кларенс мог бы – с присущей слабым людям злопамятностью – отыграться на ней за Чарльза. Представься ему такая возможность, он не преминул бы напасть на нее с каким-нибудь возмутительным откровением.

– Потрясающий, – повторил Кларенс твердо. – Бескорыстный. Щедрый. Великий человек.

– Да, – сказала Гарриет.

– Вам чертовски повезло быть за ним замужем.

– Пожалуй… в некотором роде.

– Что значит «в некотором роде»? Вам невероятно повезло!

Гарриет промолчала. Ей принесли бутерброд. Солнце ушло, и сразу похолодало. Хотя влажный ветер пах весной и кругом цвели абрикосы и миндаль, с наступлением вечера воздух становился ледяным. Ночью случались заморозки.

Она вернулась на работу раньше, чем собиралась. Вечером она застала Кларенса внутри кафе. Он пил коньяк, и настроение его улучшилось. Теперь он держался с ней как с предметом былой любви.

В восемь вечера в кафе зашел Бен Фиппс, направлявшийся в агентство «Стефани»[68]. Он подошел к их столику с видом человека, который нехотя выполняет возложенное на него обязательство. Он равнодушно передал сообщение от Гая:

– Он говорит, что ему надо еще порепетировать с хором и чтобы вы шли в «Гранат», а он к вам присоединится.

– Но почему «Гранат»?

– Понятия не имею. Так он сказал.

– И когда он освободится, по-вашему?

– Одному богу известно. Вы же знаете Гая.

Кларенс предложил Фиппсу выпить, но Фиппс, всем своим насмешливо-снисходительным видом давая понять, что не воспринимает звание подполковника всерьез, ответил отказом:

– Никак не могу, старина. Мне-то надо зарабатывать на жизнь.

Ночной клуб «Гранат» был странным выбором. Возможно, Гай счел, что Кларенс сможет себе это позволить и это станет роскошным подарком для Гарриет.

– Боюсь, там очень дорого, – сказала она.

– Что ж, если кормят прилично…

– Сейчас хорошей еды уже не найти.

– Как, и задорого?

– И задорого. Но в «Гранате» очень хорошая певица; и там всем заправляет евнух. Самый настоящий – один из реликтов Османской империи.

– Уже неплохо!

Кларенс неловко поднялся на ноги.

Вестибюль ресторана тускло освещался лампами, упрятанными в бумажные гранаты. Здесь сидел евнух и собирал плату за вход. Он был не столь тучен, как полагалось его собратьям, но выглядел крайне своеобразно; на землисто-бледном матовом лице, испещренном сетью тончайших морщин, словно старинный фарфор, застыло выражение глубочайшей меланхолии. Он казался совершенно неприступным. Между колен он зажал трость, которая напоминала о его увечье. Гарриет как-то видела, как он ковыляет по Университетской улице, словно раненый краб. Смотреть на него было столь же мучительно, как и на искалеченных родителями детей-попрошаек в Румынии. Прохожие обходили евнуха – не потому, что он с трудом двигался, но из-за его недостатка, отделявшего его от остального человечества. Он не был частью общества, словно человек, переживший скандал в свете и не рискующий более соприкасаться с бомондом. Однако своя жизнь у него всё же была. Он открыл ночной клуб, ставший самым популярным в Афинах, и сидел у входа в плетеном кресле, наблюдая за приходящими и уходящими.

Войдя, они оказались в небольшом унылом зале с танцплощадкой. Бо́льшая часть столов была занята, на остальных стояли таблички «Занято». Одну из них убрали, освободив столик для Кларенса и Гарриет, и Кларенс сказал:

– Надеюсь, никто не собирался сюда сесть. Мне бы не хотелось пользоваться привилегиями только на основании моего звания.

У него был такой высокомерный вид, что Гарриет ответила:

– Не беспокойтесь, вас привечают не потому, что вы фальшивый подполковник, а потому, что вы друг и союзник. В Греции армия профессиональная: звание здесь означает опыт, а не класс. Греческие солдаты ходят всюду, куда могут себе позволить, так что, надеюсь, британское командование положит конец всему этому бессмысленному чинопочитанию.

– Нет, конечно.

– Почему же?

– Это же очевидно, – брюзгливо ответил Кларенс. Такой поворот беседы пришелся ему не по душе. Улицы Афин заполонили новоприбывшие солдаты, которые бродили повсюду и заглядывали в любую дверь, которая могла бы скрывать за собой прибежище. В «Гранат» им попасть не удалось: стоимость входа была слишком высокой.

– Вы что, хотели бы, чтобы они явились сюда? – спросил Кларенс. – Здесь бы не хватило места!

Места и правда было мало. Присутствующая публика напоминала гостей Куксона. Пары толпились на танцплощадке. Среди них был и Добсон: он танцевал с вдовой кораблестроительного магната, на которой как раз пытался жениться.

– Что мы будем пить? – спросил Кларенс, твердо вознамерившись перевести беседу на более приятную тему. Он заказал рецину, и, когда открыли третью бутылку, улыбка его стала мягкой, снисходительной и несколько приторной.

– Давайте потанцуем, – предложил он, но Гарриет не была одета для танцев и отказалась. – Тогда я пойду танцевать вон с той красоткой.

– Она вам откажет. Гречанки не танцуют с иностранцами.

– Почему это?

– Они верны своим мужчинам на фронте.

– Верны? – Кларенс задумался над услышанным. – Да. Верность. Именно. Ее-то нам и не хватает.

Он помрачнел, и Гарриет поняла, что теперь-то его удастся разговорить.

– Как дела между вами и Софи? – спросила она мягко.

– А вы как думаете? Когда я видел ее в последний раз, она выходила из «Сикурель»[69]. Накупила там платьев на тысячу фунтов.

– Шутите? Вы что же, настолько богаты?

– Богат? Я? Не я же за них платил.

– А кто?

– Какой-то богатый дуралей с титулом. Он платит и за платья, и за всё прочее, я полагаю.

– Вы хотите сказать, что она вас бросила?