Шпагу или жизнь!

Глава 6 (кукла... ребёнок...)

Милый взгляд, любящий и открытый... Весь свет мира, казалось, был в этих светлых глазах дочурки, смотревшей с надеждой и верой. Пётр не мог противостоять её глазам и просьбе дать подарок сейчас, в этот вечер, а не ждать утра, когда наступит её день рождения. Машенька попросила лишь раз. Достаточно было светлого взгляда, и Пётр под умилённые вздохи и радостные улыбки скоро вернулся в зал с коробкой, перевязанной большим белым бантом.

Коробка была величиной с рост Машеньки. Поставив подарок на пол, Пётр пригласил дочурку открывать. Воцарилась тишина. Восторженное ожидание... Трепет... Предвкушение радости... Машеньке не терпелось открыть подарок, да ещё и такой большой, как мечтала. И когда бант спал, а крышка коробки плавно упала рядом, Машенька с восторгом запрыгала от нахлынувшего счастья. Мечта, как оказалось, сбылась. Ещё одна и самая большая мечта: ей подарили давно желанную куклу-сибаритку.

Кукла была ростом с Машеньку. Сделанная из дерева, но так искусно, что походила на человека. Ножки и ручки двигались с помощью встроенных пружинок. Голова могла поворачиваться. Глаза вырезаны и покрашены так, словно настоящие. Выглядела кукла, как девочка из восемнадцатого века: белокурый парик с цветами и бусинками, роскошное платье с китайской вышивкой и кружевами. Машенька, как и все вокруг, была восхищена красотою такой редкой и умело сделанной куклы.

Весь вечер Машенька играла только с ней. Музыка и приятные беседы продолжались до позднего вечера, пока Иона и Пётр не увели дочурку спать. Они всегда сами укладывали детей в кровать, пока те были маленькими. Теперь три сына стали взрослыми, и только Машенька, как подарок судьбы, ещё радовала теми самыми моментами, когда ребёнок маленький, нуждается в заботе, а в ответ дарит неповторимую нежность открытого детства, по которому невольно скучаешь. В такие моменты усиливается вера в светлое будущее, которой в реальности часто не хватает...

– Петенька, – с тревогой заговорила Иона, когда Машенька уснула и она с мужем медленно закрыли к ней дверь. – Павлуша так и сидит весь вечер в стороне. Ты сказал, он не пил, но он весь вечер пьёт вино!

– Я видел, – прошептал Пётр, оглянувшись в пустом и полутёмном коридоре, где никого, кроме них, не было. – Я немедленно с ним поговорю, а ты жди меня у нас. Всё наладится.

– Он бы завтра не пил, – жалостно просила Иона. – Всё же ещё гости будут да и... дурно это. Для него же самого.

– Всё улажу, голубка моя, – ласково обняв милую, Пётр одарил её губы нежным и долгим поцелуем.

Оба чувствовали, что страсть снова разгорается в них, будто не было прожитых лет вместе. Игриво взглянув друг на друга, они стали улыбаться, а на душе вновь торжествовала вера в лучшее.

– Жди меня, – подмигнул Пётр с намёком. – Приготовься.

– О, ты знаешь, я готова в любой момент, в отличие от тебя, – шутливо засмеялась любимая, отступая спиной уйти, а руку медленно убирала от него.

Он словил её за пальчики, припав к ним кратким, но пылким поцелуем, и, прикусив губу, исподлобья следил. Иона уходила в спальню рядом... Она не отрывала взгляда от него до последнего. Им обоим хотелось всё бросить и быть вместе, но... это будет немного позже.

Как только дверь за Ионой медленно закрылась, Пётр с сожалением вздохнул и оглянулся вновь на коридор. Там, в конце, виделся свет у лестницы, ведущей на первый этаж. Там где-то ещё Павел, и с ним стоит серьёзно поговорить. Только состояние Павла этим вечером было неподходящим для разговоров. Однако Пётр не сдавался и знал: что-то да узнает...

Павел был единственным, кто остался в зале тем вечером. Все разошлись на отдых, а он, допивая коньяк, который после выпитого вина себе налил, сидел расслабленно в кресле. Он задумчиво смотрел туманным взглядом вперёд. Томно моргал, и, казалось, вот-вот заснёт.

– Все ж подумают, я тебя так дурно научил пить, – сел перед ним на стул, который взял от стены, Пётр.

– Уж если кто проблем ищет, я к их услугам, – усмехнулся хмельной сын.

– Так дела не решают, – с недовольством смотрел Пётр исподлобья, но сын был полон презрения и обиды:

– А как эта рожа вилась вокруг Лидии. А она-то! Она!... Ушла с ним...

Пётр еле сдерживал улыбку, наблюдая за ним, причитающим, и понимал причину:

– Не переживай. Лидия проводила его. Ивор уехал снова домой. Он не так далеко живёт. Очень любезный и, поверь, достойный молодой человек. Будущий адвокат и, хочу заметить, будет прекрасным адвокатом. Учился получше твоих братьев!

– Я ему помешаю. Друг он моим братьям, – усмехнулся Павел и снова пригубил коньяка.

– Ивор вряд ли связан с музеем. В любом случае он не окажется отрицательным героем, – был уверен Пётр. – Вызвать братьев из столицы, чтобы успокоить тебя?

– Я сам их навещу, если надо будет, – усмехнулся вновь Павел.

Он сморщился, глядя на коньяк, и, допив его залпом, сидел ещё некоторое время, зажмурившись, пока вкус крепкого напитка не ослаб во рту.

– Уничтожу, – выдавил из себя Павел. – Лидию не позволю трогать подлецу.

– Как ребёнок, – поднялся Пётр и протянул руку. – Вставай... Провожу спать. Утром поговорим заново.

– Почему ребёнок? – возмутился хмельной сын, но послушно, удерживаясь за руку отца, стал подниматься.

Только сейчас он почувствовал, как тело не слушается, ноги будто немые и трудно устоять. Он пошатнулся. Отец еле удерживал его в объятиях, но кое-как проводил наверх, к комнатам, где в одной из спален и подвёл сесть в кресло у кровати.

– Я не ребёнок, – снова вымолвил недовольный Павел.

– Ещё какой, – кратко засмеялся Пётр.

– Почему это?! – поднял хмельной взгляд сын, а глаза еле-еле открывались.

Ему приходилось заставлять глаза быть широко раскрытыми, чтобы получше видеть, но голова кружилась, и будто некий туман густой пеленой всё пытался скрыть.

– Дети пытаются всё сломать.

– И испачкать, – добавил важно пошатывающийся в кресле Павел и начал расстёгивать одежду.

– Испачкать, – снова засмеялся Пётр и позвонил с ночного столика в колокольчик. – Тебе помогут раздеться. Проспись, я утром приду...