Истоки инквизиции в Испании XV века

V

В этот момент напрашиваются несколько замечаний по поводу широко известной теории, повлиявшей на многие работы, касающиеся эволюции еврейской экономики в Средние века. Согласно этой теории, профессии, которыми евреи занимались более всего в средневековье, не были выбором самих евреев, а были навязаны им давлением со стороны враждебных князей или режимов. Соответственно, евреи занялись международной торговлей потому, что были вытеснены из сельского хозяйства, а затем, когда их заставили уйти и из международной торговли, они нашли себя в ростовщичестве и банковском деле. Однако эта теория верна лишь частично, она применима к некоторым периодам и некоторым местам, но отнюдь не ко всем периодам и не ко всей Европе и, наверняка, не относится к началу указанных явлений. В целом процесс выбора профессий евреями не был таким пассивным, он являлся также результатом взвешивания различных возможностей при рассмотрении экономических потенциалов, внезапно образовавшихся в результате изменившихся обстоятельств. Так, евреи меняли профессии не только тогда, когда занятие одной из них оказывалось рискованным или вдруг запрещалось законами страны, но и тогда, когда на новую профессию появлялся большой спрос и, соответственно, она становилась более доходной, а отсюда и более подходящей для их целей. В Испании именно так произошло с предоставлением займов и сбором налогов — двумя профессиями, ставшими в XII в. самыми заметными признаками экономики и социальной жизни испанского еврейства.

Мануэль Кольмейро и другие испанские учёные, признававшие незаменимость кредита для экономического развития любого общества, нашли возможным безоговорочно осудить порочность «еврейского ростовщичества», которое они приписали естественным наклонностям евреев[201]. Мы не видим в этих двух утверждениях никаких объяснений, а только отражение традиционных предрассудков, которые не приближают нас, а, наоборот, отдаляют от самого сердца проблемы. Продолжая обсуждение этого вопроса, мы должны для начала заметить, что предоставление займов евреями в Испании никогда не было занятием такой большой группы общины, как это было во Франции или в Англии, и что большинство испанских евреев, занимавшихся этим делом (по крайней мере, к концу XIV в.), принадлежало к низшим классам. Хотя кредитный голод был всеобщим явлением, в Испании он ощущался сильнее всего в городах среди христианских ремесленников и мелких торговцев, поскольку их число выросло вместе с расширением городов, и они нуждались, чтобы выстоять в конкуренции, в новых инструментах, большем количестве товаров и лучшем оборудовании и помещениях, а для этого требовался капитал. Так как Церковь запрещала ссужать деньги под проценты и никакой христианин не одолжил бы им денег без выгоды для себя, такие торговцы и ремесленники часто обращались к ближайшему и единственно возможному знакомому источнику — к своим соседям, которые зачастую занимались теми же профессиями на более высоком экономическом уровне. Как правило, эти евреи пришли раньше своих христианских соседей в эти профессии и сумели бережливостью и тяжким трудом собрать приличные суммы денег. Рисковать своими сбережениями, одалживая деньги бедным христианам, не получив при этом подобающих гарантий, было бы делом малопривлекательным. В качестве гарантий выступали контракты, утверждённые правительством, или же деньги ссужались под залог, но их реализация не всегда обходилась без проблем. По-настоящему привлекательным был шанс на высокую прибыль — и с этого всё началось.

Прежде всего, нужно понять, что в Испании — т. е. и в Кастилии, и в Арагоне — большинство должников были «маленькие люди», в то время как большинство заимодавцев принадлежало к низшему среднему классу. В погромах Сеговии и Авилы в 1368 г. (во время гражданской войны) погромщики позаботились о том, чтобы уничтожить документы об их долгах евреям. Не забыли они и о том, чтобы заполучить обратно вещи, оставленные их заимодавцам в залог[202]. Точно так же во время погрома в Барселоне в августе 1391 г. «маленькие люди» заставили городского судебного пристава выдать им хранящиеся у него документы, указывающие суммы их долгов евреям[203]. Погромщики, «маленькие люди», были обычно ремесленниками или иными членами низших классов. Полученные ими ссуды неизбежно были небольшими, и богатым людям не было смысла ссужать их, только мелкие торговцы и ремесленники, нуждавшиеся в небольшом дополнительном доходе, могли быть естественными кредиторами таких клиентов[204].

Это не означает, что евреи, принадлежавшие к высшим классам, не занимались предоставлением кредитов и что чрезмерно высокие проценты не взимались, особенно в ранний период. Как и в отношении любого товара, цена кредитов на рынке регулировалась законом спроса и предложения, и основная ошибка заключалась, как это заметил Висенс Вивес, в «неспособности кастильского класса бюргеров создать банки и банковские вклады», которые смогут предоставлять кредиты за гораздо более низкий процент[205]. Позже, когда вмешалось правительство (во время правления Альфонсо X) и снизило процент до 25-ти, ситуация облегчилась, но не уладилась до конца. Банкротства продолжались, продолжалась и критика, заставившая правительство вновь вмешаться с помощью моратория на займы и других мер. Наконец, на кортесах в Алкала (1348 г.) Альфонсо XI полностью запретил ссужать деньги под проценты, но и это не оказалось решением проблемы. Через несколько лет после этого управляющие делами попросили восстановить предоставление займов евреями христианам на условиях, существовавших до запрещения[206]. Совершенно очевидно, что еврейские кредиты помогали многим, а не разоряли, как это утверждалось.

Встаёт вопрос, до какой степени всё это касалось высшего еврейского класса, финансовой элиты, тех, кто ссужал деньгами знать и крупных христианских торговцев. Бэр считал, что, если бы запрещение кредитов сработало, это «не дало бы возможности евреям быть откупщиками»[207]. Это, однако, неверно. Если одна из этих профессий — откуп и предоставление займов — зависела от другой, то не первая зависела от второй, а наоборот. Главным источником богатства еврейских финансистов был откуп, а не займы, и большой доход, который они имели от откупа, позволял им давать большие ссуды знати, а иногда даже и королям. Если бы Альфонсо XI или Энрике III думали, что их законы, запрещающие ростовщичество, могут подвергнуть опасности еврейский откуп их доходов, они никогда не издали бы этих законов. Никакое финансовое устройство не охранялось ими так ревностно, как сбор их доходов еврейскими налоговыми откупщиками.

Если предоставление кредитов влияло на экономическое состояние многих евреев, но имело очень небольшое значение для общееврейской ситуации, то собирание королевских поступлений (а в особенности налоговый откуп) касалось значительно меньшего числа евреев, но зато в очень большой мере отражалось на общем состоянии еврейской общины в целом. Прежде всего, это было результатом прямой связи системы откупа с королевской администрацией. Сбор королевских поступлений происходил под руководством и надзором верховного казначея королевства (Contador mayor), который до конца XIV в. (когда эта должность перешла к конверсо{7}) почти всегда был евреем. Влияние этого человека часто было настолько далекоидущим, значительно превосходящим его ответственность за финансы, что оно заслуживает особого внимания. Средневековые испанские хроники, однако, упоминают еврейских придворных лишь вскользь, в то время как современная наука, как заметил Бальестерос, почти что не исследовала их жизнь и деятельность[208]. Тем не менее даже на этой стадии наших знаний мы можем с полной уверенностью утверждать, что еврейский казначей при дворе был главной опорой еврейской экономической структуры и центральной силой в том, что может быть определено как политическая мощь испанского еврейства.

Несомненно, в основном эта мощь проистекала из тех функций, которые выполняли евреи, собирая финансы королевской казны и управляя ими. Система сбора налогов, контролируемая казначеем, находилась по преимуществу, если не целиком, в еврейских руках. Возглавляли различные секторы и подразделения системы, покрывающие все регионы и все типы налогов, откупщики, которые почти всегда были евреями, и их ассистенты, податные инспектора и сборщики налогов тоже обычно были евреями. Как результат, христианский простой люд в каждом городе оказался подчинённым еврейским сборщикам налогов, которые, вооружённые королевской властью, могли заставить платить налоги по своему усмотрению. Результат, конечно, был вполне ожидаемым. Города поднимали голос гневным протестом против их якобы подчинения евреям и требовали ревизии всей системы сбора налогов, а также устранения евреев из этой системы. Поскольку эти требования не возымели действия, их протесты становились всё громче и яростнее, но их эффект оставался прежним — нулевым. В этом единственном вопросе короли не уступали, и сбор налогов оставался, в основном, в еврейских руках вплоть до конца пребывания евреев в Испании.

Прежде всего, функции евреев как сборщиков королевских поступлений явились причиной того, что города видели в них агентов монарха, которые относились к ним как к объектам массивной эксплуатации. Евреи служили интересам короля, и поэтому города видели в них противников своих интересов; и так мы вновь касаемся феномена, о котором уже говорили: фундаментального конфликта между королём и его собственным народом — конфликта, не ограничивавшегося финансовыми проблемами, но охватывавшего все сферы управления, имеющие отношение к жизни людей. Частично благодаря этому столкновению интересов евреи могли уцелеть в тяжёлом климате средневековья, и трудно поверить, что они не могли разглядеть этого, когда пришли поселиться в христианской Европе. И действительно, со времен Каролингов, прежде чем обосноваться на новом месте, евреи требовали гарантий своей защиты, что говорит о том, что они а) понимали, что позиция королей по многим вопросам отличается от позиции простонародья, и б) то, что короли были готовы в своих интересах быть в союзе с «чужаками-евреями» в противоположность явным чаяниям их христианских подданных. В каком-то смысле соглашения евреев с королями в Средние века напоминают взаимоотношения, достигнутые евреями с иностранными завоевателями в античном мире.

Эта ситуация, как мы можем вывести из вышесказанного, ни в коем случае не была исключительно испанской; то же самое происходило во многих странах Европы. Но в двух вещах Испания отличалась от других: в Испании короли были почти всегда вовлечены в войну за национальное освобождение, и поэтому война была войной их народа в не меньшей степени, чем их собственной войной. Реконкиста, действительно, была войной, где встретились чаяния королей и народа, и пока эта война продолжалась, настоящего разрыва между королём и его христианскими подданными произойти не могло. Вдобавок к этому короли возглавляли все военные кампании против самого опасного врага (мусульман), и их власть и авторитет были настолько велики, что лишь немногие осмеливались выступать против их решений.