Истоки инквизиции в Испании XV века

X

Теперь Энрике правил почти всей страной, кроме Галисии, оставшейся верной Педро. Думая, что война практически закончена, Энрике сконцентрировался на создании своей администрации и с бесстыдным цинизмом и голым прагматизмом, типичным для всех его действий, повернул в другую сторону свою политику по отношению к евреям. Его антисемитская кампания, которая помогла ему захватить власть, оказалась теперь ненужной, и он не видел никакой причины её продолжать. Поэтому он стал искать способных и умных еврейских финансистов, которые могли бы создать для него систему сбора налогов того же типа, что служила его предшественникам. Так, во время своего визита в Севилью он вступил в контакт с Йосефом Пичоном, богатым и хорошо известным севильским евреем, который, несомненно, произвел на него сильное впечатление и как финансовый эксперт, и как целеустремленный предприниматель. Энрике неформально назначил его руководить организацией сбора налогов, которая в тот момент фактически бездействовала.

То, что Энрике доверил сбор налогов этому человеку, а не кому-либо из евреев, служивших на этой должности при Педро, было, возможно, результатом того, что последние отказались помочь Энрике вести его дела. Поскольку им могло быть известно о переговорах, которые вел Педро с англичанами в Байонне, чтобы обеспечить их помощь, они не потеряли надежду на его возвращение, и до тех пор, пока надежда ещё жива, они не могли пойти на службу к его врагу.

Как и многие кастильские евреи, они должны были видеть в неприглядном свете, чтобы не сказать больше, готовность Пичона помочь Энрике, палачу Альканы и Нахеры и грабителю еврейских состояний. Отсюда вытекает, что как минимум с самого начала крупные еврейские откупщики налогов находились в резкой оппозиции к Пичону — факт, который, несомненно, тормозил его усилия по мобилизации опытных сборщиков налогов. Тем не менее прошло совсем немного времени, и всевозможные должности в казначействе Энрике стали заполняться евреями.

Если руководство кастильского еврейства было обеспокоено таким развитием событий, то антисемиты страны были поражены и приведены в ярость. Вслед за этим «все города, поселки и селения», представленные на кортесах в Бургосе (февраль 1367 г.), напомнили Энрике о его прежних утверждениях, а именно, что «все зло, ущерб, смерти и изгнания, случившиеся в прошлом, произошли из-за советов евреев, которые были фаворитами и должностными лицами прошлых королей» — прозрачный намек на дона Самуэля. Соответственно, они отправили петицию Энрике, требуя, чтобы ни один еврей не был назначен ни на один пост, включая даже должность врача, при дворах короля, королевы и инфантов. Энрике ответил, что никогда подобная петиция не была адресована никакому кастильскому королю и что, хотя некоторые евреи были приближены к нашему двору (casa), мы не включаем их в наш совет (в противоположность Педро и Альфонсо XI, которые включили Самуэля га-Леви и Йосефа Наси в свои советы), а также «мы не наделяем их властью, которая может нанести нашей стране какой-либо вред»[363].

Однако эта петиция не была единственным требованием, поднятым испанскими уполномоченными касательно евреев. Они ещё хотели, чтобы король назначил христиан командующими крепостей, которые евреи охраняли в Севилье, и просили, чтобы стены, окружающие еврейские кварталы (такие, как в Толедо), были разрушены. Они явно стремились сделать евреев беззащитными, а их кварталы открытыми для нападений. Энрике, тем не менее, отклонил их аргументы, что еврейское командование фортами было «вредным» для христиан. Не произвело на него впечатления и упоминание Толедо, что должно было напомнить ему проблемы, с которыми он столкнулся при осаде этой крепости в 1355 г. Энрике решительно отверг эти требования петиции, указав, что он понял намерения её авторов. Выполнение этих требований, сказал он, приведет к полному краху евреев, что противоречит его интересам[364]. Он, однако, не забыл о необходимости угодить городам хоть в чем-то. В ответ на их просьбу сократить наполовину долги христиан евреям (так как другая половина якобы является скрытыми процентами на долг) и отсрочить на три года их выплату (так как многие из горожан оказались разоренными «изъятиями тирана, называющего себя королем» — т. е. Педро), Энрике сократил долги на треть и предоставил мораторий на два года[365]. Конечно, эти уступки были важными, но они были очень далеки от его же призыва к тому, чтобы христиане вообще не платили долгов евреям — призыва, провозглашенного всего несколькими месяцами ранее, до того как он стал королём.