Истоки инквизиции в Испании XV века

V

Чувствуя, что грозовые тучи сгущаются, предвещая шторм, Мартинес не мог не понять, что пришёл час принять решение. Он знал, что политическая ситуация была благоприятной. При разобщённом регентстве было весьма маловероятным, что оно осмелится пойти против него в случае общего бунта. Концехо и собрание каноников прятались за спиной регентства и ничего не предприняли бы по своей инициативе. Мартинес чувствовал, что лавина, которую он мог теперь отпустить, слишком сильна, чтобы кто-нибудь смог противостоять ей, и он пришёл к выводу, что время созрело для массивной атаки на евреев. Именно этим и решил заняться Мартинес вместе со своими помощниками, всё время держа в секрете масштабы, конкретные цели и дату нападения. Только возросшая ярость агитации указывала на его неминуемость.

Теперь севильская худерия была окружена зловещей погромной атмосферой. Её жители ежедневно подвергались оскорблениям и хулиганским выходкам со стороны членов партии Мартинеса. Их несомненной целью было спровоцировать столкновения и разжечь злобу агрессивной толпы. Проявления резкой ответной реакции на эти оскорбления стали всё более и более неизбежными. И главные королевские официальные лица в Севилье решили по своей инициативе, или же по требованию евреев, подавить погромное движение. Они верили, что, продемонстрировав силу, они смогут отвратить массы от кровопролития. Двое аристократов из знаменитой семьи Гусманов были главными королевскими офицерами в Севилье. Один из них, Хуан Алонсо Гусман, граф Ньебла, был губернатором (аделантадо) всей провинции; другой, Альвар Перес де Гусман, был начальником королевской полиции (главным альгвасилом) Севильи. Они схватили двух типов из отребья, оскорблявших евреев, и велели высечь их и посадить в тюрьму. Но это ударило по ним бумерангом.

«Четвертая всеобщая хроника» (Cuarta Crónica General) сообщает нам, что «маленькие люди» (pueblo menudo) — то есть те, кто составлял основную часть последователей Мартинеса, — пришли в бешенство от того, каким образом обошлись с их собратьями. Они силой освободили двух заключённых и, по ходу действия, захватили главного альгвасила. Затем они привели освобождённых в большую церковь, где всего за два месяца до того собрание каноников провозгласило своё резкое осуждение Мартинеса. Там были произнесены страстные речи против евреев и их христианских защитников. «Маленькие люди» кричали, что альгвасила нужно забросать камнями, а графа Ньебла тоже надо убить. Тем не менее вскоре толпу убедили освободить Альвара Переса. Было ясно, что иначе последует серьёзное столкновение, которого Мартинес явно стремился избежать. Он не хотел превратить конфликт с евреями в конфликт со знатью и приказал освободить альгвасила[423].

Теперь на Севилью спустилось странное спокойствие, которое вовсе не обнадёжило евреев, а, скорее, испугало их. Освобождение высеченных преступников, продемонстрировавшее неповиновение приговору, вынесенному законными королевскими судьями, показало, что рука закона перебита, а истинными хозяевами Севильи были Ферран Мартинес и агрессивные толпы его последователей. Тем не менее оказалось, что, хотя альгвасил не мог привлечь к суду никого из бунтовщиков, он не полностью отказался от исполнения служебных обязанностей. Он подготовил своих людей к новым вспышкам насилия, поскольку город изобиловал слухами о готовящихся нападениях на евреев в Севилье и близлежащих городах. Находящиеся под угрозой евреи послали, в свою очередь, тревожные сообщения своим ведущим персонам, встретившимся в тот момент в Мадриде. Те, сознавая тяжесть ситуации, не замедлили обратиться к регентству за помощью. Регентство опять поспешило откликнуться, как могло, учитывая его ограниченные ресурсы. Регенты, конечно, понимали, что единственным эффективным путём для предотвращения беспорядков была бы посылка солдат для защиты худерии. Но именно этого регентство себе позволить не могло. Расколотое больше, чем когда-либо и находящееся под угрозой дона Педро Тенорио, архиепископа Толедо, регентство само нуждалось в военной помощи. Итак, вместо солдат оно отправило специальных посланников в самые возбуждённые города Андалусии, приказав их городским советам сохранять мир. Регентство также сделало дипломатический шаг, который, как оно надеялось, облегчит ситуацию: Альвар Перес был смещён с поста начальника королевской полиции и заменён весьма уважаемым аристократом Перо Понседе Леоном, сеньором Марчены[424].

Этот шаг, предпринятый 29 апреля, предназначался для умиротворения севильских экстремистов, требовавших устранения Альвара Переса. Но вместо того, чтобы улучшить состояние безопасности в городе, это назначение серьёзно ухудшило положение. Ибо вскоре вспыхнула резкая ссора между новым шефом полиции и губернатором провинции, Хуаном Альфонсо Гусманом, расколов тем самым силы севильской аристократии. Теперь она, вне сомнения, разделилась во мнениях по поводу политики по отношению к Мартинесу и его помощникам. В любом случае, Понсе де Леон должен был выказать куда большее дружелюбие к ним, либо из желания приуменьшить их агрессивность, либо исходя из необходимости завоевать их поддержку против мощного графа Ньебла. Тем временем яростная агитация продолжалась. «Люди были настолько возбуждены, — говорит Айяла, — что теперь они никого не боялись, а желание грабить евреев росло день ото дня»[425].

При том, что население было крайне возбуждено и подготовлено к действию, при расколе в регентстве и в среде севильской знати, и при том, что городская аристократия боялась вмешиваться, условия для антиеврейского взрыва выглядели благоприятнее, чем когда-либо. События неумолимо стремились к своей кульминации. Прошло всего пять с небольшим недель с момента замены Альвара Переса Понсе де Леоном до того дня, когда обрушилась атака на евреев Севильи.