Атаманова казна

–

Двигаться ночью не советую, можете упасть и поломать себе кости, а то и без глаз останетесь. С рассветом пробуйте выбраться из леса. Засим прощаюсь, Клепинов. Не забудьте мой наказ.

Кинул в костер наган, все найденные у пленного вещи, и ушёл в темноту, ведя в поводу лошадь. С искушением дождаться появления шефа Клепинова справился быстро. Во-первых, когда он появится было не известно; во-вторых, появится наверняка не один, того и гляди прихватит с собой отряд красных, а то и войсковую операцию затеет; в-третьих, бегать по лесам, значит привлекать к себе внимание, а сейчас следовало сделать так, чтобы о нём и обозе забыли. Ну, или искали в другом месте. Для этого нужно не так уж много – перейти фронт и избавится от оберега Аюпова. Стать видимым для Чёрного, проще говоря вызвать огонь на себя. Вот там можно и повоевать. И Туманов целеустремлённо продолжил движение к фронту.

Переходил его в районе Карабашева, предварительно потратив сутки у деревни Мартыново на изучение позиций. Окопы белых были размещены краем возвышенности, вдоль правого берега Степного Зая. Лесной массив, за которым можно было укрыться, заканчивался тут же, у деревни, оставляя до передовой линии версты четыре открытого пространства. Их преодолеть можно было только в тёмное время, рельеф местности позволял это сделать даже верхом. Следующей-же ночью он в поводу провёл лошадь мимо кавалерии и артиллерийских позиций красных, вызвав случайным стуком копыт лёгкий переполох дозорных и одинокую пулеметную очередь поверх скрывшей его балки. Дальше притоком Зая добрался до реки, перескочил ее бродом и околицей Карабашева проскользнул мимо передовой линии окопов. Углубился в прифронтовую зону, огибая с севера Солдатскую Письмянку, и повернул в сторону Бугульмы, уже прикрываясь лесом. В лесу его и взяли.

Разъезд белых появился внезапно, просто материализовался из утренней дымки, и сразу взял Туманова в кольцо.

– Стой! Слезай с коня! Руки вверх!

– Это не конь, а лошадь, – миролюбиво ответил Туманов усатому унтеру, зорко держащего его на прицеле драгуновки. Спрыгнул на землю и подняв, показал открытые ладони окружившим его четырём всадникам.

– Кто таков? Куда направляешься?

– Доставьте меня в особый отдел, братцы. Туда и направляюсь. Ротмистр Сергеев, выполняю особое поручение.

– Документы имеются, ваше благородие?

– Нет. Какие же документы могут быть в разведке?

– А ну, стой, где стоишь. – Один дозорный спешился и сноровисто обыскал Туманова.

Передал изъятый наган и нож унтеру. Тот качнул ими в руке:

– Шагай вперёд, дежурный офицер разберётся.

Не мешкая, один из всадников подобрал поводья Тумановской лошади и приторочил их к своему седлу. Двое других мордами своих коней начали теснить его в спину, направляя по лесной просеке в сторону города. Унтер держал его на прицеле.

До расположения добрались быстро, и получаса не прошло. На краю крутого склона были вырыты окопы, имелось несколько блиндажей и землянок. Сквозь деревья, совсем недалеко проглядывал огнями город. Туманова ввели в большой штабной блиндаж, где за дощатым столом, освещенным керосинкой, сидел средних лет поручик, ожидая задержанного, о котором ему успели доложить.

– Поручик Курбатов. Нуте-с, с кем имею? – вальяжно спросил он, цепко поглядывая то на одетого в гражданскую одежду Туманова, то на лежащий перед ним изъятое оружие.

– Ротмистр Сергеев, Глеб Александрович. Третий кавалерийский корпус генерала Келлера. Комиссован по состоянию здоровья в 1915-м. Направляюсь к полковнику Каппелю с особым поручением. – дисциплинированно доложил Туманов.

– Вон как, – понимающе покачал поручик, – и документов, по особому случаю, с собой никаких нет, разумеется?

– Точно так!

– Значит, быть комиссованным изволили при графе Келлере?

– Был контужен, потерял слух и зрение. Восстанавливался в 18-м полевом запасном госпитале в Пскове, там же и комиссован.

– Добрый был вояка, ваш граф, – покивал поручик, – Запамятовал, как его по батюшке?..

– Фёдор Артурович, господин поручик.

– Мда. В Пскове мне служить доводилось. Кстати, там частенько расписывали пульку в офицерском собрании. Главным врачом в госпитале был полковник Герасимов, Вениамин Семёнович, если не ошибаюсь?

– Нет. Главным врачом госпиталя при нас был Алексей Феликсович Држевецкий, доктор медицины и врач Божьей милостью.

– Будет, будет, ротмистр. Владеете обстановкой. Только это мало о чём говорит. Чем занимались последнее время?

– Оказывал содействие эсеровскому подполью в Казани, участвовал в штурме города на стороне Народной армии полковника Каппеля.

– Сами эсер?

– Русскому офицеру считаю неуместным состоять в партиях.

– Похвально, похвально. Настолько, что прямо пробы поставить некуда. – задумчиво проговорил поручик, и внезапно крикнул: – Конвой!

Вбежавшим в блиндаж двум караульным скомандовал:

– В кандалы, и в карцер голубчика. До особого распоряжения.

Никакие кандалы ему не одели, а просто связали руки, и проведя по сереющему рассветом лесу спустили в земляную яму, метра три высотой и шириной не больше колодца. Руки развязали. Сверху прикрыли плетёной крышкой. Туманов сел на дно ямы, откинувшись на осыпающуюся стену, потрогал оберег на шее. На месте. Документы он не брал с собой из-за необходимости придерживаться той версии, какая была в них отражена, а ситуация на стыке фронтов была непредсказуемой и без документов ему гораздо проще было подстраиваться, по необходимости, под развитие событий. Раздобыть какую-нибудь бумажку на месте тоже не представлялось большой проблемой. Всё пока было штатно. Психологические трюки контрразведки бывали и похлеще, всё это временно, но вот времени ему и было жаль. Называться своим именем спешить не следовало, во-избежании, так сказать, а попасть к Каппелю было необходимо. Он поможет связаться с Дутовым, а там всё будет уже по другому.

Два раза его кормили, утром и вечером. Спускали в ведре на веревке кусок хлеба и крынку с водой. Караул с ним не разговаривал, но находился всегда рядом – Туманов слышал шаги и иногда тянуло табаком: нарушали устав, воины. Смена караула сопровождалась смешливым уточнением разводящего:

– Шпыён на месте?

Отвечали ему тоже весело, развлекаясь от служебной докуки:

– Изволят почивать!..

Так прошло два дня. На третий день, когда он уже решил, что пора выбираться не дожидаясь «особого распоряжения», ближе к полудню за ним пришли. Помогли подняться на поверхность, спустив в яму жердину, на руки одели новомодные стальные наручники и отвезли на подводе в город.

Бугульму Туманов представлял себе более провинциальной, чем она оказалась: вполне себе современный город, с добротными каменными зданиями, городским прудом, железнодорожной станцией, телеграфом, монастырём, заводами и прочими принадлежностями цивилизации. Впрочем, сейчас бросалось в глаза не только это, а ещё и некая суета, мельтешение военных и гражданских. Первые грузились, строились и выдвигались, вторые собирались большими и малыми группами, смотрели на это, обсуждали и разбредались – кто за вещами, кто по домам. На этом фоне всеобщей готовности к перемещению, тем не менее, он смог заметить ещё одну странность, неприятно его озадачившую: за подводой, на которой его везли, была организована слежка. Не самая профессиональная, поэтому он её и заметил. Сидел он спиной по ходу движения, и смог пару раз заметить одну и ту же фигуру, следовавшую за подводой на достаточном удалении, но неотступно. Когда увидел её в третий раз, сомнения отпали. Если это была не слежка, то надзор точно. Непрофессионализм или умышленная демонстрация? С этим следовало разобраться. Привезли его в комендатуру, завели в кабинет второго этажа, в котором за пустым столом с парой листов бумаги восседал незнакомый полковник, лет на десять старше Туманова, но выглядевший моложаво. Даже похож был на него чем-то.

– Свободны, – барски плеснул он ручкой караулу, и уставился на связанного Туманова: – Ну что же, Глеб Александрович, или как там вас на самом деле, давайте-ка начистоту. С какой целью и как перешли линию фронта?

– Позволите сесть?

– Лишнее. Разводить разговоры некогда, отвечайте сразу, или отправлю во внутренний двор. Там у нас расстреливают.

– Фронт, господин полковник, я обучен переходить качественно, германцы – и те не могли мне помешать, а уж меж своих пройду даже верхом. Цель проста: имею информацию, доложить о которой могу исключительно полковнику Каппелю.

– Вам известно такое приспособление, как телеграф, ротмистр?

– Которым пользуются кому не лень? Известно, как и всем. Именно поэтому информация у меня устная.

– К командующему, без подтверждения вашей личности и полномочий, я допустить не могу. – полковник откинулся на спинку стула, повисшую паузу истолковал по своему: – Можете играть в таинственность и дальше, мне нет дела до всех ваших секретов, но на простой вопрос извольте ответить: кто может подтвердить вашу личность?

– Военное ведомство Комуча или лично полковник Каппель. Простите, ваше высокоблагородие, но большего говорить не имею права.

На месте полковника Туманов логично выбрал бы наиболее быстрый способ подтверждения – штаб Каппеля ближе. И судя по всему, тот был такого же мнения.

– Ну хорошо, допустим. Как доложить о вас Владимиру Оскаровичу?

– Передайте ему записку. Позвольте бумагу…

Говоря это, Туманов протянул скованные руки к листу бумаги на столе, и пошевелил пальцами, обозначая карандаш или перо. Полковник отреагировал на удивление остро: выдернул из-под стола руку с револьвером и направил его на Туманова.

– Дело в том, ротмистр, что Комуч уже двенадцать дней, как прекратил существование. И уже две недели действует Временное Всероссийское Правительство. Как прикажете понимать вашу неосведомлённость?

Плюха была качественной, и что обидно более всего – сам на неё напросился.

– Я на задании с двадцатого сентября, с той поры не имел возможности быть в курсе событий, господин полковник. – отвечая, Туманов сделал едва заметный подшаг к столу.

– Стойте на месте, и не делайте глупостей. Вы не в рукопашную ли вознамерились, батенька? Со скованными-то руками? -Полковник отодвинулся от стола вместе со стулом и упёрся спиной в стену, держа револьвер у пояса, – Такое впечатление, что вы не с сентября на задании, похоже, что с самого августа. А, Туманов?

Вторая плюха за пару минут… Что-то удержало Туманова от броска (не револьвер, конечно).

«Значит, Комуч низложен или упразднён, а он всё отрабатывает старые ориентировки? Вот оно…»

– Вы, господин полковник, профессионально внимательны. Давно догадались?

– Как только получил информацию от этого болвана Курбатова. Некому больше тут фронт переходить, штабс-капитан. Вас и ждал, как из печки пирога.

– Вот видите, ситуация ещё проще, чем казалась: доложите Каппелю о моём прибытии, и дело с концом.