Атаманова казна

(Туманов)

Полковника он хоронить не стал, оттащил его к стене и обложил тело камнями и кусками грунта, какие оказались под рукой, удивляясь так скоро сковавшему тело Макарова окоченению. Быстро собрался, и ещё немного расширив обнаруженный ход решительно шагнул в неизвестность.

Он двигался в полной темноте, решив поберечь невеликий запас свечей и спичек. Держал перед собой в руке палку, и отлично обходился этим, попутно совершенствуя своё «тёмное чувство». Его вела очень слабая тяга воздуха по ходу движения. Правда, ощущалась она всё меньше и слабее, взамен этому бодрости прибавлял лишь ощутимый запах дыма от костра, который сюда наносило – значит всё в порядке, он пока двигался в верном направлении. С собой взял солдатский «сидор», набив его тем, что могло пригодиться в подземном странствии: запас сухарей, немного крупы, фляга с водой и все свечи, какие смог найти. Числом семь. Оружие при нем было своё, нож и наган, которые нашёл у полковника, ещё забрал его документы и все патроны россыпью, десятка два. Взял себе за правило делать привал, через каждые два часа движения. Часами в темноте пользоваться было нельзя, а свечи он берег, поэтому просто считал размеренные шаги, и когда доходил в счёте до семи тысяч делал остановку минут на десять. Через две, на третью, делал остановку с длительным отдыхом. Так и пробирался по неширокому лазу пещеры примерно сутки. По ощущениям, ход всё время тянул вниз, пересекая временами залы и расширения пещеры, наполненные более теплым воздухом, некоторые из них имели несколько ходов в разных направлениях. В таких местах он двигался вдоль стен по часовой стрелке, зажигая свечу и внимательно наблюдая за движением пламени: оно устойчиво отклонялось по ходу верного направления движения, и он старательно оставлял метки на глинистом грунте там, где приходилось сворачивать в ход, в который вел его огонь свечи. Скоро запах дыма от костра совсем исчез, или уже притерпелся. Затхлости в воздухе не было, как и особой свежести – он не ощущал ничего, кроме земельной сырости и воды. В одном из пещерных залов он свернул в ход, где тяга была более устойчивой. Но лаз, по которому он двигался, через пару часов начал сужаться и забирать вверх. Скоро двигаться пришлось на четвереньках, оставив «сидор» в проходе – спиной постоянно задевал за потолок хода и тащить его было очень неудобно. А лаз сузился до того, что дальше двигаться можно было только ползком. Не похож он был на выход из пещеры, однако пламя свечи всё время показывало наличие небольшой тяги, и Туманов решил продвинуться ещё немного, и если никакого выхода не обнаружит – будет возвращаться. Как он сможет развернуться в узком ходе пещеры, по которому можно было только ползти, старался не думать. На его удачу, лаз закончился небольшим тупиковым колодцем, в котором можно было встать в половину роста и развернуться. Стены этого земляного стакана были из известнякового плитняка, сквозь щели которого пробивались корни какого-то дерева. Огонь свечи трепыхался и тянул вверх, но никакого просвета в своде этого колодца не просматривалось, очевидно, тяга была сквозь совсем незаметные глазу щели. Было жаль потерянного времени на преодоление этого участка, на это ушло почти четыре часа. В зал, с которого он свернул в этот коридор, Туманов выбрался полностью измотанным физически и морально. Как быть, если окажется, что другого коридора с тягой больше нет? Неужели придется возвращаться к засыпанному взрывами входу? Решив устроить телу и разуму продолжительный отдых, он выбрал в пещере место посуше и провалился в глубокий сон.

Настя появилась в сумраке пещеры внезапно, просто тихо материализовалась в тёмном проеме одного из ходов. Одета она была в нарядный легкий сарафан, с пёстрым цыганским платком на плечах, на ногах красовались остроносые красные сапожки, звонкий цок каблучков которых и привёл в чувство Туманова. Он быстро сел, облокотившись о стену пещеры и не мог вымолвить даже слова. Настя была очень бледна, и чем-то неуловимо не похожа на себя прежнюю.

– Так ты никакой не Серафим… – тихо сказала она, с печалью глядя на Туманова, и улыбнулась – я это знала, милый.

Прошла мимо Туманова, чуть повела плечом, кутаясь в платок.

– А меня убили, Серж… – Остановилась, и посмотрела на него через плечо, – И тётушку убили. И дядю. Его сильно пытали перед этим.

Она вздохнула, и протянув руки к Туманному стала исчезать в чёрном контуре пещерного хода. Туманов дёрнулся в броске за ней, стараясь удержать её за руки… и проснулся.

Сердце бешено колотилось, его переполняли боевая ярость и злость, от невозможности сейчас же, сию же минуту узнать о судьбе людей, доверившихся ему. Тут же дал себе слово, как только выберется отсюда, узнать всё об отце Алексии и его близких. Успокаиваясь, он внимательно осмотрел ту часть пещерной залы, где появилась и исчезла Настя. Там оказался неприметный ход, который он не заметил ни в первый, ни во второй осмотр этой пещеры. На влажном грунте не было видно никаких следов, указывающих на то, что тут кто-нибудь проходил. Затаив дыхание зажёг огарок свечи – огонёк горел ровно, не шелохнувшись, потрескивая воском и жадно пожирая фитиль, и внезапно выгнулся в сторону этого хода и погас. Быстро собравшись, по привычке достал часы, фиксируя время и чертыхнулся: часы стояли. Огонь заново зажженной свечи выхватил блеснувший корпус и исправный циферблат, но стрелки не двигались, механизм не работал. Крутнув колесико, он запустил часы в работу. Получалось, он пропустил время заводки, которую производил почти автоматически, в конце каждых суток? Сколько же он проспал? Или часы остановила Настя? Нащупывая дорогу палкой, сосредоточился на движении, уверенно зашагав по неожиданно высокому ходу, который указал образ девушки. Через час ход начал забирать вверх, и он заново почувствовал слабый ток воздуха по подземелью. Этот коридор трижды выводил его в большие пещерные залы, в последнем из которых обнаружилось озерцо чистейшей воды. На удивление, вода была достаточно комфортной температуры, чем он с удовольствием воспользовался, сделав внеплановый отдых и большой привал. Вычистил одежду, привёл в порядок себя и устроился вздремнуть, почувствовав накопившуюся усталость. Спал без сновидений, погрузившись в океан спокойствия и безмятежности, словно в детстве. Просыпался в приятной истоме, вытянувшей всё тело, сразу пришло ощущение бодрости и силы, усталости как и не бывало. Напился воды из озера, неожиданно для себя полностью окунув в него лицо. Улыбнулся, отфыркиваясь и вытирая капли, и замер: огонь последней свечи, которую он зажёг проснувшись, выхватил наполняющий пространство пещеры зеленоватый туман. Он напоминал осыпающиеся на ветру споры сосен, которые он часто видел в детстве, и неспешным облаком выползал из хода в противоположной стене, единственно хода, в который Туманову предстояло двигаться дальше. Тревоги или чувства опасности не было, сейчас он не испытывал ничего, кроме любопытства. Быстро оделся, подхватил «сидор» и без колебаний вошёл в это зеленоватое облако. Свечу держал перед собой, но световой ореол, отражавшийся от клубившегося вокруг него тумана, не освещал ничего. Неожиданно впереди, совсем рядом, стало просматриваться светлое пятно, становившееся всё ярче и шире по мере приближения к нему. Пахнувший ему навстречу свежий, морозный воздух в одно мгновение сделал его безмерно счастливым – впереди был выход, к которому он так долго шёл. Сунув в карман погасшую свечу, он быстро зашагал к яркому проёму, но на самом его краю остановился, будто наткнувшись на стену.

Там, снаружи, стоял яркий и солнечный зимний день в лесу. Это он сначала так подумал, что зимний. В целом, ничего необычного, Покров был на подходе, а сколько времени он провёл в подземелье точно не известно. Вполне мог и первый снег выпасть.

Мог. Но подсознание и внимательность разведчика постепенно начали переводить организм в режим «война», попутно прорисовывая, как-бы показывая ему, некоторые нестыковки. Во-первых, тени были короткими и яркими, а солнце слишком высоко для зимнего дня. Во-вторых, снег был с блестевшей коркой плотного наста. В-третьих, вокруг стволов деревьев были чёткие ямки стаявшего снега, а сами деревья стояли с вполне наметившимся завязями почек. Весенним был лес, вот что. Середина марта, если не позже. Всё выглядело мирно, шумел слабый ветерок, раскачивая ветки берез, словно приглашавших его к себе. Осторожно сделал несколько шагов наружу, пробуя прочность наста – снег проседал, не держал его вес, и он остановился на склоне высокого холма, на краю которого и был выход из пещеры.

Солнце стояло почти в зените. Перед ним, внизу холма, в широкой и ровной долине, сквозь деревья просматривались аккуратно разделенные лесными посадками поля, с ровными снежными валами, словно прочерченными гигантским гребнем. Через поля, на запад, пролегал прямой, как стрела тракт, свободный от снега, с широкими обочинами. По нему, в обе стороны, двигались большие и малые автомобили, каких он нигде и никогда не видел ранее, до него доносился звук их моторов, гораздо более тихий, чем можно было ожидать. Вдоль тракта, через равные промежутки, стояли столбы с натянутыми проводами. Вдали, там, где долина заканчивалась пологими возвышенностями, виднелась пара деревень, стоящих недалеко друг от друга, с яркими разноцветными крышами на домах. Между деревнями расположилось низкое и широкое строение, рядом с которым были каким-то образом сложены огромные цилиндры соломенного цвета. Между ними двигались непонятные механизмы, а из высокой узкой трубы строения вился белый дымок. Внимание привлекла и непонятная конструкция, похожая на огромную колотушку, поставленную на рукоять. Высотой она была метров пятнадцать, если сравнивать с домами. «Хороший ориентир» – почему-то подумалось Туманову. Откуда-то сверху послышался шум, похожий на звук пулемёта, и меж веток деревьев замелькал незнакомый летательный аппарат, напоминающий большую стрекозу. Опустив лупоглазый нос, он быстро очертил дугу и скрылся за деревьями, постепенно переставая быть слышимым. А внимание Туманова уже привлёк продолжительный гудок и далёкий перестук колес железнодорожного эшелона, который совсем неожиданно появился на краю долины, и быстро перемещался на восток по насыпи, которую он до этого не замечал. Его длина поражала, прямоугольной формы паровоз тянул за собой огромные бочки, белого, желтого и черного цвета, конца которым не было видно. Сам паровоз тоже был странным, не дымил, не пускал пар в стороны, даже трубы у него не было видно. Вся эта информация обрушивалась на него словно поток водопада, он не успевал анализировать и делать какие-либо выводы. Провожая взглядом невиданный эшелон Туманов замер – с левой стороны, от опушки леса к нему приближался человек, размеренно отмахивающий по снегу на широких лыжах, отороченных мехом, и видимо, поэтому перемещавшийся почти безшумно. Одет был в белый, свободный в движениях балахон, подпоясанный широким кожаным ремнем, на котором виднелся подсумок и нож в ножнах. На голове была белая вязаная шапка. За спиной он придерживал локтем висящую стволом вниз и в сторону винтовку. Приближался быстро, смотрел на Туманова дружелюбно, но оценивающе, попутно быстро осматривая местность вокруг. Туманов аккуратно сдвинул «сидор» на край плеча, чтобы была возможность скинуть его одним движением и начать работать. Винтовка у человека была незнакомого образца, с выпирающей отдельно газоотводной трубкой, необычным срезом ствола, и странным фигурным прикладом с отверстием. «Неясно, как она работает, но быстро изготовить ее с походного положения он не сможет. А нож у него дрянь. И в ножнах.» Чем ближе человек подходил к нему, тем большее удивление читалось в его глазах, было видно, что само присутствие Туманова тут, его внешний вид не соответствовали какому-то заведенному порядку.