Атаманова казна

Слушавшие его ополченцы суровели лицами на холодном ветру, и сильнее сжимали в руках и без того имеющиеся у них винтовки. У многих легко читалось желание поскорее совсем избавиться от оружия и шинелей, и побыстрее уехать к своим домам и семьям. Торжественная встреча на этом и завершилась, ополченцев тут же разделили на взвода и направили в различные помещения на постой, а Туманова подвели к коменданту и его окружению.

Комендант рассматривал его удостоверение, а оружие разглядывал угрюмый человек в бекеше, назвавшийся командиром гарнизона. Туманов заметил безмерное удивление в глазах коменданта, когда он прочитал бумагу и с любопытством уставился на него.

– Так что же, значит вы полковник Макаров, – не то спросил, не то подтвердил он, и добавил после непродолжительной паузы: – И как вы видите теперь своё будущее?

– Расстреляем мерзавца, – гармонично включился в беседу командир гарнизона, выцеливая в ноги Туманову из его же нагана, – и никакого будущего, и дело с концом!

Комендант вздохнул, скосив глаза под козырёк своей фуражки, и словно подчерпнув там терпения, постарался загладить резкость своего спутника:

– Товарищ Ерохимов немного пошутил, советская власть умеет и карать, и прощать, и ещё умеет ценить специалистов. В частности, всем офицерам царской армии объявлена мобилизация, и предлагается продолжить службу в наших штабах в качестве военных специалистов. Что вы на это скажете, гражданин полковник?

– Дорогой мой комендант, товарищ Гашек, давай его уже расстреляем? – Ерохимов разочарованно опустил наган, – ну посмотри сам, друг, с такими специалистами нам никаких врагов будет не нужно, он же жив ну просто по случаю. Отдай его мне, а?

Туманов молча наблюдал за этой сценой, не пытаясь даже понять, насколько она естественна, так как слабо разбирался в субординации в красноармейской среде. Единственным его стремлением сейчас было как можно быстрее освободиться от плена и исчезнуть из города, пока сюда не заявились люди Шляхтича.

– Пленные царские офицеры подлежат непременной доставке в политотдел Пятой армии, товарищ Ерохимов, о чём я неоднократно был предупреждён, и вас ставлю в известность. Так что уберите оружие, а лучше отдайте его мне, и ступайте размещать ополченцев, они все поступают в ваше полное распоряжение.

Ерохимов сплюнул себе под ноги, и сунув в руку коменданта наган и нож Туманова, сказал:

– Расстреляю каждого третьего, вот увидишь, товарищ. – развернулся и быстро пошел к своему коню. С ним ушли и четверо солдат.

– Идёмте, полковник…

Комендант взял под руку Туманова и повёл его в сторону, где была привязана его лошадь. Ведя её в поводу, они шагом двинулись по улице вдоль железнодорожных путей, перешли через переезд и очень скоро оказались за окраиной городских построек, среди сараев и пустых заснеженных огородов. Время уже клонилось к вечеру. Там комендант повёл себя несколько странно, он осмотрелся по сторонам, и наклонившись к Туманову негромко произнёс:

– Полковник, вам рекомендовано не теряя времени прибыть в Троицкое, где вас будут ждать…

Затем развязал ему руки, и видимо готов был ответить на расспросы, но больше Туманов тянуть не стал: оглушил его кулаком по темени, забрал у рухнувшего на снег странного коменданта своё оружие, документы и вскочив на его лошадь двинул ей под бока, посылая в галоп. Уже в седле понял, о каком Троицком вёл речь комендант – это же село, где жил отец Алексий! Не теряя и мига сориентировался на местности, и помчал прямо туда.

Ночь застала его на тракте, по которому он гнал галопом, понимая, что форы по времени ему отпущено не много – сутки максимум. На всём пути он пару раз разминулся с обозами, гружёными фуражом, и один раз со спешащим куда-то встречным всадником. К Троицкому он добрался утром, издали окинул взором всё село, и въехав на улицу направил лошадь к батюшкиному двору, решив не пробираться укрытыми снегом огородами. Краем глаза заметил на звоннице храма ствол пулемёта, сразу почувствовав на себе чужой взгляд через прицел. Деваться было некуда, он уже влез в сектор обстрела и теперь всё зависело от его решительности и уверенности в себе. Подъехал к воротам, спрыгнул с седла и по хозяйски толкнул калитку, скрываясь с улицы и от внимания пулемётчика. Быстрым шагом, почти бегом взлетел по крыльцу, мимолетно оценив признаки жизнедеятельности во дворе: пять лошадей под навесом, тропинка от крыльца к наполовину разваленному дровнику, желтый снег по углам избы – в доме враг!

Не церемонясь толкнул дверь от себя, выхватив нож успел проскочить светлые сени, как дверь в избу распахнулась, выпуская ему навстречу человека с винтовкой, на ходу натягивающего шинель. Его он сходу вбил обратно ударом ноги, проломив грудную клетку и теряя над собой контроль от бешеной ярости, накрывшей его в боевом трансе. Уклонился от летящей в него винтовки со штыком, которую метнул стоящий у печи мужик в гимнастёрке, полоснул его клинком по горлу, развалив до позвонков, и метнул нож в третьего, успевшего вскинуть кавалерийский карабин и положить палец на спусковой крючок – нож по рукоять влетел тому в правую глазницу, чиркнув обухом по прицельной планке. Падающие тела и брызги крови, стук выпавшей из рук винтовки и грохот пролетевшего в сени штыка, упавшего на какие-то жестянки – первый раунд был за ним. Не мешкая, вздернул за горло сбитого в дверях чужака, и прижал его к печи так, что тот едва доставал сапогами пола.

– Где остальные? – негромко спросил, плеснув ненавистью в лицо.

Хрипя и задыхаясь, тот едва кивнул в сторону храма на улице. Понятно. Быстро и жестоко допросил его, вдавливая пальцы в глазницы, и узнав о страшной судьбе хозяев этого дома, ударом локтя в висок свернул ему голову. Осмотрел избу, заглянув во все комнаты и по едва заметным следам догадался о разыгравшейся тут без него трагедии. Следы засохшей крови на полу и стенах, сваленное в кучу скомканное и выпачканное в крови бельё, разбитые зеркала и мебель, всё это недвусмысленно говорило про бесчестье и позор, которые пережить невозможно. Стереть с памяти это мог только огонь, и он, не сомневаясь ни на миг, натаскал в дом соломы из под навеса, где жались от него в сторону лошади. Растолкал всё по углам, распахнул окна и бросил в эту кучу горящую керосиновую лампу. Когда огонь занялся, кинул в него документы Макарова. Вышел на улицу, вскочил на ждавшую смирно лошадь и шагом направил её к храму, держа в руках подобранный в доме карабин. Поваливший из окон горевшей избы густой черно-сизый дым столбом взвивался в морозное небо, поднимая по селу тревожные голоса и перестук калиток. Первый выстрел с колокольни он упредил, бросив лошадь в сторону, затем, соскользнув с седла, вскинул карабин и выстрелом снёс стрелка с винтовкой на звоннице, успевшим выстрелить второй раз. Темная фигура в распахнутой шинели взмахнув руками скользнула по белой стене колокольни и глухо ударилась о землю, и тогда со звонницы ударил пулемёт.

Само по себе сознание переключило тело в другой временной режим, замедлились звуки, движения вокруг, он прекрасно различал устремившийся к нему по нисходящей веер пуль, интуитивно чувствуя мертвые зоны вдоль заборов, и упреждая перемещения ствола пулемётчиком, качал маятник, уворачиваясь от остроносых кусочков металла и быстро приближаясь к храму. Скоро он стал недосягаем для прицельного огня, подбежав почти вплотную к колокольне. Окованная железом дверь была закрыта изнутри. Пулемет смолк, было видно, как стрелок пытается переместить его ближе к краю звонницы, расширив этим себе сектор обстрела. Туманов быстро вскинул карабин и дважды выстрелил в перекрестие ремней, на которых был подвешен средних размеров колокол прямо над стволом пулемета. Раздался треск лопающейся кожи и колокол рухнул вниз, накрыв собой пулемет, смяв ствольную коробку и щиток. Жив ли стрелок было не ясно, но это его теперь не интересовало. Нужно было уходить, Шляхтич наверняка вернётся с подмогой, продолжать воевать тут в одиночку было легкомыслием, свои силы и возможности Туманов не переоценивал. Лошадь, брошенная им на улице, оказалась цела и более того, проявила верность своему седоку, подтрусив к нему под стены колокольни. Туманов вскочил в седло, и не оглядываясь на дым разгоревшегося пожара, намётом погнал прочь.

Волчий скок