Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии

Новогоднее убранство дома.

Проводы кухонного бога на Небо знаменовали наступление праздничного периода, продолжавшегося до 5-го числа 1-го месяца и называемого в народе «Малым Новым годом». Отсутствие всевидящего ока семейного надзирателя благоприятствовало праздничной атмосфере всеобщей раскованности. Пока Цзаован находился на небесах, во многих семьях спешили сыграть свадьбы, дабы избежать возможных упреков божественного патрона.

Вместе с тем все оставшиеся до Нового года дни были заполнены напряженной и хлопотливой подготовкой к его встрече. В каждом доме заготовляли впрок обрядовую еду и другую провизию, поскольку обычай запрещал что-либо резать или разделывать на кухне в первые дни Нового года. После проводов Цзаована завершали генеральную уборку дома. С этой целью единственный раз в году сдвигали тяжелую мебель и выметали весь накопившийся в помещениях сор, усердно протирали стены и окна, мыли утварь, чистили очаг и т. д.; столь же тщательно убирали двор и чистили колодец. Согласно бытовавшему в провинции Гуандун поверью, считалось, что, если начать подметать комнаты до отбытия Цзаована, пыль засорит ему глаза[88].

Очищению каждого дома от веяний истекшего года, ставших теперь вредоносной силой, прежде сопутствовали публичные изгнания нечисти. Еще в XII в. в столицах Китая группы нищих, наряженных женщинами и демонами, ходили, ударяя в гонги, от дома к дому и получали подаяние, что называлось «бить ночных варваров»; подобные шествия устраивались и в официальном порядке[89]. Древние экзорсистские обряды в XIX в. еще были живы в ряде районов Китая. Так, в Шэньси они устраивались в канун Нового года, в некоторых местностях на юге провинции Цзянсу и в провинции Чжэцзян — ночью 24-го числа 12-го месяца в связи с проводами Цзаована[90]. Следы древних новогодних экзорсистских обрядов сохранились и в обычаях гуандунских хакка. Так, в Вэньюане в течение всего новогоднего периода по улицам города ходили группы мальчиков, которые держали в руках стебли травы и ударяли в маленькие гонги[91].

Наряду с уборкой, приведением в порядок хозяйственного инвентаря, кулинарными приготовлениями немало усилий, времени, а также выдумки и художественного вкуса требовалось для праздничного убранства дома.

Прежде всего, нужно было обновить парные надписи, украшавшие вход в каждый дом и лавку, — так называемые мэньдунь или чуньлянь (букв, «весенние парные надписи»). Легенда объясняет популярность чуньлянь вкусами и литературным талантом основателя династии Мин (1368–1644) императора Чжу Юаньчжана, жившего в XIV в. В действительности обычай вывешивать весенние парные надписи возник задолго до того, как Чжу Юаньчжан стал императором. Древнейшие образцы таких надписей, известные в литературе, относятся к середине X в. Исторически же чуньлянь восходят к заклинаниям на дощечках из персикового дерева, которые древние китайцы в канун Нового года прикрепляли к дверям своих домов. (В Китае персиковому дереву издревле приписывали способность отпугивать злых духов и оберегать от всяких напастей.) Первоначально ветки персика втыкали в землю перед домом, впоследствии персиковые амулеты вешали на воротах. Следы этого обычая и поныне заметны в украшающих ворота старых домов и храмов дощечках в форме ромба, на которых начертаны иероглифы с «хорошим» смыслом.

Со временем новогодние надписи на дверях домов утратили связь с фольклорно-магической традицией и превратились в обычные пожелания счастья и удачи в наступающем году. Писались они скорописью (для «ускорения» прихода весны), непременно на красной бумаге, а в семьях, где соблюдали траур, — на голубой или белой. Разумеется, в них нередко отражались общественное положение и занятие данной семьи. Так, изысканно составленные надписи на домах чиновников намекали на ученость и политические амбиции их обитателей. Люди простые выражались непосредственнее: «Да придет счастье и народится богатство. Да будет большая удача и большой успех» или: «Среди четырех сезонов Неба весна — всем голова. Среди пяти видов счастья долголетие — первейшее». Соответствующие надписи (в данном случае на желтой бумаге) вывешивались на дверях храмов и других зданий. Кроме того, благопожелательная надпись прикреплялась горизонтально поверх дверей. Хозяева лавок, естественно, выражали в ней надежды на процветание своей коммерции: «Пусть богатые клиенты собираются, как облака»; «Да будет удача во всех делах». В частных домах обычно ограничивались общим пожеланием вроде: «Пусть пребудут в доме пять видов счастья», каковыми обыкновенно считались долголетие, счастье, плодовитость, почет, богатство. Надписи можно было купить готовыми в лавке, но люди ученые, конечно, не могли отказать себе в удовольствии самолично придумать и начертать семейный девиз на будущий год.

Благопожелания украшали не только вход в дом. Их вывешивали и в комнатах, и в любом приглянувшемся месте. Многие горожане прикрепляли к стенам или к деревьям напротив своего дома надписи, гласившие: «Выйдешь из ворот — увидишь радость»; «Поднимешь голову — увидишь радость». Авторы надписей пожинали приятые плоды своего творчества во время первого в новом году выхода на улицу. Заботливый крестьянин мог украсить вход в хлев каким-нибудь славословием по адресу его обитателей вроде: «Буйвол — как тигр Южных гор. Лошадь — словно дракон Северных морей».

Помимо благопожелательных надписей у входа в дом вешали различные талисманы. Особенной популярностью пользовалось изображение иероглифа «счастье» (фу). Нередко его приклеивали на входные или внутренние двери дома с таким расчетом, чтобы при закрытых дверях оно составляло одно целое. Многие вешали картинку вверх ногами, ожидая от гостей, приходивших с новогодними поздравлениями, замечания: «Счастье перевернулось», что в китайском языке звучит как «Счастье прибыло».

Легенда связывает происхождение обычая вешать на воротах иероглиф «счастье» с именем уже упомянутого Чжу Юаньчжана. Рассказывают, что однажды Чжу Юаньчжан, прогуливаясь в Новый год по улицам Нанкина, заметил на некоторых домах картинки с изображением босоногой женщины. Император, сам человек незнатного происхождения, усмотрел в таких картинках оскорбительный намек на его жену, у которой были большие ноги, как у простой крестьянки. Тогда он приказал нарисовать иероглиф «счастье» на воротах тех домов, где не вывесили крамольные картинки, а потом перебить обитателей каждого дома, на котором не было счастливого опознавательного знака[92]. Подданные мстительного правителя крепко запомнили его жестокий урок. С тех пор знак «счастье» стал самым популярным в Китае благопожелательным символом. И еще в начале нашего столетия этот знак, начертанный рукой императора, был одним из самых дорогих подарков для сановников пекинского двора.

У входа в дом было принято вывешивать и специальные декоративные деньги (гуйцянь), руководствуясь издавна распространенной в Китае идеей: вещи одного рода тянутся друг к другу. Эти деньги, которые называли «счастливыми» или «прибыльными», представляли собой полоски бумаги с изрезанным по ломаной линии нижним краем и напечатанными на них цветочным узором, «счастливыми» иероглифами или именами божеств. Разного рода «счастливые» деньги в Новый год прикрепляли к всевозможным предметам — от домашнего очага до уличной урны. Чаще всего это были куски желтой или красной бумаги с налепленными на них бумажными имитациями серебряных денег.

На Севере и во многих районах Южного Китая существовал обычай украшать вход ветками ели, кипариса или сосны, связанными красными бумажными лентами (на Юге хвойные породы деревьев часто заменял бамбук). Если во дворе дома росли живые ели (что не было редкостью в деревнях Северного Китая и особенно Маньчжурии), деревья соединяли веревками с привязанными к ним «счастливыми» знаками и надписями[93].

Молва называла виновником популярности этого обычая все того же Чжу Юаньчжана. Прогуливаясь во время новогодних празднеств по улицам ночного Нанкина, император увидел на одном из домов большой фонарь с надписью: «Фонарь женщины из Шаньдуна с большими ногами». Император и в этой надписи усмотрел дерзкий выпад по адресу своей супруги. Он воткнул в ворота дома веточку сосны, с тем чтобы назавтра солдаты могли найти по ней злоумышленников. Вернувшись во дворец, император рассказал жене про злополучный фонарь. Но императрица была женщина добрая и той же ночью приказала своим слугам украсить сосновой веткой ворота каждого дома в столице. Наутро посланные Чжу Юаньчжаном воины вернулись ни с чем: им приказали схватить обитателей одного-единственного дома, на воротах которого висела ветка сосны, а оказалось, что в городе не было ни одного дома, не украшенного такой веткой[94].

Впрочем, обычай в Новый год вешать на воротах ветви вечнозеленых деревьев не потребует дополнительных объяснений, если учесть, что кипарис и сосна издревле были в Китае символами бессмертия и душевного благородства. Заметим, что в районах нижнего течения Янцзы, по сообщению местной хроники, женщины на Новый год прежде «украшали себя веточками сосны, желая продлить свою жизнь»[95].

К числу новогодних талисманов относился и уголь, который китайцы наделяли магическими свойствами. В Центральном и Северном Китае был распространен обычай в Новый год вешать на входных и внутренних дверях в доме длинный брусок древесного угля, перевязанный полоской бумаги красного или золотистого цвета. Этот брусок, именовавшийся в просторечии «Генерал уголь», служил оберегом от нечисти и одновременно талисманом, привлекавшим богатство[96].

Рис. 3. Новогодний лубок. Подготовка к празднованию Нового года в доме[97].

По всему Китаю до XX в. сохранился древний обычай помещать на входных дверях изображения духов-стражей ворот. Их архаическими прототипами были два мифических брата-близнеца по имени Шэнь Ту и Юй Лэй, которые жили в ветвях гигантского персикового дерева. Это дерево якобы находилось на горе, стоявшей посреди Мирового океана. Интересно, что название горы — Дусошань — можно перевести как «Гора переправы к Новому году»[98]. Братья были вооружены пиками и веревками из тростника, которыми они разили и связывали демонов. Схваченных демонов они отдавали на съедение своим помощникам — тиграм. Известно, что в древнем Китае перед воротами дома устанавливали фигуры мифических близнецов и еще в VI в. было принято вывешивать на входных дверях веревки, сплетенные из тростника и соломы. Остается под вопросом, насколько вера древних китайцев в магическую силу тростника повлияла на существующий в Японии обычай в Новый год вешать на воротах веревку из рисовой соломы[99].

В средневековье мифических стражей стали отождествлять с реальными телохранителями императора династии Тан (618–907) Тай-цзуна (VII в.), которые избавили своего господина от мучивших его по ночам кошмаров, встав на стражу у дверей его спальни[100]. Вот уже целое тысячелетие портреты этих грозных врагов нечисти охраняют вход в каждый китайский дом. Впрочем, в народе об их исторических прототипах вспоминали редко. Обыкновенно их различали по цвету лица: один из них, имевший белое лицо, считался гражданским чиновником, другой, темнолицый — чиновником военным. В Центральном Китае, где военного чиновника изображали с красным лицом, стражей дома называли Белым генералом и Красным генералом[101]. Облик духов-стражей ворот, облаченных в красочные фантастические костюмы, был неодинаков в различных районах. Обычно их изображали на фоне цветов персика и других счастливых символов, чаще пешими, но в некоторых местностях сидящими верхом на коне.