Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии

Заключение

И так, перед нами прошли картины новогоднего праздника китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев в конце XIX — начале XX в., праздника, тесно связанного со всей многогранной и своеобразной культурой изучаемых народов. Представляется несомненным, что на рубеже XIX–XX вв. и в первой половине XX в. новогодний праздник народов Восточной и Центральной Азии занимал важное место не только в их календарном годичном цикле, по и во всей традиционной жизни. Будучи одним из выражений духовных и материальных ценностей каждого из этих народов, праздник Нового года нес в себе колоссальный эмоциональный заряд, синтезировал эстетические воззрения и представления о добре и красоте, сложившиеся в недрах национальных культур.

Новогодний праздник китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев предстает перед нами как сложное явление, в котором спрессованы и одновременно сосуществуют религиозные системы и идеологии различных исторических эпох, начиная с самых древних архаических времен и включая инновации нового времени. Особая живучесть новогоднего праздника, очевидно, была предопределена и тем, что в нем на протяжении веков наряду с появлением новых обычаев и обрядов сохранялись традиции предшествующего времени; при этом нередко «повое» находило аналог в «старом», а «старое» продолжало бытовать, получив новое осмысление и трактовку.

Новый год воспринимался как важнейшая дата года, как особое сакральное время, в ходе которого совершался переход от прошлого и настоящего в будущее, как своеобразный разрыв в непрерывном потоке времени и одновременно как праздник, не позволяющий нарушиться, порваться великой «связи времен» жизни, человечества, Вселенной.

Уже на протяжении нескольких столетий Новый год у китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев совпадал с наступлением весеннего сезона, с праздником Начала весны. Это придавало особенную красочность и торжественность многим обычаям, обрядам и развлечениям этого праздника. Новый год никого не оставлял безучастным. И дело здесь не только в том, что в праздничные дни граница между участниками многочисленных игр, развлечений, шествий, процессий, мистерий и зрителями практически исчезала: любой зритель эмоционально сопереживал, а, следовательно, и участвовал в них. Дело здесь не только в этом. Новый год — это праздник, который касается каждого. У китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев Новый год был «всеобщим» днем рождения, именно с Нового года увеличивался возраст каждого.

Обобщенный в монографии материал свидетельствует о том, что на рубеже XIX–XX вв. у изучаемых народов бытовала своя неповторимая модель новогоднего праздника, отражавшая самобытность духовной и материальной культуры каждого из них. Истоки специфики праздника Нового года у китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев коренятся в особенностях климатических и региональных условий, хозяйственно-культурного типа (ХКТ), в неповторимости исторического опыта, в политической, экономической и культурной истории.

Можно отметить несколько общих аспектов, в которых наиболее ярко проявляется специфика новогоднего праздника китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев. Прежде всего, в календарных датах празднования Нового года. В конце XIX — начале XX в. все изучаемые народы наряду с традиционным лунно-солнечным календарем и шестидесятиричной системой уже пользовались григорианским календарем. Однако в первых десятилетиях XX в. Новый год по григорианскому календарю наиболее интенсивно внедрился в культуру японцев, монголов и отчасти корейцев. Для большинства же китайцев, корейцев и тибетцев в начале XX в. Новый год по лунному календарю стойко сохранял свои позиции. У монголов Новый год по лунному календарю сосуществовал с григорианским. Для японцев было более характерным постепенное перенесение обычаев и обрядов традиционного новогоднего праздника на Новый год по общепринятому календарю.

В конце XIX — начале XX в., а в некоторых случаях и в первой половине XX в. существовали большие различия в сроках проведения новогодних торжеств: у тибетцев — земледельцев-ламаистов новогодний праздник продолжался почти два месяца; у китайцев, корейцев, японцев — от двух недель до месяца; у кочевников-монголов и тибетцев-скотоводов наиболее значительными были первые три дня. По-разному в новогодних обычаях и обрядах изучаемых народов проявлялось соотношение между идеологиями мировых, национальных религий и философских учений и народными религиозными представлениями. В новогодних обрядах и обычаях китайцев поражает синкретизм религиозных представлений. В обычаях и обрядах монголов и корейцев преобладают добуддийские древние представления; в новогодней обрядности японцев велика роль синтоизма; наконец, особо надо отметить роль ламаизма и ламаистской церкви в церемониях праздника Нового года у тибетцев. В ходе исторического развития собственно земледельческие обычаи и обряды у китайцев, корейцев, японцев, тибетцев-земледельцев, а также обычаи и обряды кочевников монголов и тибетцев постоянно обогащались многовековой городской культурой, а также культурой других классов и сословий. В новогодней обрядности изучаемых народов степень этого взаимовлияния, уровень синкретизма проявляется по-разному. Так, необходимо отметить, что у китайцев, корейцев, японцев в собственно земледельческий народный праздник вошло много элементов многовековой городской культуры (хотя, конечно, необходимо помнить о том огромном влиянии, которое культура земледельцев постоянно оказывала на формирование традиций горожан, особенно в феодальный период), а в народный праздник тибетцев — значительное число элементов ламаистской обрядности.

На рубеже XIX–XX вв. у изучаемых народов в основном завершался процесс формирования общенациональной модели новогоднего праздника, что, впрочем, не исключало и не исключает даже в наши дни бытование огромного числа локальных и региональных особенностей.

Складывание общенациональной модели новогоднего праздника у китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев в конце XIX — начале XX в. совпало с важнейшими событиями в их политической, экономической, культурной и этнической истории. Это было время кризиса феодальной системы, утверждения капиталистических отношений, период империалистической экспансии, время мощных национально-освободительных движений. Это было время, когда многие элементы традиционной культуры как бы заново переоценивались.

В этих сложных условиях и новогодний праздник как один из ведущих календарных праздников также претерпевал известную трансформацию, менялись и оценки его значимости. В первой половине XX в. традиционный новогодний праздник у каждого из изучаемых народов стал одним из выражений этнической специфики, одним из важнейших компонентов этнического самосознания. Особую этническую окраску приобрели как сам праздник Нового года, так и отдельные его элементы.

Та особая роль, которую праздник Нового года играл и играет доныне в жизни китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев, богатство и разнообразие обычаев и обрядов, игр и развлечений, шествий и маскарадов, истоки которых уходят в седую древность (и в данном случае это не образное выражение), наконец, их живая реальность, сохранение и бытование огромного числа локальных обычаев и обрядов (при наличии уже в начале XX в. общенациональной модели новогоднего праздника у каждого из изучаемых народов) делают систематизированный в монографии материал ценным источником. Более того, он дает основание для постановки ряда проблем общего характера.

Как уже неоднократно отмечалось, календарные праздники любого народа — это концентрированное выражение многих сторон материальной и духовной культуры. Новый год как один из важнейших праздников календарного цикла отражает эту специфику наиболее ярко. Именно поэтому мы вправе рассматривать праздник Нового года китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев в системе их материальных и духовных ценностей, в неразрывной связи с этнической историей каждого из этих народов. Думается, что системный подход к анализу их обычаев и обрядов новогоднего цикла откроет новые пути для дальнейших исследований.