Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии

Первый день Нового года.

В первый день Нового года в деревнях каждый просыпался утром как можно раньше и шел за водой к близлежащему источнику. Перед этим в доме совершалось воскурение (санг). Зажигались ветки можжевельника, и произносились слова молитвы: «Да будет слава богам». Когда приносили воду, члены семьи возвращались домой, но в дом не входили. Все оставались во дворе, где мылись, стриглись, надевали новые одежды. Оставить волосы нестриженными считалось дурной приметой. Умытые и нарядно одетые, они входили в дом и шли либо к алтарю, либо к месту со священными предметами. Там зажигали лампады и совершали благодарственную молитву. Воду, взятую из источника в утро первого дня Нового года, считали особенно чистой и святой, поскольку полагали, что это звездная роса, очищенная светом «водяной звезды» Сириус[780].

1-й день года — начало нового, а потому в этот день необходимо было избегать всех неприятных слов и встреч, сохраняя тем самым «магию первого дня».

Чтобы год начался счастливо, от дома к дому ходил ряженый, известный под именем Белый дух — Дрэкар. Он был одет в белую маску, козью шкуру и с большим посохом в руках. Дрэкар приветствовал каждую семью словами благопожеланий и «счастливыми» знаками. Все жители встречали его приветливо, подавали деньги, еду, кто что мог. Считалось плохим предзнаменованием, если Дрэкар пропускал какой-либо дом или отказывался принять дар.

В первый день Нового года ходили манипа, стучали во все двери, приговаривая: «Ом Мани Падме Хум» — магическое заклинание Ченрези, или Авалокитешвары, бодхисаттвы Милосердия. Новогодние песни манипа, описывающие сотворение мира, связаны с благопожеланиями и шутливы по своему характеру. Манипа — это ряженые, так называемые белые демоны. Иногда лица у них выкрашены наполовину белой, наполовину черной краской, на голове остроконечная, как клоунский колпак, шапка. В некоторых случаях ряженые надевали белую треугольную маску с козлиной бородкой, довольно часто — темно-синюю маску охотника из представления Чама. Если маска была украшена изображениями Солнца и Луны, то это была маска Йогина — юмористического персонажа Чама, в драматических действиях такую маску надевали либо рассказчик, либо шут.

По мнению Р. Стейна, маски и грим манипа, двойственные по своему характеру, как нельзя лучше соответствовали новогоднему периоду, когда поединки и шутки, люди и боги, живые и мертвые — все перемешано, все противостоит одно другому. И маска, которая была маской «охотника», или Белого духа, становится маской шута. Лицо, вымазанное пеплом или серой глиной, соответствует персонажу из мира мертвых. Среди ряженых часто бывает и пастух с колокольчиками, который ведет ряженых, изображающих танцующих львов или яков. Причем полагают, что яки — это символ богов горных священных вершин, а львы или, скорее, львицы с бирюзовой гривой символизируют горный ледник. Считается, что молоко мифической львицы — это вода от таяния ледника, замечательное средство для обретения долголетия[781].

Рис. 45. Моление о долголетии правителей в первый день Нового года (начало XX в.)[782].

Семьи ходят в гости друг к другу одетые в новые одежды, женщины надевают свои лучшие драгоценности. На восходе солнца в первый день Нового года начинают разносить по знакомым, соседям и родственникам чэмар. Для Нового года чэмар готовится следующим образом: деревянное или металлическое блюдо, разделенное на две части, наполняется цзамбой (ячменной мукой из прокаленного зерна) и зерном в виде конусообразных куч, которые разукрашены кусочками масла, нарезанного в виде цветов, солнца, луны, туда же втыкаются колоски[783]. Иногда кроме колосков используют курительные свечи и разновидность красного дикорастущего цветка, называемого «новогодний цветок»[784].

Во время новогоднего поздравления гости и хозяева при встрече щепотку цзамбы бросают вверх или через левое плечо, вторую отправляют в рот и запивают пивом. В каждом доме всех гостей встречают таким образом. В гостях произносят благие пожелания хозяевам: «Желаем счастья! Пусть хозяйка будет благословенна! И да пребудет она в добром здравии! Пусть будет она счастлива!»[785]. В Кхаме говорят: «Как полны эти пригоршни муки и сахара, так пусть на этой встрече будут полны паши рты! Пусть растет радость и благополучие! Радость во веки веков! У-ла-лохо, да будет слава богам!»[786].

Или же:

Пусть счастье будет полным!Пусть дом хозяйки будет полной чашей!Пусть благая судьба пересечет ее путь!Пусть радость и ликование всегда будут с нами!Пусть мы все встретимся здесь,Когда это счастливое время, совершивКруг, вновь принесет Новый год![787].

Обильная пища и питье — непременное условие Нового года у тибетцев. В прошлом даже существовала поговорка: «Тибетский Новый год — это вино, китайский — это бумага, непальский — это грохот»[788].

В этот день дети бегают от дома к дому, распевая песни и звеня колокольчиками[789].

В Лхадо у кочевых народов на заре первого дня Нового года все население оставляло свои палатки и собиралось на берегу реки у костра из можжевельника, который не столько пылал, сколько разносил клубы дыма, стлавшегося по долине ущелья. Возле жертвенника толпились женщины, дети и громкими голосами славили наступающий Новый год. С восходом солнца нарядные жители возвращались в свои палатки и принимались за праздничную трапезу. В первые дни года родные и знакомые обычно навещали друг друга[790].

В Лхасе ранним утром первого дня Нового года правительственные чиновники направлялись на прием в Поталу[791]. В первый день Нового года Далай-лама устраивал банкет на вершине Поталы. Он приглашал официальных лиц. Во время этого приема десять юношей или мальчиков, одетых в разноцветные шелка и с белыми тюрбанами на голове, исполняли воинский танец. К ногам у них были привязаны маленькие колокольчики, в руках они держали алебарды. Танец исполнялся под аккомпанемент десяти барабанщиков, одетых таким же образом. В начале XIX в. о танцах мальчиков в белых тюрбанах сообщал еще Н.Я. Бичурин[792]. Во время церемонии разносили чай и праздничную еду: чэмар, жэдрэ (мясо и рис), дотхуг (пшеничная похлебка), досо[793].

Рис. 46. Праздничная одежда знатных тибетцев (середина XX в.)[794].

Праздничные новогодние приемы устраивались и на местах. Так, в Лхадо в начале XX в. было принято, чтобы первый день Нового года все мужское население прибывало в ставку местного князя с новогодними подарками. Дары состояли обычно из хадака и звериных шкур. Князь принимал все подарки и одаривал также хадаком и звериной шкурой, но только другого качества. За шкуру леопарда он дарил шкуру рыси, за рысь лесную — степную кошку и т. д. Тем, кто был в состоянии одарить его только одним хадаком, князь выдавал цзамбу, чуру, зерно или масло. Для наиболее почетных гостей устраивалось угощение из рисовой каши с маслом и сахаром, мяса, чая, джюмы. Для остальных готовили только чай, цзамбу и джюму. Отсылались дары в близлежащий монастырь, раздавалось подаяние нищим (цзамба, зерно, масло). Затем князь отправлялся к месту сбора народа — напротив его собственной ставки, где ежегодно в Новый год происходила стрельба из ружей в цель и в пешем строю и в конном. В Новый год наиболее преданных своих слуг князь повышал в ранге[795].

В первый день Нового года в Лхасе происходили народные гулянья. Устраивались массовые танцы. Один из них исполняла группа из трех или четырех женщин, вставших в круг. Каждая из них держала в руках кожаный ремень с колокольчиками. Женщины начинали петь и ритмически пританцовывать, сопровождая танец звоном колокольцев. Постепенно со стороны подходили мужчины, которые присоединялись к пению и притоптывали в лад. Пели песню за песней, пока хватало дыхания или пока кого-нибудь не сшибали с места. Тогда вся группа отправлялась дальше, и, пройдя какое-то расстояние, все начинала заново. Вероятнее всего, такие группы совершали предписанный обход храма[796]. На рынке дети и взрослые пускали петарды, стреляли большими хлопушками, пускали мыльные пузыри, причем главное внимание обращалось не на их цвет, а на звук, с которым пузырь лопался. С наступлением темноты зажигали спички, дающие розовый свет. На улицах водили хороводы и пели песни. Дети, взрослые, женщины бьют «жестку», или лянгу, и прыгают через веревку. Две девочки крутят веревку, третья девочка, десяти-пятнадцати лет, прыгает через веревку. Это проделывалось на ходу или на месте. Между девушками шел разговор: «Куда вы идете? — Туда-то. — Зачем изволите идти? — Новый год справлять!»[797].

У племен хорба в г. Нагчу в первый день Нового года, по свидетельству Ю.Н. Рериха, проводилась церемония сожжения торма: сначала церемония происходила у дома местного начальства, к которому двигалась процессия, возглавляемая двумя монахами, несшими торма. За ними шествовал главный лама, одетый в красный плащ и желтую шляпу, последняя указывала на его принадлежность к школе Гэлукпа, за ним двигались монахи. Замыкали процессию монахи-музыканты с барабанами, трубами дунчхэнами и тибетскими гобоями. Шествие, как правило, сопровождал почетный эскорт из представителей местной аристократии — в пышных одеждах, с красными и зелеными тюрбанами на головах. Все они были вооружены мечами и мушкетами с дымящимися фитилями.

Процессия медленно продвигалась к дому местного начальника. На площади после краткой службы торма под барабанный бой бросали в огонь. И тут же нищие и арестанты бежали к костру, чтобы успеть вытащить часть пылающей торма. Считалось, что тот, кому доставался такой кусок, в новом году будет защищен от пуль[798]. На приеме у местного начальства во время новогодней трапезы гостей обычно угощали рисом и тибетским чаем. Согласно новогоднему этикету во время праздничного застолья каждый должен быть весел и не затевать никаких серьезных разговоров.

Во второй половине дня совершалось еще одно шествие монахов с музыкальными инструментами, но уже к храму, где и происходило второе сожжение торма. На крыше храма устанавливались дунчхэны, и церемония происходила под их аккомпанемент. Веселье, пальба хлопушек и ружей в этот день продолжались до глубокой ночи, а нищие бродили от дома к дому с новогодними песнями и пожеланиями. На второй день Нового года местный начальник вместе с процессией поднимался на ближайшую гору и устанавливал там фундамент для обо. На этом в Нагчу церемония празднования Нового года завершалась, и каждый возвращался к своим повседневным делам[799].