Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии

Первое полнолуние.

Среди праздников новогоднего периода особое место занимает 15-й день 1-го лунного месяца, время полнолуния. С периода средневековья это время отмечалось различными театрализованными действами. Тибетцы — великие любители зрелищ. В тибетском языке слово тэмо включает в себя любое зрелище — от уличных боев до государственных процессий. По свидетельству некоторых исследователей, началом сезона тэмо считается 29-й день последнего месяца, хотя иногда начало сезона зрелищ относят даже к 7-му месяцу[820]. Однако наибольшей известностью пользуются театрализованные действа, исполняемые в период первого полнолуния. Главные сюжеты пьес, исполняемых в 15-й день, — это чудеса Будды Шакьямуни. Часто представлялись эпизоды с покорением всех еретиков, чудо умножения Буддой собственного тела, чудо с водой, отхлынувшей от ног Будды, чудо с пламенем из плеч Будды и т. д.[821]. Р. Стейн пишет, что уже при дворе Седьмого иерарха школы Кармана (1454–1506) разыгрывались новогодние пьесы. Зрителям показывали джатаки, истории о сиддхах, чакравартинах, битвы между асурами и богами, между Индрой и локапалами[822]. В некоторых местах накануне 15-го дня или же в 15-й день давали представление Чам[823].

В монастыре Гумбум Чам исполняется 14-го числа 1-го месяца. В Сермотхане, деревне шерпов района Хилту, Чам происходит в 15-й день 1-го месяца, начинаясь ранним утром и продолжаясь до вечера. В перерывах между действиями Чама появляются комические персонажи, которые иногда изображают присутствующих на спектакле знатных лиц, пародируют, разоблачают совершенные в течение года неблаговидные поступки. Среди комических персонажей — охотник и его слуга, толстопузый монах Хэшан и шесть детей, Белобородый старец, ачарьи — индийские странствующие монахи.

Рис. 49. Ачарья — комические персонажи драматического Чама (середина XX в.)[824].

В 15-й день 1-й луны в Лхасе, а также в крупнейших монастырях северо-востока — в Гумбуме и Лавране — отмечался Праздник подношения, в этот день выставлялись изображения, приготовленные из масла и освещенные лампадами и светильниками, другое его название — Праздник цветов и масла. На празднество стекалось множество народа, и, как утверждал Г. Цыбиков, наблюдавший его в Гумбуме в начале XX в., 15-е число является «не столько религиозным праздником, сколько ярмаркой»[825].

В Лхасе в этот день с утра вдоль всего следования по Баркхору устанавливались огромные щиты; некоторые из них были до 15 м высотой. Щиты держались на деревянных шестах. У каждого щита ставили столики с сотнями зажженных ламп, над которыми в несколько ярусов поднимались масляные барельефы безукоризненной работы, выполненные монахами под руководством опытного художника. В Лхасе, по свидетельству Мак-Говерна, выставлялось более 100 таких щитов, изготовленных соседними монастырями, знатными или чиновничьими семьями[826].

По свидетельству Г.Н. Потанина, в 1885 г. в Гумбуме было выставлено 13 таких щитов[827]. Сюжеты менялись каждый год. П.К. Козлов увидел в том же Гумбуме на одном из масляных барельефов «знаменитый лхасский храм, перед воротами которого расхаживал часовой при помощи особого механизма; у ног часового разместились изображения маленьких рептилий, цветов, растений и пр. Искусство, с которым передано выражение Будды, его облачение, вся поза не поддаются описанию. Над этим барельефом помещен другой — сцена из жизни Будды: великий учитель восседает в храме и торжественно принимает явившихся на поклонение верующих»[828].

Описание того, как изготавливались щиты, дано в работе Г.Ц. Цыбикова: «Щиты — это натянутые на рамы шкуры яка с барельефами и узорами из масла, окрашенного в разные цвета. Эти фигуры налепляются на щиты. Более крупные фигуры делаются вчерне из дерева, затем облицовываются маслом. Бее щиты обращены тылом к храму, т. е. поставлены справа от тех, кто движется по кругу. Столбы, на которых держатся щиты, вероятно, не закапываются в землю, а укрепляются кучами камней. Фигуры лепятся особыми мастерами, монахами и за особую плату, которая соизмеряется с искусством мастеров»[829].

С приходом ночи на всех столах перед щитами зажигались светильники. По свидетельству немецкого путешественника А. Тафеля, светильники расставлялись везде — и на крышах домов, и просто на улицах. Он же полагает, что этот праздник «в основе такой же, как праздник фонарей в Китае»[830].

По тому, каким было небо в этот вечер — облачным или ясным, шел ли дождь или снег, как горели лампы — слабо или ярко, определяли, каким будет урожай на следующий год[831].

После того как были зажжены фонари, все подступы к щитам перекрывались стражами до тех пор, пока щиты не осмотрят представители власти — в Лхасе иногда и Далай-лама, а в монастырях Гумбум и Лавран настоятели. После осмотра высокопоставленными лицами к щитам допускали народ. Женщины, мужчины, дети бродили толпами. Пели, танцевали, многие ходили с факелами. Развлечение длилось до глубокой ночи[832].

На следующий день от вчерашней выставки не оставалось и следа. За ночь все убирали. Камни, которыми были укреплены шесты со щитами, складывали на боковых улицах в кучи, а затем монахи и миряне относили их на реку, чтобы укрепить ими плотину, спасающую город от разлива реки. Часть масляных изображений выбрасывалась как жертва злым духам, другая в течение года использовалась для лампад в храмах. Иногда масло раздавали в качестве милостыни нищим.

На 21-й день (Г.Ц. Цыбиков пишет, что на 25-й) в отличие от религиозных торжеств в Лхасе начинались светские развлечения. На южной стороне большого храма Чжу, на площади, выступали борцы[833], снова устраивались бега. На этот раз в бегах участвовали и лошади и люди. О таких состязаниях писали или упоминали почти все авторы. По словам Г.Ц. Цыбикова, бегунов сначала отводили на поле к западу от Поталы, на большую дорогу, ведущую в Брайбун. Там был старт. Свободные лошади бежали впереди, погоняемые пешими, а также конными людьми. «Я стоял на площади, — писал Г.Ц. Цыбиков, — видел только двух лошадей, пригнанных одним погонщиком. Они, ободряемые дикими криками толпы, действительно очень стремительно бежали по улице. Затем прибежали и пешие, разодетые в пестрые костюмы»[834]. Д. Макдональд утверждает, что только последние 300 ярдов пешие бегут вместе с лошадьми[835]. Несколько иную картину состязания рисует Р. Стейн. По его словам, министры, высшие военачальники и монахи отбирали юношей и вносили их в число тех, кто должен состязаться в беге на 30 ли (10 миль) от восточной стороны монастыря Сэра к Потале. Обнаженные юноши бежали пешими на дистанцию 10 ли на восток от Лхасы, начиная свой бег к западу от Поталы. Зрители, подбадривая их, поливали ленивых холодной водой[836].

Рис. 50. Группа актеров из Кхама во время праздника[837].

После полудня в 21-й день, в Лхасе все монахи в полном церемониальном облачении сопровождали изображение Будды будущего — Майтрейи — в процессии вокруг Баркхвра. Изображение было прикрыто зонтом из павлиньих перьев и водружено на высокую платформу, которую охраняли стражи. По словам Г.Ц. Цыбикова, эту церемонию проводили 15-го числа 1-го месяца. Мак-Говерн называет 28-е число того же месяца и описывает увиденное иначе: «Изображение стояло на неуклюжей тибетской повозке. За повозкой следовали два непальских слона. За слоном три чучела — яка, тигра, слона — огромных размеров, вмещавшие по нескольку человек. Важную роль в этой процессии исполняли мальчики, которые символизировали людей грядущей эры, когда человечество придет в упадок»[838]. Китайские авторы сообщали, что изображение Майтрейи стоит на повозке, запряженной быками. Шествие начинается на рассвете, как бы возвещая о приходе Будды грядущего[839]. По завершении церемонии наступало всеобщее ликование. Продолжались игры, борьба, поднятие тяжестей, бега. Когда празднество кончалось, все 20 тыс. монахов покидали Лхасу и город возвращался к своей обычной жизни.

Светские праздники, однако, продолжались еще два-три дня. В 22-й день командиры и войско собирались севернее Поталы, чтобы в открытом поле продемонстрировать свое мастерство и умение стрелять на полном скаку. Устанавливались две мишени, которые на ходу нужно было поразить: одну — из ружья, другую — стрелой из лука или же копьем и стрелой. На следующий день соревновались пехотинцы в стрельбе из лука. Все соревнования завершались пирушками, песнями и обильными возлияниями. По сообщению В. Мак-Говерна, военным маневрам предшествовало торжественное шествие армии по городу: «Трудно себе представить более оригинальную процессию. Она состояла из трех групп: одна вооружена луками и стрелами, другая — мечами, третья — ружьями XVII–XVIII вв., заряженными холостыми патронами. Солдаты в железной броне в руках держали круглые корзинообразные щиты, на шлемах развевались перья. Лошади конной части были также в броне. Три раза эта фантастическая армия прошла по внутреннему кругу и затем вышла в поле для маневров»[840].

По мнению китайских ученых, этот светский элемент празднования Нового года был введен монголами, поскольку очевидно монгольское влияние как на церемониальную одежду, так и на стиль народной борьбы[841]. Д. Туччи, полагает, что эти военно-спортивные игры являются пережитками древнего ритуала тех времен, когда тибетское общество закаливалось в жестокостях войны и азарта охоты[842]. Точка зрения Д. Туччи представляется нам убедительной. Возможно, что отдельные элементы и были заимствованы во времена правления в Китае монгольской династии Юань (1280–1367). Однако здесь также уместно вспомнить и о мифической стране Шамбале, локализуемой на севере, с которой связывается представление о грядущей победе над всеми злыми силами. Представление это проникло в Тибет, вероятно, во времена создания перевода тантры Калачакры (1027).