Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии

Празднества начала первого лунного месяца.

На второй день Нового года в Лхасе, Шигацзе, Гьянцзе и в некоторых других местах совершался один очень интересный обряд — спуск людей по специально приготовленной веревке с большой высоты. В Лхасе веревка, сплетенная из травы и волос яка, протягивалась отвесно от юго-западного угла Красного дворца Поталы вниз до каменной стены, т. е. на сто двадцать ярдов. Два человека по очереди спускались по этой веревке на специальных седлах. Они держали флажки, которыми размахивали во время спуска. Один акробат спускается один раз, другой — два раза[800].

Г.Ц. Цыбиков упоминал о трех акробатах из провинции Цзан, которые совершали такой же спуск сверху вниз на животе, надев предварительно кожаные передники и рукавицы. Тех, кто проделывал подобную церемонию, освобождали на год от уплаты налогов[801]. Происхождение и символика этого обряда пока не выяснены. Некоторые ученые усматривают в нем замену человеческого жертвоприношения. Сами же тибетцы говорят, что данный обряд совершается якобы для того, чтобы на протяжении последующих 12 месяцев в стране не было междоусобиц и чтобы не велись никакие внешние войны[802].

На третий день Нового года в Лхасе воздвигался главный шест с флагом, устанавливаемый как знак защиты Тибета. При этом событии присутствовали представители всех официальных служб, с тем чтобы удостовериться в завершении работ по сооружению шеста. Как только они заканчивались, чиновники торопились в Поталу сообщить об этом Далай-ламе. Затем начиналась церемония в честь Далай-ламы как патрона тибетского буддизма[803].

В то же время на площади устанавливается другой шест — с горизонтальной вращающейся планкой, на которую взбирается человек, специально приглашенный из провинции Цзан, и с высоты потешает собравшуюся толпу шутками и прибаутками[804].

По-видимому, имеет смысл попытаться установить связь между обрядом спуска по веревке, а также обрядом-игрой, во время которой человек поднимается вверх по высокому шесту, с одной стороны, и сюжетами известных тибетских легенд об установлении «царской» власти — с другой. Так, согласно легендам, первый «царь» Тибета спустился с Неба на Землю на гору Ярлхашампо (или Одегунчжал). Можно предположить, что мотив спускания по веревке в переходный период — в сакральное время смены старого новым — соотносим с этим мотивом предания. А факт установления шеста с последующим подъемом на него можно сопоставить с уходом легендарных царей по веревке наверх, на Небо. Мотив спуска присутствует в повествованиях о персонажах ламаистского пантеона. Так, Лхамо, как уже говорилось, спускается в мир людей с горы Мэру. Пехар и Циумарпо спускаются на землю и входят в тела оракулов, которые затем вещают предсказания.

Представляется вполне возможным предположить также, что шест, украшенный флагом, — аналог шаманского дерева, лестница на Небо, по которой поднимаются боги или жертва богам. Это тем более вероятно, что во время представления Чама у основания шеста располагается жертвенный столик с атрибутами, необходимыми для Чама, и там же совершается приношение линга. Следовательно, оба обряда — спуск по веревке и подъем по шесту — можно рассматривать как реликты шаманского комплекса в тибетской новогодней обрядности.

В первые дни Нового года тибетцы пытались предугадать будущее. Одним из видов таких гаданий был обряд «просьба на каждый год» (лоресолкха), исполнявшийся на 3-й день 1-го лунного месяца в монастыре Найчунг. В день церемонии регент Тибета или представитель Далай-ламы в сопровождении четырех министров и многочисленных правительственных чиновников покидали Лхасу рано утром и отправлялись в монастырь, где обряду предшествовал Чам.

Представление Чама продолжалось около часа. В нем участвовали танцовщики в черных шляпах: группа из восьми персонажей (двое участников которой — подростки, остальные — дети); группа танцовщиков в костюмах, изображающих скелеты, разукрашенных квадратиками красного, желтого, зеленого, голубого или синего цвета; группа танцовщиков в черных костюмах.

Рис. 47. Изображение праздника Монлам на тибетской иконе (начало XX в.). Фрагмент[805].

После Чама появлялся государственный оракул, одетый в полное церемониальное облачение и уже вошедший в транс (описание транса см.[806]). Выходу оракула предшествовали звуки дунгчхена, а после его появления раздавались звуки флейты. Во дворе оракулу вручали лук без тетивы и меч. Затем оракул начинал медленный и грациозный танец под аккомпанемент колокольчиков и цимбал. По окончании танца оракулу вручалась золотая чаша с чаем. С чашей в руках оракул приближался к регенту и передавал ему чашу. Тот делал глоток и возвращал чашу. Оракул допивал чай, а потом, склонившись, сообщал предсказание, слышное только регенту. После этого оракул вслух делал предсказание относительно событий наступающего года, записываемое секретарем регента. Затем он возвращался на свое место и делал предсказание прибывшей знати[807]. В монастыре Лавран оракул на 2-й день 1-го месяца предсказывал судьбу не только монастыря, но и частных лиц[808].

Первые дни Нового года в Тибете совпадают с ламаистским праздником Монлам, учрежденным Цзонхавой Лобзан-дакпой и впервые проведенным в Лхасе в 1409 г. Кхайдуб Гэлег-палзанпо, первый биограф Цзонхавы, описывает подробно установление Монлама Цзонхавой. Осенью 1408 г. Цзонхава собрал в Лхасе художников и с их помощью привел в порядок главный лхасский храм; они отмыли закопченные фрески, очистили от грязи старые изображения, создали новые. Старые фрески подновили золотом, золотой фольгой покрыли скульптурные изображения. Пожертвованные ткани пошли на изготовление новых сидений, обрядовых знамен, круглых знамен, зонтов. Для скульптурных изображений художники приготовили верхнюю одежду, для фресок и икон изготовили «занавески», предохраняющие их от грязи и копоти. Только после этого на новый, 1409 г. в главном лхасском храме новая буддийская школа Тибета отслужила новогоднюю службу. В ходе службы были использованы музыкальные инструменты. Такому же обновлению подверглись и другие храмы Лхасы (Рамочэ, Потала)[809]. Возможно, что именно с этого времени Монлам стал частью новогодней обрядности. Но, по-видимому, окончательное установление его относится ко времени Агван Чжампхо, Пятого Далай-ламы, который, как говорят, утвердил эти правила[810]. На период Монлама школа Гэлукпа, родоначальница этого праздника, берет власть в Лхасе в свои руки. Как вполне справедливо замечает Туччи, «в стране, где магические обряды являются доминирующей силой и во время праздника Нового года, когда вся община сосредоточивается на утверждении периода благополучия посредством традиционных обрядов, эта школа, которая только набирала силу, могла мало что сделать, кроме того, что придать еще большую значимость празднованию Нового года»[811]. В биографии Цзонхавы, созданной, правда, уже в XIX в., сообщается, что праздник Монлам происходит из Индии и создан в честь победы Будды Шакьямуни над всеми еретиками. Празднество, которое длилось 15 дней (подробнее см.[812]), было продлено Цзонхавой до 21 дня. Буддисты верят, что принятие женщин в монашество укоротило жизнь буддизму на 500 лет. Поэтому, чтобы восстановить утраченные 500 лет, Цзонхава учредил Монлам[813].

Рис. 48. Участник церемонии праздника Монлам (начало XX в.).

К первому дню праздника Монлам в Лхасе собиралось около 20 тыс. монахов, чтобы совершить службу с особым блеском. Город контролировался монахами, которые избирались временными правителями: религиозная община предоставляла им все права на управление городом.

Во время Монлама администрацией Лхасы становились главы духовенства трех монастырей — Сэра, Брайбуна, Галдана. Они въезжали в город на второй день Нового года. Городские жители со страхом встречали прибытие этих временных правителей. Объехав посолонь центральный лхасский храм и совершив поклонение, они размещались по квартирам. Незадолго до заката все они пешком обходили центральный район города. Два главных правителя держали в руках четырехгранные, железные, с позолоченной резьбой жезлы, эконом праздника — толстую палку длиной около двух саженей, совершенно очищенную от коры, а служители — палки немного менее сажени, но очищенные от коры наполовину. Толщина и длина палок зависели от положения служителей: старшие и физически более сильные держали менее толстые, но более длинные палки, а новички — самые короткие, но толстые. Вся процессия доходила до площади перед городским судилищем, где один из правителей излагал правила Монлама, а второй, обращаясь к поставленным перед крыльцом судилища писцам и прислужникам, говорил о наказаниях за нарушение упомянутых правил. После этого процессия двигалась дальше, и в северо-восточном углу города ее ожидал прислужник лхасского оракула Кармашара. Суть обращенной к последнему речи заключалась в том, что на все время Монлама право предсказывать будущее имеет только оракул монастыря Найчунга. После этого процессия обходила три общественных колодца в разных частях города, где, обращаясь к духам-хранителям колодцев, правители просили их хранить воду чистой, обильной и прохладной. В противном случае колодцы угрожали засыпать. После этого расходились по домам.

Новые правители управляли Лхасой в течение 20 дней 1-го лунного месяца и с некоторыми ограничениями в течение 2-го месяца[814], дав обет «не бояться человека высокопоставленного, не обижать человека ничтожного». На протяжении всего периода в монастырях проводились диспуты по философии, логике, присуждались соответствующие степени, обсуждались разделы религиозных книг, представляющие интерес для монахов.

В 12-й день 1-й луны в Лхасе обычно устраивали бега на дистанцию около пяти миль. Они начинались от монастыря Брайбун и заканчивались у подножия Поталы. Лошади, принимавшие участие в забеге, принадлежали правительству и чиновной знати. Во всех скачках лошади бежали без всадников. Существовало поверье: если правительственные лошади прибудут первыми — великое счастье снизойдет на Тибет в наступившем году. Такие бега устраивались также в Гьянтзе, и в них также должны были победить лошади, принадлежавшие местному аристократу[815]. Народ выстраивался вдоль всего пути и изо всех сил способствовал тому, чтобы исполнилось желаемое, а потому иногда даже препятствовал другим участникам соревнования.

На следующий, 13-й день устраивались соревнования между вышними чиновниками и знатью, чтобы решить, чья свита лучше одета и вооружена. Каждый чиновник, начиная от четвертого ранга и выше, и местные аристократы выставляли группы своих вассалов, от 13 до 20 полностью вооруженных всадников и четырех женщин, сопровождаемых служанками. Все были празднично одеты, а лошади разукрашены. Как только все собирались вместе, придирчивые судьи определяли победителей, которых награждали хадаками. В 14-й день все участники принимали участие в торжественной процессии, проходившей по Баркхору (внутренняя кольцевая улица Лхасы), запруженному восторженной толпой.