И.О. Древнего Зла, или мой иномирный отпуск

Тут дело вот в чём: страх, навеваемый Королём Голодных, похож на трещины, постепенно наполняющиеся мхом, насекомыми и гнилью. Они расползаются и гниют до тех пор, пока не обрушивают всю конструкцию вниз.

У подобного явления не так уж много способов лечения. По сути, всего два: либо вычистить и замазать трещины, что всегда требует немалого количества времени… либо снести повреждённые фрагменты конструкции к Бездне, пожертвовав меньшим ради большего и надеясь, что на месте разрушенного позже будет построено новое…

Проще говоря: страх не имеет смысла, когда то, чего ты истинно боишься, уже произошло, когда нечто в тебе не просто треснуло, но — рухнуло. Мелочные мании и тревоги неизменно исчезают, когда в игру вступает старый добрый катарсис.

Что же, кажется, это единственный выход.

Я ещё раз окинула взглядом лицо мастера Лина, искажённое яростью, и подставилась под следующий удар, рассчитав угол так, чтобы не умереть окончательно.

…

Да, моя телесность — странный предмет.

Моё настоящее тело (или “моя настоящая сущность”, что было бы более точным определением) представляет собой скорее сгусток ночной темноты, переплетённый множеством нитей. Этот факт, собственно, помогает мне проворачивать всякие там трюки с говорящими головами, шестью конечностями и прочее в том же духе: моё физическое тело изменчиво. Это факт, который в своё время тестировали ребята в лаборатории — я не могу окончательно умереть от физического воздействия. Убить меня можно только магическим оружием определённого типа…

Увы, всё вышеперечисленное не значит, что я не способна испытывать боль. По факту, когда чья-то рука пробивает грудную клетку насквозь, ломая рёбра, потроша лёгкое — это всё ещё больно.

Я должна была привыкнуть в той лаборатории, правда… Да и не сказать, что они были так уж изобретательны. Не отпускали меня дольше прочих, это правда, но в целом… Я должна была привыкнуть за столько жизней.

Увы, каким-то образом, боль всегда боль, тут ничего не поделаешь.

Я попыталась было по инерции судорожно вздохнуть, но тут же запретила себе дышать: плохая идея в текущих обстоятельствах, как ни крути. Помимо физических повреждений, энергия мастера Лина, бурлящая и обжигающая, причиняла моей сущности боль, близкую к агонии. Противоположные начала остаются противоположными; если бы не кровь Баела в его жилах, моя плоть бы обугливалась от этого соприкосновения… Но даже так, если он сейчас догадается добраться до моего сердца и раздавить его, используя свою энергию, я умру окончательно…

Чтоб его. Я воистину чересчур стара для такого дерьма.

Кое-как собрав себя в клещи, я сумела поднять руку и схватить его за запястье, изо всех сил стабилизируя ментальную энергию вокруг нас.

…

Есть озеро в горах, а может, в лесу, а может, в пустоте. Оно черным-черно, в нём не отражается ничего, и мы ступаем по его воде, лёгие, как тени, не создавая даже кругов.

В озеро падают капли, круги расходятся во все стороны, но они не касаются наших шагов.

Это лишь видимость.

Там, под нами, глубина. Огромные массы чёрной воды, спокойной, холодной, дарующей ясность…

Иди за мной.

…

Мастер Лин судорожно выдохнул, и взгляд его прояснился.

Хорошо.

При всём желании, я бы не смогла поставить его менталку на место в полной мере: конфликт отторжения неизбежен. С мастером Лином для полноценного эффекта надо использовать солярные техники, вроде “хижины на горе”. Мне не подвластно подобное.

Чёрное озеро, с другой стороны, остаётся типично хтонической техникой. Оно не смогло бы исцелить мастера Лина… Но сумело, по крайней мере, принести достаточно ясности в его разум.

Силой воли удерживая себя в сознании, я проследила за тем, как понимание ситуации медленно поступает в глазах напротив.

— Ты со мной? — спросила я.