Ланиакея

Глава 3

Уже в пятницу большие шишки снова заговорили о стимуляции Кристи. Я знала, что на этот раз давили на ее приемных родителей, практически вынуждая их подписать согласие «от имени и в интересах». Этим людям было все равно, что будет с ней и ее разумом, им нужен был Аткинсон — особенно в свете последних событий, особенно в свете того, что мозг выжившего антиперцептора оказался поврежден необратимо, а это значило, что от него узнать ничего не удастся.

Терзаемая страхом от того, что будет, когда стимуляция заставит разум выдать все воспоминания разом, Кристи ушла в тень, предоставив место в пятне света Милане. И вечером, когда я заглянула к ней после лекции, она поговорила со мной очень вежливо, но отстраненно, как с чужой.

Я вернулась домой расстроенная.

Неделя была нелегкой еще и оттого, что между мной и Денисом все тоже изменилось.

Мы не могли открыто видеться, как и раньше, но это было только полбеды. После случившегося в декабре о Денисе Вагнере и так уже вспомнили журналисты, а после убийства людей и информации о том, что с этим может быть связано его коллега и друг, они на какое-то время просто оккупировали выходы из «Ланиакеи», Надзора и даже его дом.

Всем хотелось горячих новостей. Всем хотелось сенсации и откровения.

Ох, им бы очень понравилась новость о том, что у Дениса Вагнера теперь есть импринт.

Нам доставались лишь жалкие крохи общения в его кабинете, куда я заходила якобы по учебе. Короткие встречи, в которых почти не было слов, попытки ухватить мимолетную ласку, прикосновение, поцелуй — и этого было так мало, что я просто сходила с ума.

— Из-за этих пятиминуток на поцелуи еще хуже, — пожаловалась я уже в пятницу, и Денис убрал руки с моей талии и поинтересовался, не хочу ли я их отменить.

— А без них будет еще хуже!

— Так хуже с ними или без них? — Он снова притянул меня ближе. — Ты все-таки полна противоречий, Голуб. Вот я абсолютно точно знаю, что даже один поцелуй гораздо лучше, чем целый день мыслей о нем.

Я с огромным трудом напоминала себе, что так надо.

***

В огромном зале, куда я приехала в субботу для практики по кинетике плюс антиперцепция, в этот раз было непривычно много народу.

Вот Маковина, делает селфи на фоне круглых мишеней, выстроенных в ряд посередине зала, вот Коротких прогуливается мимо нее с тетрадью, повторяя про себя паттерны, вот Струтинский и Нестор обсуждают что-то с Владимиром Васильевичем. Шамсудинова, прямая и строгая, что-то уже выговаривала хилеру, психодиагностик сидела в кресле сбоку и допивала горячий кофе из пластикового стаканчика — везет же, а нам, как обычно перед практикой с физическими воздействиями ничего нельзя.

Я пришла последняя, хоть и не опоздала, и до начала еще даже оставалось время, но увидев меня, Владимир Васильевич хлопнул в ладоши и призвал всех к вниманию. Разговоры затихли, когда он вышел вперед и остановился перед мишенями, у которых мы выстроились в ряд один за другим. Я уже примерно предполагала, что мы будем делать, и все же слушала внимательно, не упуская ни слова.

— Как вы уже знаете, ребята, всем вам уже с понедельника придется работать в МАП, — сказал Владимир Васильевич, и мы синхронно кивнули. — Работа в МАП — это высшая ступень, которая предполагает от пары «мортал-антиперцептор» максимально тесное взаимодействие, включающее в себя не только антиперцепцию и собственно мортальные способности, но и другие способности, если они у вас имеются. В полевых условиях никто не станет ждать, пока вы наладите раппорт. В реальности никто не станет применять против вас только одну способность пятой категории, их может быть две, три, четыре, кинетика и сенсорика вместе, в общем, что угодно, начиная от самого частого до самого редкого воздействия. Пройдемся по теории. Фаина, блокирование сенсорных воздействий.

Я рассказала быстро, но похвалы не заслужила — похоже, он и не ждал от меня другого, как и не ждал от Нестора заминки при ответе на вопрос о задачах МАП, как не ждал колебаний от Маковиной при рассказе об антиперцепции в условиях сниженной видимости...

От нас не ждали провалов — и, обменявшись с Нестором взглядом, когда Владимир Васильевич отошел в сторону, оставив нас возле мишеней, я поняла, что он тоже напряжен и чувствует себя неспокойно.

— Раздайте пистолеты.

Что? Я открыла рот, когда увидела возникших словно из воздуха мужчин в черном. Серьезные, даже суровые лица... погодите-ка, на них бронежилеты?

— В условиях работы в МАП вам придется использовать не только свои психопрактические способности. Не всегда вам будет угрожать психопрактик, и не всегда опасность можно будет отразить и поглотить, — сказал Владимир Васильевич, когда один из мужчин начал раздавать нам пистолеты.

— Нам что, придется носить это с собой? — спросила Олеся.

— Для участников МАП получение разрешения на применение оружия упрощено, — сказал Владимир Васильевич. — Вам лично не придется носить это с собой, Олеся, поскольку с оперативными группами будут работать пока только Нестор и Фаина. Но вы должны научиться элементарным навыкам обращения с оружием. И не только с этим. Приступайте.

Мужчины в черном оказались работниками Надзора, и следующие двадцать минут мы учились правильно стоять, правильно целиться, правильно держать оружие, реагировать на отдачу и, конечно же, стрелять.

Мне потребовалось четыре выстрела, чтобы попасть в мишень, и я была весьма довольна собой. Практики со стрельбой у нас должны были идти постоянно. Нам сказали: недели за три вполне можно научиться стрелять так, чтобы пуля хотя бы летела в направлении цели...

Владимир Васильевич уступил место у мишеней Айзанат, и я постаралась согнать с лица улыбку, зная, что она не любит излишнюю самоуверенность.

— Фаина Голуб. Подойдите сюда.

Я не понимала, в чем дело, но ослушаться не посмела и вышла их ряда стоящих напротив мишеней одногруппников к преподавателю.

Инструкторы, собравшие у нас оружие несколько минут назад, снова вернулись и стали раздавать что-то другое. Только когда Нестор вытащил оружие из чехла, и в свете ламп дневного света блеснуло лезвие, я поняла, что это нож.

— Тяжелый, — сказала Олеся, взвешивая нож в руке.

— А мне? — спросила я растерянно, когда мужчины вернулись на свои места в ряду кресел, откуда почти тут же поднялась и вышла ближе к нам хилер.

Айзанат посмотрела на меня, и ее темные глаза были полны мрачного удовлетворения.

— А нашим с вами оружием сегодня будет только мозг. Знакомьтесь с противниками.

И она махнула рукой в сторону стоящих напротив людей.

***

Четырнадцать бросков я отбила, и всего три не смогла — хороший результат для того, в кого бросают настоящие ножи. Точностью отличился только Коротких, но это не его удары мне было отбивать тяжелее всего. Меня дезориентировал Нестор. Он колебался — совсем недолго, но колебался, и по его резкому броску я понимала одно — он точно понимает, к чему его готовят.

Как и я.

Нас с ним готовили к Джеку Аткинсону, и, усевшись за стол в кофейне, где меня и Нестора встретили, как родных, я глубоко вздохнула и сказала ему то, что думала.

— Они думают, это Аткинсон.

Он кивнул. Остальные сели отдельно, и я услышала, как Олеся рассказывает Коротких о том, что «мой импринт научил меня стрелять почти сразу, как мы познакомились. Сказал, что девушка должна уметь за себя постоять». Как мило. А вот мой импринт... я заставила себя слушать, что говорит Нестор.

— ...или я не знаю, — говорил он. — Они могут постоянно держать его под лекарствами, затуманивающими разум, или... или Аткинсон живет в иллюзии, из которой его временно выпускают. По команде «фас».

Я передернулась.

— Но разве человека можно так долго держать под внушением? Ты же помнишь теорию: три минуты и все, разум теряет ощущение реальности. Ты представляешь, насколько он уже потерян? Ты думаешь, его можно было бы вот так, по щелчку пальцев вывести из иллюзии, заставить кого-то убить, а потом назад, в клетку?

Кинетическая суггестия полноценным курсом у нас должна была быть в следующем году, но лабиринт Красникова мы помнили и учебник, естественно, читали. Одно дело, когда ты в иллюзии и все, что ты делаешь — лишь внушение, которое на тебя навели. Другое дело — суггестия действия, когда под влиянием внушения ты на самом деле отдаешь незнакомому человеку все свои деньги.

Стреляешь в того, кто тебе дорог.

Прыгаешь с крыши.

И кинетик не станет придумывать заковыристое внушение, он зацепит его на реальный предмет, попытается запутать вас так, чтобы вы даже не поняли, когда началась иллюзия. Первое, на что он попытается наложить внушение — это конечно, на оружие. Но это может быть что угодно: палка, ручка, лист бумаги, все, что он сможет вложить вам в руку в реальности. Нелегальные суггестивы действуют именно так. Они дают вам что-то — и все, вы попались, и даже не поняли, что принесли цыганке все деньги драгоценности, которые лежали у вас дома, да еще и банковскую карточку отдали, написав на бумажке пароль.

Суггестия оставляла в мозгу очаг возбуждения — этакий отпечаток ладони оказавшего воздействие психопрактика, который сохранялся тем дольше, чем выше была категория.

Воздействие «пятерки» можно было отыскать спустя недели после внушения. «Шестерка» не стиралась несколько месяцев. О «семерках»-суггестивах мы не слышали. На обнаружении очагов возбуждения или, как их называли попроще, эха, вот уже несколько лет специализировались криминалисты-ретроскопы, работающие в Надзоре. Возможность обнаружить в головном мозге эхо была одним из критериев классификации способностей. Эхо есть — все, это «четверка» или выше. Нет эха — «тройка» и ниже. Именно потому психопрактиков четвертой категории и обязали регистрироваться по месту пребывания. О том, где мы находимся в определенный момент времени, хотело знать слишком много народу.

— Но почему они так запросто склонились к этой версии? — спросила я почти с отчаянием в голосе. — А как же «невиновен, пока не доказано обратное»? Ну был там этот амнестик и что? Кроме Аткинсона у него не может быть других знакомых морталов?

— Я на днях пытал отца, — чуть наклонившись ко мне, сказал Нестор. — Короче, он и Вагнер, и остальные что-то знают, но нам пока рассказывать не готовы. И тут все не так просто, Фай. Может, нам объявили войну нелегальные психопрактики? И нам всем придется собраться и дружной толпой им противостоять? — Он хмыкнул. — Прямо сюжет фильма «Люди Икс».

— Ага, только без Росомахи, — сказала я. — Но мне не очень хочется быть Джин Грей.

— Если ты — Джин, то пусть я буду Бобби Дрейк, — сказал Нестор.

— Коротких — Архангел, — я поморщилась, — Женя...

— Зверь.

— Олеся...

— Псайлок, — сказал Нестор. — Ну а что, подходящих никого не осталось.

— А Вадим... — начала я машинально и замолчала.

— Он отказался от блокады, ты знала? — сказал Нестор после паузы. — Передумал в последний момент, но документы уже забрал и назад его точно не возьмут.

Я представила себе толстяка Мартынова, которого встретила в апреле на лекции по сенсорике. Потом вспомнила тощего и потерявшего весь блеск в глазах парня, которым он стал с момента, как Кристи позволила ему усилить запечатление, вспомнила, как он рыдал на коленях у постели Кристи в таком далеком декабре.