Правило запрета

30. Люси

“Не хочешь прийти и посмотреть со мной что-нибудь сочное сегодня вечером?” — спрашивает Джесси, когда я прибираюсь на своем рабочем месте и готовлюсь уйти с работы на весь день.

“Я бы с удовольствием, но я направляюсь к…”

“Дом Купера! Я знаю, я знаю; это то, что ты теперь делаешь каждый день”.

Я делаю глубокий вдох. “Я не настолько плоха”.

“О, да, это так, но я тебя не виню. Я была бы такой же, если бы у меня был прекрасный мужчина, любящий меня так, как Купер любит тебя.” Взгляд Джесси опускается, в нем появляется знакомое выражение отчаяния. Однако она, должно быть, чувствует, что я собираюсь утешить ее, потому что резко поднимает руку. “Нет. Я в порядке. Сегодня мне не нужны ободряющие речи. Может быть, завтра, но сегодня я в порядке”.

Хорошая попытка. Я все равно притягиваю ее к себе, чтобы обнять.

Прошло три недели с тех пор, как я начала “официально” встречаться с Купером, и да, теперь, когда я думаю об этом, я думаю, что мы были довольно неразлучны. Вероятно, мне следовало бы беспокоиться о том, насколько я одержима им или насколько привязан к нему Леви, но я этого не делаю. Он подходит. Просто между нами все так хорошо, как я и не подозревала, что это возможно.

“Так ты идешь к Куперу, чтобы…”

“СОБЕРАТЬ МЕБЕЛЬ”, - торопливо вмешиваюсь я, прежде чем она скажет что-нибудь резкое, что заставит меня покраснеть. Джесси и Купер хуже всех — особенно когда они объединяются. Похоже, их жизненная миссия состоит в том, чтобы превратить мои щеки в малину.

“Мммм. Это намек, если я когда-либо его слышала.”

Я смеюсь, убирая свои только что продезинфицированные ножницы обратно в футляр. “На этот раз это действительно не так. На прошлой неделе мы заказали кучу мебели для его дома, и сегодня он получил большую партию. Мы собираемся заказать пиццу и собрать все это вместе”.

“А потом вы перейдете к хорошему, верно?” Ее глаза сверкают, а брови приподнимаются. “Верно? Я права, не так ли? Какой лифчик на тебе?” Она тянется к моей рубашке, как будто собирается взглянуть.

Я отбрасываю ее руку и отпрыгиваю назад. “Прекрати это! Ты такая любопытная.”

“Я живу опосредованно”.

“Ну, прекрати это, ты, жуткая беременная”.

Она пожимает плечами и закатывает глаза.

Я перекидываю сумочку через плечо и достаю телефон, снова обновляя свои сообщения, как будто ЭТО что-то изменит. Все еще случаются сбои в работе телефона?

«От Дрю по-прежнему никаких вестей?»

Я поджимаю губы в сторону и качаю головой. “Нет”.

К сожалению, он еще не смирился с идеей обо мне и Купере. На самом деле, он откровенно избегал меня. Мы живем в одном доме, но я его почти не вижу. Он работал как маньяк, брал дополнительные смены, чтобы не встречаться со мной лицом к лицу. Я почти готова поклясться, что он съехал, потому что, несмотря на то, что я засиживаюсь допоздна и рано просыпаюсь, я никогда его не вижу. Единственное доказательство, которое я нашла о том, что он живет со мной, — это когда я чуть не окунулась в унитаз две ночи назад, потому что он никогда не опускает сиденье обратно.

“Какой большой ребенок”, - говорит она, качая головой с отвращением, отмечающим ее рот. Если и есть что-то определенное в этом мире, так это то, что Джесси ненавидит моего брата. Это неловко, и я стараюсь избегать разговора, насколько это возможно, потому что ее гормоны беременности иногда пугают меня.

“Я знаю, он ведет себя как один из них”.

“Я думаю, что мой ребенок вырастет более зрелым, чем твой брат”.

”Скорее всего".

“Я должна купить ему большой подгузник на Рождество”.

“Ага! Звучит заманчиво!”

“Ты делаешь то, что ты отступаешь от меня, пока я говорю”.

“Неееет. Не я.” Моя спина натыкается на стеклянную дверь, и Джесси скрещивает руки на груди и расплывается в улыбке. Я сверкнула на нее всеми своими жемчужно-белыми глазами и послала ей воздушный поцелуй. “Люблю тебя! Обещаю, завтра я позволю тебе разглагольствовать о моем брате, с которым ты никогда официально не встречалась!”

“Повеселись сегодня вечером”. Она театрально потирает живот. “И помни, что всегда нужно быть в безопасности!”

Я все еще смеюсь над комментарием Джесси, когда иду к своей машине и сажусь в нее. Я еду всю дорогу до дома Купера с дурацкой улыбкой, чувствуя потребность петь рождественские мелодии, хотя до Рождества еще далеко. Рождественские мелодии делают меня счастливым, поэтому я все равно это делаю.

Когда я прихожу, у меня звонит телефон. “Привет, мам! Я только что добралась до дома Купера и должна быть у тебя примерно через два…

“Милая”. Что-то в том, как звучит мамин голос, когда она прерывает меня, вызывает немедленную панику, пробегающую по моим венам. “Мне нужно, чтобы ты встретила нас в больнице”.

Я даже еще не знаю, что случилось, и слезы наворачиваются на мои глаза. “Что случилось? Это Леви?”

В этот момент я вижу, как Купер выходит на улицу, все еще одетый в свою красивую рабочую одежду: рубашку на пуговицах, брюки и туфли. Яркая улыбка, растянувшаяся на его лице, не соответствует словам, которые слетают с уст моей матери.

“Я уверена, что все будет хорошо, но у Леви очень сильные боли внизу живота, и его только что начало тошнить. Сейчас мы направляемся в отделение неотложной помощи, чтобы его осмотрели.”

Купер открывает дверцу моей машины, а я даже не могу на него посмотреть. Мой разум лихорадочно устремляется в темные и страшные места. “Вы уже звонили его педиатру?”

Дрожь в моем голосе заставляет Купера присесть на корточки рядом со мной и положить руку мне на ногу. “Да, около часа назад. Я думала, что это просто боль в животе, поэтому не хотела тебя беспокоить, но доктор Дарен сказал принять его, если болезнь прогрессирует, так что это то, что мы делаем”. Голос моей мамы звучит спокойно, и я знаю, что если бы Леви пришлось быть с кем-то во время чего-то подобного, мои родители — идеальные люди. И все же я в ужасе.

“Хорошо, я сейчас приду”.

В тот момент, когда я вешаю трубку, Купер спрашивает: “Что случилось? Что случилось?”

“Мои родители везут Леви в больницу. У него сильная боль в животе. Мне нужно идти. Мне нужно попасть в больницу.” Слезы текут по моим щекам, когда я оцепенело кладу руку на руль, внезапно чувствуя, что нахожусь за тысячу миль от своего ребенка и что я не доберусь туда вовремя.

Купер мягко убирает мои руки с руля и поднимает мой подбородок, чтобы я посмотрела на него. “Позволь мне вести, Люси. Все будет хорошо”.

Я сглатываю и позволяю ему помочь мне выбраться с водительского сиденья, затем бегу к пассажирской стороне и сажусь. Мои руки трясутся, когда он заводит машину, и я не могу застегнуть пряжку. Я пытаюсь захлопнуть его пять раз. Шесть. Семь!

“БОЖЕ! Это не пройдет! Чертова пряжка не застегивается!” Я отчаянно пытаюсь втиснуть это в себя, и если я выгляжу сумасшедшей, Купер ничего не говорит. Он наклоняется, берет пряжку из моей руки и медленно защелкивает ее, прежде чем взять меня за руку и переплести наши пальцы. Его глаза встречаются с моими, и мой подбородок дрожит, слезы текут по моим щекам, как водопады.

“Все в порядке. Я отвезу тебя в больницу, и все будет хорошо.” Это смелое обещание с его стороны, но я цепляюсь за него, как за обрыв, и эти слова — мой единственный спасательный круг. Купер целует мне костяшки пальцев, прежде чем завести машину и нарушить все ограничения скорости по дороге в больницу, и сейчас я благодарна ему больше, чем когда-либо. В противном случае я бы точно врезался в заднюю часть "улитки" перед нами, ехавшей со скоростью две мили в час по федеральной трассе.

Чудесным образом Купер даже не угрожает порвать со мной, когда я опускаю стекло, когда мы проезжаем мимо упомянутой улитки, и высовываю голову, крича: “Педаль газа справа!” Я действительно сожалею, что перевернула эту леди птицу, но это была ее вина, что она встала между мамой-медведицей и ее детенышем.

Фух, что за ночь.

Через несколько часов после прибытия в больницу я сижу рядом со своим ребенком, который подключен к капельнице и спит, все еще находясь под действием анестезии после удаления аппендикса. Да, сегодня вечером у моего четырехлетнего сына был аппендицит. Я почти не могу в это поверить. По какой-то причине я подумала, что это похоже на болезнь старика. Оказывается, чаще всего это касается детей, и я НЕНАВИЖУ, что мой ребенок — один из них. Но теперь все кончено, и он мирно спит, пока я глажу его по волосам.

У моей мамы, бедняжки, была серия нервных срывов. Она чувствует себя такой виноватой за то, что не позвонила мне, как только начались боли. Она не хотела беспокоить меня, если все закончится просто газом, но потом все быстро обострилось, и она поняла, что происходит. Я обнимала ее по меньшей мере сотню раз сегодня вечером и заверяла ее, что не отниму у нее права бабушки, потому что, честно говоря, я бы сделала то же самое на ее месте. У детей пять тысяч болей в день. Трудно понять, когда все серьезно или нет, поэтому я не виню ее за то, что она ждала, чтобы позвонить мне. Я просто благодарна, что мы были здесь, в Нэшвилле, рядом с моей семьей, когда это случилось.

Помимо очевидных причин — например, человека, который прямо сейчас входит в больничную палату с огромной чашкой кофе для меня, — я рада, что вернулась домой. Не у всех есть возможность жить рядом со своей семьей здоровым образом, и я очень благодарна за это. Это то место, где мое место. Делать это самостоятельно — это переоценивается, когда у меня есть такая семья, как у меня.

Говоря о…

“Ты уже что-нибудь слышал от Дрю?” — спрашиваю я, поднимая глаза и забирая у Купера Пенопластовый стаканчик.

Он качает головой. “Пока нет, но твоя мама все еще судится с ним”.

Я не могу поверить, что Дрю здесь нет для этого. Это так злит меня, что хочется топать ногами по земле в стиле Халка. Он может закатывать истерику по поводу Купера и меня сколько угодно, но заставить Леви заплатить за это непростительно. Если он когда-нибудь появится, я подожду, пока он не обнимет и не поцелует своего племянника (и, надеюсь, не осыплет его множеством потрясающих подарков), а затем УБЬЮ своего брата.

“У тебя сейчас безумные глаза”, - говорит Купер, возвращаясь на место, которое он занимал рядом со мной весь вечер. Он обхватывает мою руку своей, и я чувствую, как мое кровяное давление снижается до уровня, близкого к зоне остановки сердца. Я смотрю на своего маленького мальчика, мирно спящего на больничной койке, и мое сердце сжимается. “Я так зла на Дрю. Он должен быть здесь.”

Купер сжимает мою руку, затем опускает ее, чтобы взять мои ноги к себе на колени и потереть их. “Не беспокойся о Дрю прямо сейчас. Леви в безопасности, о нем заботятся, и это все, что имеет значение. Я надеру задницу Дрю позже.”

Я перевожу взгляд на Купера и его красивые растрепанные волосы, его большие мозолистые руки, нежно массирующие сводики моих ног. Незрелая часть меня хочет показать Дрю язык и сказать, я же ГОВОРИЛА, ЧТО НАМ ХОРОШО ВМЕСТЕ, но другой части меня плевать, что думает Дрю, потому что я так счастлива, что могу лопнуть.

Длинные ресницы Купера разлетаются веером, когда он смотрит на мои ноги, его движения замирают, а широкая грудь расширяется от глубокого вдоха, как будто он делает свой первый расслабленный вдох за ночь. Которым он, вероятно, и является… потому что Купер был моей опорой сегодня вечером. Он отвез меня в больницу, убедился, что у всех есть все необходимое, побежал домой, чтобы собрать мне дополнительный комплект одежды, когда мы узнали, что Леви предстоит операция, и держал меня в приемной, пока страх перед худшим охватывал меня, и я плакала. Он позвонил Джесси и рассказал ей все, попросив ее отменить все мои встречи на неделю. Он был занят, и я просто осознаю, что ни разу за сегодняшний вечер я не почувствовала той знакомой боли от желания, чтобы кто-то был со мной, чтобы помочь нести груз.