Правило запрета

31. Купер

Я целую Люси в шею, затем внезапно она отстраняется и прижимает раскрытую ладонь к моему лицу, отталкивая меня назад. “Ой…что это было?!”

“Дрю!” — говорит Люси вместо приветствия, и я опускаю руки с того места, где они были обернуты вокруг нее.

Я поворачиваю голову и вижу, что Дрю неподвижно стоит в дверном проеме, переводя взгляд с меня на Люси, на Леви, спящего на кровати, и обратно на меня. Я думаю, что будет большая драка. Я расправляю плечи и готовлюсь к битве, затем вздыхаю и делаю шаг вперед. «Мне жаль."

Ни Люси, ни я не ожидали этого — не после трех недель молчания, а затем ни разу не услышав от него за последние несколько часов операции Леви. Поэтому мы оба молчим, ошеломленные.

Дрю проводит свободной рукой, в которой недостаточно воздушных шариков, чтобы унести маленького ребенка в космос, по волосам. Затем он делает три больших, быстрых шага вперед, сует шарики мне в руки и хватает Люси, чтобы притянуть ее в медвежьи объятия. “Мне так жаль, Люси. Я был хуже всех.”

“Я рада, что ты тоже это видишь”, - говорит она, напрягаясь в его объятиях, еще не готовая ответить взаимностью на объятия. Но ему, похоже, все равно, он просто крепче прижимает ее к себе.

“Я бы приехал раньше, но мой телефон был в моем шкафчике в больнице, когда я присутствовал на родах, а потом, когда я наконец смог его проверить, он был мертв. У меня не было зарядного устройства, поэтому я не знал, что Леви в больнице, пока не появился дома у твоей подруги, которого я никогда раньше не встречал, готовую драться со мной на моей подъездной дорожке.”

Люси отстраняется, чтобы посмотреть на него. “Джесси?”

"Да. Она страшная. И это был определенно первый раз, когда беременная женщина угрожала использовать свой беременный живот в качестве оружия”.

“О, боже мой. Я люблю ее.”

Его лицо искажается. "В самом деле? Не могу сказать, что я его большой поклонник. И она, казалось, действительно ненавидела меня.”

Люси смеется. “Да, ты ей не нравишься”.

“Это определенно было сообщено”. Он на мгновение замолкает, и его лицо становится серьезным. “Но она была права в нескольких вещах. Мне не следовало так реагировать.”

“Нет, тебе не следовало этого делать”, - говорю я, вставая и вмешиваясь в разговор. Я вижу, что Люси колеблется, и ее руки чешутся сдаться и обнять Дрю, но я еще не готов. Он разозлил меня, обращаясь с Люси так, как он делал это последние несколько недель.

Дрю отпускает Люси и поворачивается ко мне лицом. Он выглядит раскаивающимся, но я все равно готов сразиться с ним. Мы примерно одного роста, так что это было бы честное совпадение. "Я знаю. Мне жаль. Все началось с благих намерений защитить Люси и Леви, а потом…” Он пожимает плечами, как будто ему неловко. “Возможно, моя гордость немного пострадала из-за того, что ты действовал за моей спиной. Поначалу я действительно беспокоился, что у тебя не хватит духу связать себя обязательствами, но потом, думаю, я начал больше беспокоиться о том, что произойдет, если вы, ребята, расстанетесь. Затем, по общему признанию — и спасибо Джесси за то, что она так яростно указала мне на это — я не думаю, что мне понравилась идея потерять своего друга из-за моей сестры. Без обид, Люси.”

“Много обид”, - говорит Люси сухим тоном, от которого у меня дергаются губы.

Я смотрю на Дрю тяжелую минуту, потому что мои чувства переплетаются воедино. Гнев сливается с пониманием, и большая часть меня, которая ненавидит конфронтацию, просто готова двигаться дальше. Если он видит ошибку в своих действиях, я согласен с этим. Иногда мужчинам нужно время, чтобы все обдумать, так что я оставлю это в покое. “Круто”, - говорю я, протягивая руку, чтобы обнять его по-братски. Наши руки сжимаются, наши плечи соприкасаются друг с другом, и теперь нам хорошо. Вода под мостом.

Мы расступаемся и видим Люси, стоящую прямо рядом с нами, руки на бедрах, глаза сверкают. “И это все?! После всего, через что мы все прошли, вы все просто собираетесь сделать то, что было, и двигаться дальше?”

Мы с Дрю смотрим друг на друга и пожимаем плечами. “Да”, - говорим мы в унисон.

Люси это не устраивает. Она складывает руки на груди и вызывающе топает ногой. Это заставляет меня улыбаться и хотеть сделать что-нибудь глупое, например, поднять ее и покружить. Однако Дрю делает первый ход. Люси, должно быть, знает, что сейчас произойдет, потому что ее глаза расширяются, и она поворачивается, как будто собирается выбежать из этой комнаты, но он ловит ее первым, наклоняется, обхватывает руками ее бедра и переворачивает ее вверх ногами. Какая-то мелочь выпадает из ее карманов и со звоном падает на землю.

“ТЬФУ. Отпусти меня, ты, большой болван! Ты такой придурок. Держу пари, в следующий раз ты собираешься украсть у меня сдачу и сбежать отсюда.”

“Скажи, что ты прощаешь меня”, - говорит Дрю с широкой улыбкой.

Кончики волос Люси касаются пола, и она складывает руки на груди. Она простоит так весь день, если понадобится. Она потеряет сознание в этой позе, прежде чем уступит ему. “Никогда. Ты говорил мне гадости.”

“Мне жаль, Люси. Действительно. Это был плохой ход, и я больше так не поступлю. И я не думаю, что ты принимаешь плохое решение в отношении своей жизни. Лучше бы я никогда этого не говорил. Но я так устал бороться с тобой. Я скучаю по разговорам с тобой.”

“Что происходит, когда ты говоришь мне не есть пирог на День благодарения, а я все равно ем? Ты снова собираешься заморозить меня?”

“Нет”, - говорит он, потакая ей и говоря самым серьезным тоном. “Я буду уважать твое решение съесть пирог”.

Ее руки немного смягчаются — может быть, потому, что она вот-вот потеряет сознание. “И ты должен извиниться перед Купером за то, что намекнул, что он подлец, неспособный стать семьянином”.

Глаза Дрю поднимаются на меня, и я поднимаю брови, как высокомерная девочка-подросток, ожидающая должных извинений. “Мой дорогой Куп, пожалуйста, прими мои самые искренние извинения за то, что я сомневался в твоем характере. Я никогда больше этого не сделаю. Но также… если ты бросишь мою сестру, я сотру тебя в порошок.”

“Справедливо. Я принимаю”.

Дрю снова смотрит на Люси. “Вот, видишь? Мы помирились. Ты простишь меня сейчас, Люси?”

"Да. Но только при условии, что ты должен мне десять ночей посидеть с ребенком».

Он усмехается и переводит взгляд на Леви. “Договорились. Я скучал по этому парню. Он злится на меня?”

“Не-а”, - говорю я, слишком счастливый, чтобы посыпать его рану солью. ”Он меня достал".

Глаза Дрю медленно встречаются с моими, но под жестким фасадом скрывается юмор — и, возможно, немного благодарности. Он молча кивает мне, и этот маленький жест кажется наполненным большим смыслом, чем когда-либо могли бы выразить любые слова. Я киваю в ответ. Это решено. Я официально принят в семью.

“Привет, ребята”, - говорит Люси из своего перевернутого положения. “Тебе не кажется, что в комнате становится темнее?”

Люси не падает в обморок, но очаровательно покачивается, когда Дрю ставит ее на ноги. Я обнимаю ее за плечи, притягиваю ее спиной к своей груди и целую в щеку. Приятно быть таким открытым и нежным перед Дрю. Его взгляд определенно все еще задерживается на нас на долю секунды, но он заставляет себя улыбнуться и поворачивается к Леви.

Он занимает мое место рядом с кроватью и дежурит с ребенком, чтобы я мог отвести Люси за едой. Она так и не поужинала, и я знаю, что она умирает с голоду, но не хочет оставлять Леви. Теперь, когда Дрю здесь, она, наконец, позволяет мне вывести ее из комнаты. В кафетерии мы находим родителей Люси и в итоге проводим целый час, смеясь и знакомясь друг с другом за желе и отвратительными бутербродами с индейкой в пластиковой упаковке, потому что кухня была закрыта.

Несмотря на менее чем посредственную еду, она вкусная. Ее родители такие же веселые, как она и Дрю. Клэр берет меня за руку через стол и благодарит за то, что я так добр к ее дочери, отчего щеки Люси приобретают мой любимый оттенок малинового шербета. Затем ее отец откидывается назад, чтобы Клэр не могла его видеть, и одними губами произносит: “Уважай мою дочь”, что пугает во многих отношениях, и мне определенно приснится кошмар об этом сегодня вечером.

После пугающей угрозы Дрю звонит, чтобы сказать, что Леви проснулся и спрашивает нас. Мы — то есть я и Люси. Это самое безумное — перейти от холостяцкой жизни и ночных попоек к тому, чтобы четырехлетний ребенок в крошечном больничном халате обвел меня вокруг пальца и попросил спеть ему “The Itsy Bitsy Spider” восемнадцать раз, и я с радостью это сделал.

Около полуночи я смотрю через больничную койку, где Леви спит, держа меня за руку, на Люси, которая без сознания, свернувшись калачиком на сиденье рядом с ней, одетая в одну из моих толстовок, которая почти полностью поглощает ее. Это зрелище, которое я, думаю, никогда не забуду и уж точно никогда не захочу забыть.