Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны

КОММЕМОРАЦИЯ И МОНУМЕНТЫ

К 2010‐м годам основным способом поминовения жертв и героев восстания была установка новых и почитание старых памятников (посвященных «борцам за советскую власть», «жертвам Гражданской войны» и т. п.) на братских могилах. Эта форма коммеморации глубоко укоренена в практиках советского времени. Памятники в виде обелисков массово стали сооружать на местах братских могил, одиночных захоронений и местах массовых расстрелов с середины 1930‐х годов. Такие мемориалы создавали в пределах поселения. У них проводили мероприятия, связанные с изменением статуса школьников (к примеру, прием в пионеры, последний звонок для выпускников), празднества и митинги, посвященные историческим событиям — Дню революции, Дню Победы. В учетных карточках воинских захоронений в описании памятника приводятся тексты посвятительных надписей: «Героям павшим за революцию 1919–1921 гг.», «Вечная память борцам, погибшим за советскую Власть». В официальных списках 1962 года с фамилиями коммунистов и комсомольцев, погибших в 1919–1921 годах в селах Армизонского района[526], даны уточнения о причинах гибели: «Во время восстания зверски был убит бандитами. На теле его 42 штыковых ранения», «зверски убиты», «погибли от бандитских палачей». В исторической справке о тринадцати братских могилах жертвам «кулацкого мятежа 1921 г.», составленной 5 апреля 2004 года в селе Армизонское, сделана на полях помета: «крестьянского восстания 1921 г. / так исторически называется восстание». А уже в августе 2014 года были внесены официальные исправления и уточнения в названия памятников истории и культуры местного значения[527]. Были убраны идеологически заданные коннотации в обозначении захороненных в братских могилах, изменились термины, определяющие события (табл. 1).

Помимо официальных, внесенных в государственный реестр монументов и специальных знаков можно выделить и особые составляющие культурного ландшафта, которые сохраняются в основном только в памяти представителей старшего поколения. Это места массовых захоронений убитых во время Гражданской войны и крестьянского восстания. Такие локусы наполнены «территориальным и социальным смыслом» и представляют собой «определенный ментальный образ, культурный подтекст, совокупность социальных отношений»[528]. Эти памятные места можно отнести к вернакулярным, по аналогии с вернакулярными районами, существующими только в общественном сознании и обычно не имеющими официального статуса[529].

Таблица 1. Перечень уточнений сведений об объектах культурного наследия регионального значения, принятых под государственную охрану решением исполнительного комитета Тюменского областного Совета народных депутатов от 21.11.1977 № 477

Старожилы пока еще помнят место массового захоронения на окраине кладбища в селе Челноково (Абатский район), место захоронения красноармейцев с утраченным в годы Великой Отечественной войны обелиском в окрестностях села Жиряково (Армизонский район) и многие другие. Подобные вернакулярные памятные места есть во многих населенных пунктах, где проходили Гражданская война и восстания[530].

В Челноково кстати два захоронения. В одной могиле они хоронили своих, а во второй красных, которые их подавляли. <…> Свои — это односельчане, которые погибли. <…> которое было красная армия, там стоит у них памятник, а которое второе [захоронение], оно замалчивается[531].

В 1960‐е годы кости находили, в одном месте очень много костей, притащили в школу, там белые отступали. По лесам было много могил с крестами, сейчас, наверное, не сохранились. По дороге если умирали, куда его — похоронили, крест поставили. И нужно место всеобщего поклонения, если неизвестно, где он погребен, чтобы можно отдать дань. Разговор шел такой — надо поставить всем, и белым, и красным, и репрессированным, о которых не знают, где похоронен[532].

Сейчас же политика на примирение. Один и тот же человек мог быть и у красных, и у белых, и неоднократно[533].

Отсутствие официального «закрепления памяти» в виде мемориальных меток может привести к полному забвению события, особенно при изменении ландшафта, например замещении привычного памятного места, служащего «подтверждающим свидетельством» прошлого, другим объектом. Угасание памяти, ее дематериализация вследствие видоизменения «исторического места», с одной стороны, является составной частью механизма забвения, с другой — стимулом для исследователей, краеведов и пр. Превращение «памятного места» в «место памяти», по словам П. Нора, возможно «благодаря чувству, что спонтанной памяти нет, а значит — нужно создавать архивы, нужно отмечать годовщины, организовывать празднества… <…> Без коммеморативной бдительности история быстро вымела бы их (места памяти. — Н. Л.) прочь»[534]. Пример подобного забвения и попыток восстановления коммуникативной памяти показал А. В. Кравченко на примере эпизода, связанного с памятью в позднесоветское время о событиях Западно-Сибирского крестьянского восстания в селе Красново Исетского района Тюменской области[535].

Одной из тем в беседах с респондентами было обсуждение «примирительных» памятников, которые могли бы быть поставлены жертвам восстания. Вопрос о необходимости установки такого памятника вызывал у наших собеседников разные реакции — от отторжения идеи «„общих“ памятников» до ее полной поддержки. Тема «примирительных» памятников всем жертвам крестьянских восстаний в рассматриваемых районах публично активно не обсуждалась.

Фамилии участников кулацко-эсеровского мятежа уже не найти. Те, кто за советскую власть — сохранились, а другие — нет, и не найти. Но должен быть такой памятник примирения. Время прошло, эпоха ушла[536].

Тем не менее идея «общего» памятника была уже реализована в соседнем Ишиме. Возможность установки памятного знака жертвам трагических событий 1921 года, его внешний вид и смысловая наполненность были приняты горожанами неоднозначно и вызвали «жаркую» дискуссию[537]. Памятник жертвам крестьянского восстания был поставлен 22 мая 2011 года в историческом сквере города Ишима. Это скульптура черного ворона с распростертыми крыльями, держащего в когтях терновый венок[538] (скульптор Г. Вострецов). По словам Н. Л. Проскуряковой, директора Культурного центра П. П. Ершова и инициатора создания памятника, «многие из нас даже не подозревают, что ходят по земле, обильно политой кровью прадедов-крестьян… Восставшие — это люди, которые поначалу безропотно отдавали продотрядам все, что они требовали. И взяли они в руки вилы и винтовки лишь для того, чтобы спасти последнюю надежду на продолжение жизни своих детей — семенное зерно, залог будущего урожая… Конечно, память об этих трагических событиях должна „царапать“, напоминать о себе. Беспамятство может привести к тому, что мы вновь наступим на те же грабли»[539].

В то же время в деревне Жиряково Армизонского района группой местных активистов — жителей деревни, с участием Е. Ф. Ударцевой[540], разрабатывалась идея о создании Аллеи памяти и установке памятника жертвам Гражданской войны и крестьянского восстания, была продумана его форма и символика. Но эта инициатива не получила поддержки у районных властей и односельчан. Однако в 2013 году по инициативе и на средства братьев Евгения Петровича и Сергея Петровича Курышкиных, уроженцев села, поставлен поклонный крест в память их деда П. К. Курышкина и всех жиряковцев, чьи могилы безвестны. Эта инициатива была согласована с главой районной администрации Е. М. Золотухиным и настоятелем церкви Прокопия Устюжского в селе Армизон отцом Алексием, который освятил поставленный памятный крест. По мнению о. Алексия, установка подобного креста — это богоугодное дело, «потому что поклонный крест, в первую очередь, — это знак благодарности и надежды, он служит верующим для молитвы и напоминанием всем проходящим и проезжающим о необходимости покаяния, нравственного очищения, жития по законам добра и любви к ближним»[541].

Таким образом, в сфере отношения к монументам и памятникам на местах захоронений можно обратить внимание на тенденцию к постепенному поиску более нейтрального языка для описания событий крестьянского восстания и Гражданской войны. Как и в случае с краеведческой литературой и местными СМИ, сдвиг этот происходил постепенно и стал заметен только в начале 2000‐х годов, он также носил примирительный характер. До сих пор идея «общего памятника» вызывает в обществе неоднозначную реакцию: так было в Ишиме, разные точки зрения высказывались и моими респондентами. При этом я не обнаружила попыток создания памятников, прославляющих только восставших крестьян и их лидеров, в «противовес» сторонникам большевистского правительства. Речь всегда идет именно о примирительной, по возможности нейтральной к разным сторонам конфликта монументальной коммеморации[542].