Зарница

Глава 14

1941 год

Провизия из мешков и спортивных сумок быстро перекочевала на большой деревянный стол, выщербленный и исполосованный, точно жесткая ладонь старика линиями жизни и смерти, бесчисленными хаотичными порезами миллионов ножей. Штук пять яиц, диковинный дефицитный (финский!) сервелат, хлеб, остатки курицы, банка сгущенного молока — Марченко в отблесках оранжевого пламени печи доставал провизию из сумки, будто там скрывался целый магазин. По окончании процедуры он развел руками, при этом густо покраснев:

— Пробачите… я как чувствовал, что поход затянется…

На этот раз его никто не стал укорять. Только Червяков, наблюдая почти мистическую картину появления все новых и новых продуктов, слегка присвистнул.

— Ну ты паря и барин…

Этой кличке, которая негласно закрепилась за ним в школе, Петя нисколько не обиделся, даже наоборот — спина его распрямилась, и он гордо оглядел стол, после чего удовлетворенно кивнул:

— Прошу к столу товарищи партизаны!

Банка с крабами оказалась в руках Давида, который с удивительной ловкостью вскрыл ее обычным перочинным ножичком — даже Червяков рот разинул от удивления.

— Фига се, — вырвалось у него. — Это как ты так?

— Дед научил, — уклончиво ответил Давид и поставил банку в центр стола.

Девочки порезали колбасу и хлеб, распределили курицу и яйца — всем поровну и порции получились вполне приличные, особенно учитывая то, что ужинать, в общем, никто не планировал.

Давид вынул из сумки термос и потряс им.

— А вот чая у нас почти не осталось. Но… — он обернулся и показал на большой самовар за спиной, — можно в нем согреть воду.

— Здесь же электричества нет, — удивился Денис. — Как ты сможешь его нагреть? — он округлил губы и выдохнул, имитируя облачко пара. — Дыханием что ли?

Лиза засмеялась.

В избе установилась какая-то теплая и доброжелательная атмосфера как бывает ближе к завершению любого похода, когда уже никуда не нужно идти и можно спокойно посидеть у костра, в данном случае, у печки. Шаров прислонился к стенке у окна, поглядывал на ребят и качал головой. Даже несмотря на инцидент у озера, странности и нестыковки на пути, включая, что он (а кто еще?) завел ребят точно Сусанин в какие-то дебри, где они благополучно заблудились, он был рад, что все так произошло. Ради таких моментов и стоит жить, — подумал он. Если кто из них и вспомнит когда-нибудь школьные годы — то в памяти всплывет именно этот вечер, а не бесконечная череда унылых скучных уроков.

Давид тоже улыбнулся.

— Растяпа! — Он снял тяжелый самовар с полки, поставил на стол, потом открыл крышку. Из самого дна, оттуда, где у обычных электрических самоваров находится спираль, торчала труба. — Видишь, это труба называется кувшин и сюда нужно положить несколько лучин, после чего зажечь их. Но мы будет засыпать угли из печки, так быстрее! Кувшин нагревает воду в тулове самовара. Удобно! Раньше, в основном, так воду и грели.

— Ого, — раскрыл от удивления рот Денис. — Надо же! А… вода? Где взять воду?

Лица ребят повернулись к Шарову.

Он медленно подошел к столу, открыл крышку самовара и заглянул внутрь. Потом обвел взглядом многочисленные полки, заставленные всякой домашней утварью, заметил здоровенную алюминиевую кастрюлю, из которой торчала длинная ручка половника.

— Так. Водопровода здесь нет, поэтому придется идти на улицу. Там я видел колодец, а вы пока начинайте ужинать.

Раздались облегченные вздохи, что неприятную участь идти в холодный и влажный сумрак командир взвалил на себя.

Шаров подхватил кастрюлю, снял со спинки скамьи куртку, нацепил ее, и подошел к двери. Немного выждал, отодвинул засов, вновь глянул на ребят.

Удостоверившись, что никто не обращает на него внимания, тихо вышел.

На улице уже стемнело. Он едва различил очертания колодца, стоящего на полпути к сараю, напоминающему хлев. Дождь прекратился, в воздухе висела тончайшая водяная пыль — холодная и мерзкая.

Шаров поежился. Стоя с этой кастрюлей на лестнице перед домом, он ощущал себя абсолютно беззащитным — темная громада леса казалась враждебной, и ему постоянно чудилось, что оттуда кто-то за ним внимательно наблюдает. И взгляд этот был таким же холодным, отчужденным и даже враждебным, как и вся окружающая обстановка.

Канонада из-за леса стихла, хотя периодически то тут то там звучали одиночные выстрелы, похожие на хлопки пистонов.

Он прислушался. Никаких перекличек участников поисковых отрядов, лая собак, если их искали с собаками, звуков техники, мотоциклов и вертолетов… ничего. Враждебная, налитая тревогой и мрачным предзнаменованием тишина.

Но ведь их должны искать!

Он снова машинально глянул на часы и тут же отдернул руку, вспомнив, что «Casio», купленные по огромному блату за 150 рублей, вдруг перестали работать.

Сейчас примерно шесть, полседьмого. Хотя может быть уже и семь. Время в походе течет быстро. Значит, как ни крути, их уже часа три должны искать. Судя по карте «Зарницы» и воинской части, которую он довольно хорошо запомнил, территория довольно большая, но все же не бесконечная. К тому же, командованию совершенно точно известно, где именно они могут находиться — плюс минус пару тройку километров.

Так почему же их до сих пор не нашли? Он вдруг вспомнил про парадокс Ферми, который слышал в передаче с академиком Капицей.

«Если по всем признаками они должны быть здесь, почему же их до сих пор не обнаружили?» Речь, разумеется, шла об инопланетянах, но сейчас он почему-то сам чувствовал себя тем самым инопланетянином, только речь шла не о космосе, а о родной планете.

«Нас не могут найти на нашей родной планете, в нескольких десятках километрах от Москвы!» — Эта мысль жгла его мозг, и он ничего не мог с этим поделать.

Вдохнув удивительно чистый и свежий воздух, Шаров поежился — сырость проникала до костей, заставляя все тело мелко дрожать. Затем он спустился по скользким ступенькам и шагнул в мокрую траву к темнеющему колодцу.

Ведро стояло на закрытых ставнях. Он заглянул внутрь — оно было почти пусто, лишь на дне плавало несколько маленьких желтых листьев. Он покачал головой и вдруг краем глаза уловил на дне какой-то отблеск, который поначалу принял за обман зрения. Присмотревшись, он понял, что под одним из листиков торчит краешек чего-то блестящего.

Шаров медленно опустил руку, поскреб пальцами по дну и достал монетку.

Он потер ее пальцами, соскабливая мелкий песок, приблизил к лицу, пытаясь различить номинал. 3 копейки. Шаров хмыкнул.

— Надо же, — вполголоса сказал он. Монетка была хоть и не новой, но в отличном состоянии. Однако, когда взгляд его уперся в год, Шаров замер.

«1938» — прочитал он мелкие циферки в самом низу.

— Это точно какая-то шутка, — сказал он. — Как такое может быть?

Постояв в недоумении, он сунул монету в карман, затем вылил воду из ведра и поставил его на землю. Не спеша раскрыл защитные ставни и когда вторая опустилась, резко вздрогнул. За нею стоял человек. Он даже не сообразил, что это человек — лишь испугался и испуг этот был почему-то настолько сильным, что Шаров попятился и едва не упал на скользкой траве.

— Илья Андреевич! Извините… это я… — послышался мальчишеский голос.

Шаров моргнул и только пару мгновений спустя до него дошло, что это Витя.

— Черт! — выругался Шаров. — Что ж ты как привидение? Знаки подавать надо!

— Я не подумал… Да и кого тут бояться…

Шаров вспомнил про странного мужчину, хотел было ответить резко и зло, выплеснув на пацана накопившийся стресс, но заставил себя промолчать.

— Я… хотел спросить, — сказал Витя, подняв ведро за ручку. Цепь лязгнула по деревянному остову колодца, проволочилась по земле и когда Витя опустил ведро в раскрывшееся чрево, натянулась, слегка подрагивая. Он взялся за ворот и начал медленно его вращать, глядя на командира. — Вы же мне не поверили тогда? На стадионе? Да?

Шаров обошел колодец с другой стороны и тоже взялся за ворот.

Ведро медленно опускалось вниз.

— Нет. Не поверил. — Он вдруг подумал, что всего несколько часов назад у него было огромное количество вопросов к этому странному мальчику и вдруг не осталось ни одного. Он столько всего передумал за эти недели, что порой буквально не находил себе места. И что теперь? Перед ним стоял обычный советский шестиклассник, который просто хотел, чтобы Шаров победил.

Мальчик не мог знать, что Леонид Остапенко ловким маневром опередит его и придет первым. Виной всему сложившиеся обстоятельства. Солнце, вдруг выглянувшее над чашей стадиона и ослепившее спортсменов, вторая дорожка, хотя он всегда стартовал с третьей, в конце концов даже предшествовавшая забегу вечеринка, на которую ему не нужно было ходить. Но… позвонил знакомый знакомого, пригласил в ресторан гостиницы «Космос», сказав, что будут две красивые девушки-модели из Дома мод Вячеслава Зайцева… как он мог устоять?

В итоге девушки не пришли, знакомый куда-то запропастился, и он потратил кучу времени на эту прогулку, вместо того чтобы отдохнуть перед предстоящим соревнованием. Однако самоуверенность сыграла с ним злую шутку. Какой Остапенко? Какой Ветров? Это были не соперники, а беременные улитки на фоне русской гончей.

Разумеется, Витя всего этого не мог знать и свои предположения, высказанные там, в раздевалке, основывал исключительно на детских, юношеских фантазиях.

— Сейчас это уже не имеет никакого значения, — Шаров смягчил голос, потому что увидел, как рука парня, держащая ворот, напряглась. — Но я все равно хотел сказать тебе спасибо. Знаешь, перед стартами всегда такая нервотрепка… — Он почувствовал неловкость за ту слабохарактерность, которую проявил перед стартом, начав жаловаться школьнику на гадалку и прочие, оправдывающие его вещи. Мол, пожалейте меня, ведь это не я, а обстоятельства всему виной!

«Тьфу на меня, — подумал Шаров. Аж стыдно. Точно размазня какая-то!»

Но теперь-то уж точно было поздно.

Выходит, и гадалка и этот незнакомый, случайно появившийся в его жизни паренек — были правы и оставалось ему, как и предсказано, — попасть в аварию и спиться. Все к тому и шло, подумал он, вспомнив батарею бутылок на кухне, которая росла с каждым днем. Да и сейчас он думал только об одном: как после окончания этого адского похода завалится в ванную, вытащит из холодильника бутылочку «Арарата», поставит новую пластинку «Модерн Толкин», купленную у знакомого фарцовщика Бори на улице Горького и хорошенько отведет душу, возможно и не только душу, если, конечно, будет настроение и удастся дозвониться кому-нибудь из подруг, которые в последнее время его явно сторонились.

После «взятия» Союза, когда он стал чемпионом СССР на пять тысяч метров в прошлом году, от девушек отбоя не было — но череда неудач и особенно последняя сильно выбила его из колеи. Он стал раздражительным, нервным, мог даже поднять руку на более слабого — хотя и раньше не отличался ангельским характером, все же этот характер помогал ему бороться и — побеждать, теперь же… тянул камнем на дно.

Шаров вздохнул.

— Все равно я не пойму, — сказал он, взявшись рукой за цепь и несколько раз приподняв ее, чтобы ведро погрузилось в воду. — Не пойму, как ты узнал об этом? Я имею ввиду то, что случилось там, на стадионе. Даже… — он помолчал, вслушиваясь в плеск воды на дне колодца. — Даже букмекеры ставили на меня один к двадцати… Знаешь, кто такие букмекеры?