Зарница

Глава 15

2010 год

Майор пробежал глазами список бывших школьников — участников того самого партизанского отряда. Доктор достал его из внутреннего кармана, дождавшись, когда первый шок и отрицание быстро пройдут стадии гнева, торга, депрессии и, наконец, принятия. У них это заняло четыре с половиной минуты, и, скорее всего, это был самый быстрый спринт по всем ступеням осознания неизбежного за всю историю переживания катаклизмов.

— Значит мы мертвы… — только и сказал Шаров. — Что ж… — Он взглянул на Виктора. — Для мертвяка ты довольно неплохо сохранился.

— Вы тоже, — мрачно ответил ему парень. — Только курите много.

— Курение убивает, как раз то, что сейчас нужно. — Шаров прикурил новую сигарету и выпустил облачко дыма в потолок. — То-то, я думаю, почему мне это так нравится. Но… если честно, это я вам как полицейский сейчас говорю — заставить их поверить в эту сказку невозможно. Посмотрите на них, — он кивнул на лежащий лист бумаги. — Это давно не дети…

Доктор пожал плечами.

— Как знать… С вашим красноречием и корочкой задача немного упростится.

— Да? — Шаров ухмыльнулся. — Ну допустим, Лиза… Елизавета Сергеевна Клюева — он наклонился над списком. — Генеральный директор и единоличный владелец компании «Софт плэй солюшн», разработчик игр и программного обеспечения с оборотом… полтора миллиарда долларов. — Шаров поперхнулся и закашлялся. — Допустим, нас к ней пустят… что, впрочем, маловероятно. Но даже если по какой-то счастливой случайности… мы проскользнем, притворившись сантехниками, это не поможет. Она просто нам не поверит! Это безумие! Вы ее помните? Она отличница, пионерка, прагматик и реалист… а сейчас еще и миллиардер. — Шаров махнул рукой. — А насчет этого, — Шаров ткнул пальцем в страницу из книги, — она скажет, что напечатает тысячу таких книжек с любыми именами. И будет права. Я бы сказал точно так же на ее месте.

— Она… Л-лиза м-может лишиться в-всего, — сказал Шершень. — Это за-аставит ее п-подумать.

— Ну да, как же… — усмехнулся Шаров. — Посмотрим.

Витя придвинул список к себе и прочитал:

— Марченко Петр Евгеньевич. Депутат государственной Думы, председатель Комитета по торговле и финансам. — У него вырвался короткий смешок. — Мда-а… К Лизе-то может мы и попадем все-таки… а вот к Пете… что-то сомневаюсь. Он же… я, конечно, слышал, что Петр сильно взлетел, но… Так. Денис Васильевич Крутов… капитан дальнего плавания, контейнеровоз «Аркадия», порт Калининград. Давид Фельдман… раввин, Иерусалим…

Увидев последнюю фамилию, Виктор дернулся.

— Константин Червяков… Местоположение неизвестно, — прочитал он медленно и уставился на Шарова.

Тот качнул головой и развел руками:

— Ничего удивительного. Наверняка его забрали после той «Зарницы» в места не столь отдаленные и места эти, как вы понимаете, не пресловутая комната милиции. Было за что.

Виктор скривился, воспоминания об этом человеке были для него, мягко говоря, неприятны.

— Я с трудом помню те дни в точности. Слишком много времени прошло. Все смешалось в памяти, но одно могу сказать точно. Когда мы вернулись в школу, его уже не было. Помню только, как с облегчением выдохнули. И… наша классная тоже ушла. Через день я увидел ее возле учительской с каким-то неприятным типом, она была подавлена и, кажется, всю ночь плакала, глаза ее были красными, опухшими. Точно помню, что я тогда сильно, очень сильно расстроился, хотя русский язык, который она вела, терпеть не мог. А физрука молодого выгнали с треском, вроде даже по статье. Он возмущался больше всех, считая, что это именно он нас нашел. Больше всех жалко военрука, помню. Он умер прямо на уроке на той же неделе. Говорят, вышел за автоматами и там, у себя в каморке умер. Ужас!

Инин слушал их разговор с полуопущенными веками и было непонятно, интересно ли ему это или он давно все знает. Скорее второе, подумал Виктор, чувствуя исходящую от доктора угрозу — хотя с виду старикашка выглядел совершенно миролюбивым и даже беззащитным пенсионером.

Шершень сидел не двигаясь, молча и сосредоточенно вслушиваясь в каждое слово. Он будто бы сверял свои внутренние ощущения и знания с тем, что говорил Виктор.

— Значит, нужно найти и ее, — сказал Шаров. — Я имею ввиду вашу классную. Она может помочь. По крайней мере, она чуть ли не единственный человек, до кого не дотянулся в этой истории наш эскулап. А значит, может рассказать, что на самом деле случилось.

— А командир части? Как его? — Шаров взглянул на Шершня, потом на Виктора. — Он мог бы тоже многое рассказать. Я, честно говоря, вообще не помню, что с ним случилось потом.

Инин приоткрыл глаза. Кожа на его черепе натянулась как барабан и Виктору, взгляд которого упал на профессора, показалось, что она сейчас лопнет и под ней проступит что-то настолько мерзкое и отвратительное, что он тут же поспешил отвернуться.

— Его судили, дали пять лет показательно, — сказал он скрипучим неприятным голосом. — Потом его след затерялся в перестроечной кутерьме. Кажется, на торгах, когда я покупал имущество части, я видел человека, на него похожего — это был бомж, он стоял в отдалении под деревом, и смотрел на меня, когда я выходил из здания управления имуществом. Торги были гласными, он мог узнать, что воинская часть, которой он командовал, ушла с молотка.

— Да уж… — произнес Шаров. — Вот уж кому не позавидуешь, так это ему. Из-за какой-то чертовой «Зарницы» потерять и часть, и звание и пенсию…

Виктор представил себе эту картину и вздрогнул. Он видел командира части мельком, по приезду, когда они спустились из автобусов и пошли на территорию части — на крыльце дома, в котором они сейчас сидели, курил высокий мужчина с мужественным лицом настоящего кадрового офицера — так, по крайней мере показалось Виктору. Мужчина был озабочен, курил очень много, чем притягивал к себе внимание.

— Но… вряд ли он тут нужен. Да и не думаю, что он до сих пор жив, — заключил Инин.

— Жжии-и-в, — вдруг сказал Шершень и Инин удивленно посмотрел на него. — И-и я з-знаю где его н-найти.

— Этот пьяница нам точно не нужен, — повторил Инин злобно.

— Я-а т-так не д-думаю.

— Ладно! — прервал их Шаров. — Все ясно, в общем. — Он кинул быстрый взгляд на страницу книги и тут же поспешил отвести его, хотя фотография, темная, страшная, притягивала точно магнит. — Витя… иди к Лене, проследи за ней. А мы устроимся здесь, если конечно, у профессора нет более комфортных номеров.

Инин ничего не ответил, лишь что-то беззвучно прошипев, тряхнул головой и замер.

— Ты не против провести ночь в мужской компании? — Шаров посмотрел на Шершня.

Тот двинул бровью, темный шрам на лбу хищно изогнулся и хотя Шершень выглядел скорее ботаном и добродушным малым, на мгновение его лицо стало жестким.

— Я т-т-только за. — Он посмотрел на профессора, но тот отвернулся к забранному черной тканью окну и замер.

— Вот и отлично.

Покачиваясь от усталости, Виктор вышел за дверь, кивнув по пути Шершню. Все это время, пока продолжался разговор, он украдкой поглядывал на друга из детства, пытаясь понять, какие перемены в нем произошли и, к своему удивлению, не обнаруживал этих перемен. Будто бы Шершень просто шагнул через годы, слегка округлился, немного почерствел — но это могла сказываться усталость. Одень его сейчас в школьную форму, нацепи пионерский галстук и… даже бриться не надо!

Что ж… у них еще будет время поговорить… По крайней мере, он на это надеялся.

В коридоре было темно. На полу под вздыбившимся линолеумом скрипнула доска. Виктор замер, постоял, прислушиваясь. Тихо. Он открыл дверь в кабинет, где спала Лена, ее ровное, едва слышное дыхание было похоже на дыхание ребенка.

Странное, незнакомое чувство ответственности охватило его — в колонии он всегда думал только о себе, теперь же… когда рядом находится маньяк, упрятавший ее отца за решетку до конца жизни, он должен быть начеку.

Виктор обыскал все шкафы с низу до верху, но искал не еду, сигареты или выпивку, а скрытые жучки, камеры, записывающие устройства или непонятные коробочки с проводами, — от доктора можно было ожидать какой угодно подлости, и Виктор ни на грамм не верил в его благие намерения. Однако вытащить из эскулапа правду пока не представлялось возможным — не пытать же его в самом деле. Да и в том, что пытки помогут, Виктор сомневался.

Боялся он одного: что, как и раньше, они, даже не подозревая, снова станут подопытными кроликами. Только какой дьявольский эксперимент на этот раз им уготован — оставалось только догадываться.

Второй раскладушки он так и не нашел. Зато в шкафу обнаружился скатанный армейский матрац, внутри которого угнездилась маленькая и тощая подушка. Он секунду помедлил — ему очень хотелось постелить рядом с раскладушкой Лены, чтобы видеть ее подрагивающие длинные ресницы и слышать спокойное дыхание.

Однако, поразмыслив, Виктор опустил матрац впритык к двери — если доктору захочется проникнуть в комнату, сделать бесшумно это не выйдет. Спал Виктор чутко, улавливая даже незаметные и едва слышные шорохи, вызванные человеческим присутствием — колония научила быть начеку даже во сне.

Он положил под подушку нож, с которым не расставался, опустился на матрац и замер, глядя на Лену.

Она спала в каком-то метре от него — настоящая, живая, невероятно привлекательная с короткой стрижкой аля Шинед О’Коннор. Может быть… — подумал он, может быть, у них еще все получится? Сколько он мечтал об этом, строил планы и вот — она рядом… а впереди опять маячит черная пропасть. Почему так всегда происходит — как только цель, желаемое, казалось бы, вот-вот будут достигнуты, обязательно что-нибудь случается и одним щелчком отбрасывает тебя вновь на исходную позицию. На старт.

Лицо Лены расплылось, потемнело. Он вдруг оказался на стадионе — том самом, где поджарые бегуны готовились к старту, оператор в огромных наушниках медленно поворачивал прямоугольную трубу телевизионной камеры, черный прямоугольник табло попеременно высвечивал имена и номера участников забега, а снизу, к тому месту, где он сидел, обливаясь потом, поднимался щеголеватого вида мужчина. И все это было будто бы в самом деле. Чувство невероятной реальности едва не сбило Виктора с ног. Дыхание перехватило, руки и ноги закололо иголками, лицо обдало жаром — он повернулся и хотел сказать тете Оле, что не нужно разговаривать с этим мужчиной, не нужно ничего у него брать и отдавать ему деньги тоже не нужно! И — он не скажет, ни за что и никогда не скажет, кто придет первым в этом соревновании.

Мужчина поднимался все выше и выше и вот уже он поравнялся с их рядом — но Витя не мог различить его лица, хотя он был всего в каких-нибудь десяти метрах.

Витю поглотил безумный ужас — человек без лица приближался все ближе и ближе. Тетя Оля смотрела на него зачарованно, не в силах оторваться, и Витя понимал почему — его ужасающая личина, вернее, ее полное отсутствие, притягивала взгляд словно магнит.

И когда между ними оставалось несколько метров, Витя закричал.

Дернулся было вперед, чтобы схватить тетю Олю, повернуть ее к себе, не дать ей сделать эту ставку, но какая-то ватная, смолистая атмосфера сковала его движения и вместо того, чтобы вскочить с мокрого от пота сиденья, он едва шелохнулся.