Зарница

Глава 39

1984 год

Черная Волга неслась по вечерней Москве. Улицы города были пустыми и гулкими, как никогда. Она смотрела в окно, пытаясь унять хаос мыслей. Подавить страх. Успокоиться. Но вопрос «Что происходит⁈», застрявший в голове как птица, бьющаяся в клетке, не желал оставлять ее в покое.

— У меня… ко мне недавно приходил следователь… — наконец сказала она. — Он оставил свой номер телефона, может быть ему позвонить? Куда мы едем?

Не поворачивая головы, мужчина ответил сухим черствым голосом:

— В библиотеку.

— Что⁈ — выдохнула Маша. — Какая, к черту библиотека⁈ Вы в своем уме?

Мужчина молчал, глядя на мокрую дорогу и обгоняя немногочисленные автомобили.

— Наши дети пропали, а вы собрались в библиотеку? Это шутка такая⁈

Он продолжал молчать, и Маша закипала все сильнее. Она дернулась, посмотрела в окошко, пытаясь понять, где они находятся, но из-за затемненных стекол Москва будто бы стала совсем другой — она не узнавала ни улиц, ни домов, ни магазинов — машина мчалась совсем в другом, чужом городе и от этого ей стало еще хуже.

— Немедленно остановите! Я выйду!

Мужчина не реагировал. Он упрямо вел машину, которая, между тем, свернула на какую-то узкую улочку и теперь летела вдоль бесконечного бетонного забора.

— Я буду кричать, — сказала она твердым голосом. — Если вы не остановите, я буду…

Взвыли тормоза. Машину чуть занесло, и она подумала, что авария — это единственное, чего сейчас не хватало.

Однако, Волга замерла как вкопанная и она увидела старый, желтого цвета особняк с облетевшим фасадом — вероятно еще дореволюционный, скорее всего, дом какого-нибудь купца или князя.

Воспользовавшись тем, что машина остановилась, она нажала на ручку двери и выскочила как ошпаренная.

— Все! — крикнула она мужчине, который тоже вышел из машины. Выглядел он зловеще в своем темном прорезиненном плаще, однако это ее не испугало, а наоборот, придало сил: — Зря я вас послушала, я думала вы действительно хотите помочь, а вы… вам совсем наплевать на дочь! — эти слова вырвались помимо ее воли, и она тут же пожалела, что сказала.

Мужчина будто бы окаменел. Длилось это всего секунду, но ей показалось, что он готов испепелить ее и, наверное, так бы и сделал, если бы мог.

— Вы должны это увидеть. А потом делайте что хотите, — сказал он. Рука его взмахнула по направлению к дому.

Маша повернулась, — там, под козырьком висела непритязательная вывеска «Институт всеобщей истории Российской академии наук. Архив».

На первом этаже горел свет.

Не глядя на нее, мужчина подошел к двери и нажал кнопку звонка.

Дверь долго не открывали, она смотрела на его тень и думала, что предпринять. Но в конце концов, глядя на вывеску, решила, что раз уж он ее сюда привез и место это, судя по всему, не какой-то притон, то она хотя бы посмотрит, что он хочет показать. Одним глазком. А потом сразу уйдет.

Наконец звякнула связка ключей, деревянная дверь со скрипом отворилась.

Послышался женский голос:

— Ой, это вы… здравствуйте… но сегодня же…

— Мне срочно, — услышала Маша.

— Ну ладно, — голос неожиданно быстро согласился. Зная, как тяжело уговорить сторожей и вахтеров, Маша удивилась. Впрочем, лазейки есть всегда, это она тоже хорошо знала, — порой ей нужно было срочно попасть на комбинат во внерабочее время и коробка конфет обычно служила отличным пропуском.

— Идемте, — сказал мужчина. — Не бойтесь, это ненадолго.

Маша обернулась. На улице они были совершенно одни. Она шагнула вперед, прошла мимо старушки с высохшим лисьим лицом и оказалась в жарком помещении. Всюду здесь стоял запах старых книг — особенный, который ни с чем не спутаешь.

По скрипучей лестнице мужчина поднялся на второй этаж, толкнул дверь справа. Пошарив по стене, щелкнул выключателем — комната осветилась тусклым желтоватым светом, — таким, что было едва видны названия книг на корешках. А книг здесь было море. Расставленные на старых библиотечных стеллажах, стоящих в опасной близости друг к другу, они занимали все свободное пространство большой квадратной комнаты.

Часть книг, как заметила Маша, лежала на подоконнике, еще часть — на полу. Многие тома были открыты и в них она видела тонкие белые закладки, на которых было что-то написано.

Она заметила, что в качестве указателей и рубрикаторов здесь используются не буквы, а годы. Мужчина шагнул в тесный проход меж двух стеллажей посреди комнаты. Она подумала, что задень он случайно какую-нибудь полку, все мгновенно рухнет — но он пробирался удивительно проворно, будто проводил здесь много времени.

Маша заметила, что он остановился возле указателя «1961», провел пальцем по старым корешкам, затем присел, вынул сначала одну книгу, потом вторую — но все было не то и он ставил их назад.

Маша наблюдала за ним, удивляясь самой себе. Ее сын где-то в опасности, он пропал, а она с каким-то странным мужиком, про которого вообще ничего не знает, решила зайти в библиотеку. Бред какой-то…

Наконец он потянул за корешок одной из книг.

— Есть. Вот она, — пробормотал он, поднялся и вышел на свет.

Маша отошла к задрапированному черной тканью окну. Даже не видно улицы, — подумала она. — Странная библиотека.

Мужчина листал страницы. Она смотрела на него и качала головой, пытаясь прогнать ощущение нереальности. Все это происходит не с ней, это какой-то абсурд, что она сейчас здесь с ним…

— Вот, смотрите… — прервал он ее мысли и протянул распахнутую книгу.

Маша нехотя взяла книгу. Не толстая, но и не слишком тонкая, отпечатана на дешевой желтоватой бумаге, пахнет старой типографской краской — ничего примечательного, самая обыкновенная книга.

Верхнюю часть страницы занимала некачественная фотография, под которой располагался текст, набранный довольно крупным шрифтом.

Она вздохнула. Каким образом это может им помочь? Но раз уж пришла… смотри, — произнес внутренний голос.

Взгляд ее скользнул по черно-белой фотографии, Текст под ней расплывался, будто бы какая-то мутная пелена опустилась на глаза.

Что она видит? Что она читает?

Смысл увиденного и прочитанного еще не дольше до нее — так бывает, а предательский холодок, мертвый, леденящий душу озноб опускался с затылка по спине — вниз, растекался по рукам и ногам.

Вдруг ей стало нечем дышать, хотя ни слова она еще не поняла.

— Ш… что… это? — пролепетала она.

Черный крест на фотографии располагался перед полуразрушенной избой — вокруг канавы и воронки, изрытая земля застыла рваными комьями. Но взгляд ее упорно притягивало совсем не это, а то, что было на кресте — черная дощечка с вырезанными именами и фамилиями. Ей не нужно было долго думать, чтобы понять, кому принадлежали эти имена.

Руки ее дрожали так сильно, что она едва удерживала книгу на весу.

Взгляд скользнул ниже.

«Здесь покоятся юные участники партизанского отряда… отдавшие свои жизни в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. 21 октября 1941 года»

Она увидел фамилию Шарова, Крылова, Евстигнеевой, Крутова, Марченко… и почувствовала, как земля уходит из-под ног.

Ее качнуло, книга выскользнула из рук и, взмахнув страницами, полетела вниз. Черный крест накренился, съежился, книга, превратившись вдруг в птицу, еще раз ударила крылами и рухнула на облупившийся дощатый пол. Маша медленно сползла по батарее вслед за ней.

— Как… это? — прошептала она.

Мужчина вышел из комнаты и через минуту вернулся со стаканом воды. Она сделала несколько глотков, посмотрела на него и снова спросила:

— Как это? Не понимаю… это…

— Да, — ответил он. — Это они.

Голова у нее кружилась, перед глазами стоял черный крест и имена на табличке.

— Когда? Когда это случилось? Сегодня?

Он покачал головой.

— Давно.

— Когда? Когда? — резко повторила она и попыталась встать, но ноги не держали, и она вновь съехала на пол.

— В тысяча девятьсот сорок первом году. Пятнадцатого октября.

— Но… — она ничего не понимала. — Сейчас ведь восемьдесят четвертый. Они же… Наши дети сейчас на «Зарнице» и… они ведь там! Там! В воинской части… — она вспомнила стенгазету, которую рисовал Витя… кажется. там был указан даже номер этой части…

— Там их нет, — сказал он тихо. — Они на самом деле исчезли. Эта фотография сделана в сорок первом году. Тогда же впервые и напечатана. Можете проверить. А книга эта — ее написал Владислав Прокопьев. Наверняка, вам знакомо это имя.

— Да, знаю, — от удивления ее глаза распахнулись. — Вы имеете ввиду Влада? Мальчика, с которым дружит мой сын? Но… как?

— Это долгая история. Возможно, как-нибудь я вам расскажу, что знаю. Но сейчас главная задача — позаботиться о детях.

— Но… зачем, зачем он ее написал?

— Чтобы предупредить и показать, что случилось на самом деле… там. Иначе вы бы не поверили.

Она совсем потерялась.

— Значит, они и правда… — она не смогла сказать слово «погибли», и поэтому произнесла: — … пропали? Там, в воинской части? Они исчезли и… где-то там, где-то… — Маша взглянула на потолок в разводах и потеках, словно пытаясь разглядеть невидимое. — То есть, я хочу сказать, каким-то образом, они попали совсем в другое место…

— И время. Их ищут… но… — скулы его дрогнули: — … не найдут. Потому что сейчас… в эту минуту, когда мы с вами находимся в Москве 15 октября 1984 года, они не просто в тридцати семи километрах к западу от нас, они в сорока трех годах. Они там, далеко, в пучине лет, и мы бы, наверное, никогда бы не узнали, куда именно они попали, если бы не эта фотография. Сейчас военные и милиция прочесывают территорию воинской части, возможно, остальных детей заперли где-то и уже начато расследование с целью выяснить кто и куда их мог увести. Сначала они подумают, что это игра. Дети решили с ними поиграть в продолжение «Зарницы». Потом они решат, что дело несколько серьезней, но никто особо волноваться не будет. Сами подумайте, куда могут пропасть дети из охраняемой по периметру воинской части? Но время будет неумолимо идти, вечер на носу, дети должны возвращаться — довольные и счастливые по домам, ведь завтра в школу, а поиски не привели практически не к каким заметным результатам. Тогда они придут к выводу, что кто-то… возможно, сопровождающий детей или человек внутри воинской части решил пойти на преступление, чтобы… получить выкуп… или же это… маньяк. Я гонялся за ним там, а теперь… — мужчина осекся.

— Что значит — там? — быстро спросила Маша, глядя ему прямо в глаза.

— Там, значит, там, — отрезал он и замолк. — Что спрашивал милиционер, который к вам приходил?

Голова ее шла кругом, она не понимала, что вообще происходит. Одно было ясно — ее ребенок в опасности. Однако отец Лены… кем бы он ни был, вдруг показался ей более человечным, нежели холодная глыба без эмоций. Что-то в нем было такое… он будто бы знал, что делал и это давало ей пусть небольшую, но надежду. От него исходила уверенность — то, чего ей сейчас не хватало больше всего.

— Он спрашивал про магнитофон, — вдруг сказала она, вспомнив, что как только она рассказала про странные записи, милиционер сразу засобирался и ушел. — Я рассказала ему, что слышала запись… где какой-то мужчина будто бы говорит Вите, что ему нужно пойти в какой-то подвал и там что-то сделать… я точно не помню, что именно, но… это показалось мне странным. Я всю ночь тогда не спала, на утро заставила Витю прокрутить запись, но ничего подобного там не обнаружилось.