Зарница

Глава 31

1941 год

Он стоял посреди комнаты и, отчаянно балансируя, пытался удержаться на ногах. Земля под ногами ходила ходуном. Стены дома трещали — по одной из них, наполовину скрытой выцветшим ковром, точно змея, ползла жуткая черная трещина.

Вместо крика из горла вырвался сдавленный хрип. С большого книжного шкафа, заставленного сверху донизу корешками толстых фолиантов, рухнула фарфоровая статуэтка ангела и разбилась вдребезги. Отлетевшим крылом его зацепило по ноге, резкая боль пронзила все тело. Тьма вновь сгустилась.

— Андрей, вставай, вставай быстрее, — откуда-то издалека до него донесся шепот, горячий и влажный.

Он открыл глаза. Темнота слегка разомкнулась, но только совсем чуть-чуть.

Секунду он соображал, где находится и почему его назвали Андреем. Или не его, но тогда — кого?

— Пожалуйста… просыпайся быстрее! Вот твои туфли и куртка. В карман я положила немного денег. В туалете окно, рядом с ним лестница. Уходи!

Шаров вскочил словно ошпаренный, сунул ноги в кроссовки, натянул спортивную куртку, поверх чьи-то руки напялили на него тяжелое колючее пальто, пропахшее кисловатой махоркой.

Дверь ходила ходуном.

— Наверное, кто-то тебя увидел и позвонил… туда… — снова зашептала девушка. — Беги. По коридору направо. Через три минуты я им открою.

Он посмотрел в ее распахнутые зеленые глаза, потом, сам не отдавая себе отчет, слегка притянул и поцеловал в губы.

Внутри затопило горячим, почти обжигающим чувством благодарности.

— Я найду тебя… Света… найду!

— Обязательно найдешь, — шепнула она. — Беги. Иначе будет поздно.

Он выскочил по коридору, вслушиваясь, как под ударами стонет входная дверь. Краем глаза Шаров заметил, как Света скинула халат, оставшись в одной ночнушке. Всхлобучила волосы, затем медленным шагом направилась в коридор.

Он хотел было вернуться, как-то ей помочь, но страх и какое-то внутреннее, на уровне первородных инстинктов чутье гнало его вперед.

«Беги, Илюша, беги!», — заорал внутренний голос.

Справа промелькнул белый барельеф с писающим мальчиком. Он резко остановился, дернул дверь на себя, оказавшись в просторном помещении — судя по всему, это был совмещенный санузел, но каких-то невероятных, гигантских размеров. Он, конечно, знал, что в некоторых старых домах бывают подобные, но никогда сам не видел.

Наткнувшись на какой-то столик, он осторожно сдвинул его в сторону, быстро прошел к окну — оно было заклеено черной бумагой — никаких занавесок. Ручка повернулась с легким скрипом — створка отворилась и в лицо пахнул холодный октябрьский ветер.

Высунувшись из окна, Илья действительно заметил справа на расстоянии полутора-двух метров пожарную лестницу — на уровне третьего этажа достать до нее было делом не таким уж и простым. На секунду он засомневался — не вернуться ли назад, может быть, все не так уж плохо.

Но потом вспомнил, что у него нет вообще никаких документов, и это в военное время. К тому же… если тот человек, за которого его здесь принимают, куда-то исчез, значит, его могли искать. И не только для того, чтобы взять автограф, но и задать вопросы.

Адреналин клокотал в крови. Ему показалось, что он услышал приглушенные голоса в глубине квартиры. Дальше медлить было нельзя. Одним движением он взобрался на подоконник, переместился полностью на внешнюю часть и, хватаясь правой рукой за раму, на которой пальцы нащупали выемку, потянулся к лестнице. Она оказалась дальше, чем он думал. К тому же движения сковывало тяжелое пальто.

Нет. Он не дотянется. Это невозможно!

Илья почувствовал страх. Если сейчас эти парни ворвутся сюда, его схватят, будут допрашивать, наверняка с пристрастием — а дальше тюрьма — и то, в лучшем случае. Он никак не сможет объяснить некоторые вещи, например кроссовки «Адидас» за сто семьдесят рублей, спортивный костюм с буквами «СССР» — нет, как раз буквы он объяснить сможет, а вот фабрику, ГОСТ, состав ткани, год выпуска… вряд ли. А значит, вне всякого сомнения, его признают иностранным шпионом со всеми вытекающими последствиями.

Он вернулся на широкий подоконник, отчаянно ерзая руками, с трудом стянул с себя тяжелое пальто и тут же бросил его в ночную темноту — оно спланировало как огромная птица с разверзнутыми черными крыльями. Внизу послышался мягкий хлопок.

Стало гораздо легче — настолько, что в этот раз пальцы левой руки коснулись холодного проржавевшего металла и он мертвой хваткой уцепился за лестницу.

Теперь в квартире различались явные голоса и гулкие шаги — женский голос был взволновал, мужские, он различил два — гневные и нетерпеливые.

Они задавали вопросы. Она пыталась ответить, но ее почти не слушали. Быстрые шаги говорили о том, что квартиру спешно осматривают — однако свет включать было нельзя и поэтому там постоянно что-то падало и этот грохот перемежался с нецензурными выкриками.

— Быстрей! — прохрипел он самому себе. Напрягся, скользнул по шершавой стене ногой, вытянувшись почти в шпагат — левая нога, наконец, встала на лестницу. Он потянулся, спружинился и оттолкнувшись от едва выступающей опоры в виде рамы, схватился за дрожащие прутья металла.

«Есть!», — обрадовался он и что есть мочи заработал ногами и руками.

В три секунды он слетел вниз, вспомнив, что когда-то занимался в составе добровольной пожарной дружины и лазал по лестницам чуть ли не быстрее командира пожарного расчета.

В самом низу, когда до земли, по его расчетам, оставалось метра два, он прыгнул.

Ступни кольнуло, однако под ногами оказалась мягкая перерытая земля, а не асфальт. Ожидая увидеть преследователей, он резко глянул вверх. Пока никого. Но вряд ли они дадут ему фору — нужно было немедленно смываться.

Пальто… где же оно? Илья наткнулся на срезанные ветви кустов, споткнулся о какой-то камень, но устоял. Пальто, распластавшись на земле, лежало в трех метрах. Он кое-как нацепил его и, не разбирая дороги, пошел быстрым шагом прочь. Впереди маячила покосившаяся изгородь. Даже не думая, он перемахнул ее, словно заправской прыгун.

Ноги слегка дрожали и пока дом, который он только что в спешке покинул, не исчез в ночном тумане, ему казалось, что вот-вот грянет выстрел.

Но выстрел не грянул. Завернув за угол неказистого одноэтажного строения, он рискнул обернуться и посмотреть назад — но почти ничего не увидел. Чернота обволакивала Москву и город было не узнать — он словно оказался в неведомом лабиринте, где каждый взгляд назад рисует новую картинку.

Стало холоднее, адреналиновый всплеск заканчивался. Шаров поднял ворот пальто, застегнулся на все пуговицы и мысленно еще раз поблагодарил зеленоглазую девушку по имени Света.

Каково это — ощущать себя совершенно одиноким и потерянным в городе, который через много лет станет ему родным? Сейчас это был незнакомый, почти враждебный, холодный мир, в котором он оказался против своей воли и — где-то там, за рекой, лесом, дорогами с противотанковыми ежами, в серой покосившейся избушке, надеялся и ждал его возвращения отряд.

Куда идти? Он понятия не имел. Его родители приехали в Москву уже после войны. У него не было в городе родственников. Даже если и были бы… как к ним заявишься? Не скажешь ведь — здравствуйте, я ваш праправнук, можно мне перекантоваться пару дней?

Он улыбнулся своей невеселой шутке и даже слегка повеселел. В конце концов, — подумал он… Если меня тут так хорошо знают, а некоторые, он вспомнил зеленоглазку, вроде бы, даже любят… то почему бы… если нет других вариантов…

Пришедшая в голову мысль на секунду показалась дикой, почти абсурдной, но других-то не было.

Почему бы не попробовать разыскать стадион, где по словам Светы, в далеком в тридцать седьмом году, случилось нечто странное. Светлана сказала: «Стадион имени Сталина». Кажется, именно так и называли раньше арену, на котором он позорно проиграл чемпионат СССР… и в итоге… внезапная мысль молнией прострелила мозг: не проиграв там, он не поехал бы в спортроту, не оказался в отряде «Зарничников» и в конце концов…

Как же найти это место ночью в Москве, ежесекундно вздрагивающей от налетов вражеской авиации, холодной и опасной, испещренной следами солдатских сапог и тройками невидимых и оттого еще более опасных патрулей милиции и НКВД?

Мысленно прочертив путь от Киевского вокзала до стадиона «Локомотив», это казалось невыполнимой задачей.

Он остановился возле большого сарая, снова оглянулся. Никто за ним не гнался, по крайней мере, пока. Сирены в некотором отдалении то пронзительно завывали, то вновь утихали. Беспрерывный гул, тревожный, неясный, периодически прерывался стрекотом зениток — но в том районе, где он находился, было более-менее тихо.

«Нужно идти», — подумал он. В темноте проще укрыться от патрулей и многочисленных военных отрядов, снующих то туда, то сюда. Ясно, что соваться на центральные улицы было нельзя — и это десятикратно усложняло задачу. Он имел лишь смутное представление о том, где находится, а темнота вокруг, непривычная, давящая, только усугубляла положение.

Быстрым шагом, но так, чтобы это не походило на бегство, он шел по грязным подворотням. Ему постоянно казалось, что где-то совсем рядом кипит жизнь — стоит лишь свернуть на улицу пошире и там все станет как надо, как было или как будет — он уже запутался. То есть, Москва превратится в прежнюю Москву — светлую, чистую, наполненную людьми, движением, гудящими автомобилями, троллейбусами и трамваями… Но темнота не собиралась сдаваться.

Периодически он чуть ли не лоб в лоб сталкивался с подозрительными личностями — резко брал правее или левее и ускорялся, не слушая резких голосов, брошенных вдогонку.

Юркнув в темный и очень узкий проулок, он пробежал метров пятьдесят и вдруг очутился посреди широкой улицы, которая показалась ему знакомой. Монолитные дома с маленькими балкончиками нависали над головой. Он обернулся, выискивая глазами табличку с названием и заметил что-то похожее с другой стороны дома.

Когда же он прочитал название улицы «Смоленский бульвар», сразу вспомнил место — хоть и не полностью, и целиком, а будто бы в тумане, тем более самих домов в темноте было не угадать. Значит, в целом он движется правильно, только идти еще очень далеко.

С сомнением оглядев широченную улицу, Шаров улучил момент, когда проезжающие по бульвару автомашины исчезли — где-то по правую сторону был Арбат, туда ему и нужно…

В этот момент позади раздался окрик:

— Эй, ты, стоять! Проверка документов!

Шаров похолодел. Кричали из подворотни. Это мог быть кто угодно — от патруля, до шпаны. Еще мгновение он вычислял, сможет ли добежать до противоположного края бульвара — справа на другой стороне заурчал мотор автомобиля и, не дожидаясь повторного окрика, он ринулся вперед.

— Стой! — заорал голос. — Стой, стрелять буду!

Не чуя под собой ног, Шаров летел наперерез грузовому автомобилю, похожему на тот, в котором их везли с поля.

Раздался лязг взводимого затвора — между лопаток похолодело. Еще никогда и никто в него не стрелял — тем более, в спину.

Грузовик летел наперерез, их пути пересекались: только сумасшедший мог ринуться под колеса, но другого пути не было.