Зарница

Глава 37

1941 год

Люди шли нескончаемым потоком, конца и края которому не было видно — бесконечная река, безмолвная, темная, она текла совсем рядом и скрывалась где-то далеко на востоке. Темнота в той стороне была еще более густой, мрачной и зловещей — Шаров невольно вздрогнул и вдруг подумал, что где-то в этой реке идут и его родители, еще незнакомые друг с другом, совсем юные, и насколько должно быть тяжело им сейчас — он даже не мог представить. Покидать в спешке любимый город — уходить в темноте, под покровом ночи, боясь очередного налета, идти в неизвестность, в мрачную пустоту… а впереди еще долгих, бесконечных четыре года…

Кто-то толкнул его в спину — он чуть не распластался на грязной дороге, оглянулся, но гудящая низким гулом толпа поглотила того, кто это сделал.

Шаров слегка пригнулся, приметил несколько человек — таких же как он, почему-то стоящих на тротуаре поодаль от толпы — кто-то устало курил, кто-то уже не в силах был идти и стоял, всматриваясь в движущиеся лица. Ничего опасного, — подумал он. — Это не те люди, которых стоит опасаться.

По крайней мере, милиции или троек патрулей в длинных серых шинелях с винтовками за плечами было не заметно.

Он медленно отошел за торчащий из холма корявый плетень, окружающий вросший в землю домишко, — и так же, не спеша, словно по делу, последовал вдоль ограды.

Главное, делать вид, что ты местный, и точно знаешь, куда идешь — у тебя там важное дело, — вспомнил он где-то прочитанный совет.

Наконец, темные кусты и рельеф местности скрыли его от Большой Черкизовской, гудящая улица осталась позади, взамен наступила темнота.

Здесь было очень тихо, так что выстрелы зениток на западе казались чем-то далеким и почти игрушечным. Тем не менее, периодический вой сирен проникал и сюда — в эти моменты он чувствовал озноб и инстинктивный страх.

— Только бы дети сидели тихо и не высовывались, — сказал он вслух, пытаясь понять, как лучше добраться до стадиона, едва заметные контуры которого проглядывались по ту сторону поля.

Дороги к стадиону не было, по крайней мере, в этом месте — он пробирался какими-то оврагами, постоянно спотыкаясь и цепляясь за колючие кусты. Приходилось напрягать все силы, чтобы не оступиться и не вывихнуть ногу, которая, к тому же снова начинала болеть, хотя и не так сильно, как прежде.

Там может быть охрана, — подумал он. Правда, кому сейчас захочется лезть на трибуны и пустое футбольное поле — люди бегут из города и им явно не до спортивных мероприятий.

Почти ползком он добрался до насыпи, со стороны которой открывался вид на стадион.

Большая лестница центрального входа венчалась строгой колоннадой, глядя на которую сердце его что-то кольнуло. Там, над колоннами выступали рельефы с изображением спортивных состязаний — он вдруг увидел людей, поднимающихся по широкой лестнице — взволнованных, празднично одетых в белые рубашки и льняные шаровары, женщины в модных платьях и элегантных шляпках. По верхушкам высоких кленов, окружающих стадион, гуляет теплый ветерок, а из чаши доносится возбужденный гул, который то и дело нарушает приятный баритон диктора.

«Мне нужно срочно попасть туда!» — искрой пронеслась мысль в голове, словно бы прямо сейчас там должно было начаться какое-то очень важное соревнование.

Однако, он продолжал вжиматься в холодную мокрую траву, вглядываясь в безжизненный каркас арены. Нельзя допустить, чтобы его поймали, иначе… он прекрасно представлял, что может случиться в таком случае — ребята в избушке никогда его не дождутся. Он пролежал минут двадцать, прежде чем убедился, что южная трибуна не охраняется. Может быть, внутри стадиона и есть какой-то охранник в будке, но сейчас требовалось проникнуть за ограду — сделать это можно было либо через главный вход, либо, вероятно, где-то позади, где существовали другие подступы.

Шаров прополз до канавы, разделяющую дорожку, опоясывающую стадион, вскочил, быстро ее перепрыгнул и побежал, хлюпая кроссовками по мокрой жиже. Впереди был довольно высокий забор с остроконечными стержнями поверху. Он огляделся, минуту постоял, пытаясь унять колотившееся сердце. Никого. Ни одной живой души. Нужно лезть! Вперед!

Он быстро скинул пальто, просунул его на ту сторону. Затем, взявшись руками за холодные скользкие прутья, довольно легко и неожиданно даже для самого себя, одолел трехметровую преграду.

Фонарные столбы вдоль всего периметра стадиона были погашены. Белесые скульптуры древнегреческих атлетов чередовались с барельефами исторических деятелей, а возле центрального входа он увидел вытесанные в камне лица Сталина и Ленина, под которыми угадывались буквы — вероятно цитаты о спорте.

Видеть перед собой пустой мертвый стадион, да еще и ночью ему было странно — ощущение это нарастало, как и чувство, что здесь он когда-то выступал.

Мельком взглянув на высокую стену, за которой находились трибуны, он вдруг понял, что его смущало — в отличие от других стадионов, где ему приходилось соревноваться, здесь не было подтрибунных помещений, в которых располагались раздевалки спортсменов, бытовые, технические и подсобные помещения. Стадион построили в искусственной чаше, стены которой и стали трибунами.

— Вот оно в чем дело, — пробормотал он, словно вспомнив неудобную, как заноза, деталь стадиона.

Помещения для спортсменов располагались левее и были вынесены за сам стадион — так что, прежде чем попасть на беговую дорожку, требовалось преодолеть немалое расстояние и это… будто всегда его сильно нервировало. Он даже почувствовал вскипающую злость.

«На Локомотиве, который построили позже на месте этого стадиона, раздевалки располагались уже в подтрибунных помещениях — именно там он впервые и увидел Витю…»

Трусцой он побежал налево вдоль стены — ноги как-будто сами вели его, даже почти в полной темноте он умудрился не оступиться, не наткнуться на расставленные тут и там скульптуры, которых было слишком много для стадиона, из-за чего он походил скорее на музей под открытым небом.

— Раздевалка в павильоне за стадионом, не забудь, что выходить надо заранее, так что не копайся там! — голос в голове прозвучал так явственно и громко, что он встал как вкопанный.

— Кто здесь? — вырвалось у него, но из-за шума ветра в сухих листьях деревьев он не услышал даже самого себя.

Ему показалось что впереди, за изгибом стадиона, мелькнула чья-то тень.

Кто-то был здесь или это просто игра воображения?

Мышцы по всем теле напряглись, словно бы он стоял на старте и готов был вот-вот сорваться.

Павильон представлял собой отдельное строение в пятидесяти метрах от стадиона — он увидел его, когда прошел еще метров тридцать. От него вела отдельная дорожка — и проходя сквозь арку, украшенную скульптурами атлетов, она выходила на стартовую площадку.

Увидев сквозь арку краешек стадиона с темными бетонными сиденьями для болельщиков, Шаров невольно вздрогнул.

Сколько раз он бегал здесь? Десятки? Сотни? Сколько надежд, ожиданий, сколько побед, сколько поражений он вынес отсюда? — не счесть… Но…

— Я думал, ты уже никогда не придешь, — раздался позади хриплый голос.

Сердце на секунду упало в пятки и замерло, будто бы его кто-то выключил. Первая мысль — бежать, уносить ноги прочь! Но не потому, что голос прозвучал неожиданно или угрожающе… нет. А потому что голос был ему знаком. Очень хорошо знаком.