Зарница
![Зарница](/uploads/covers/2024-04-21/zarnica-201.jpg-205x.webp)
Читать книгу "Зарница"
Витя пожал плечами. Он хотел сказать, что все эти цветы расцвели специально для нее, но не смог. Вместо этого он заметил:
— Ну… я не знаю тогда. Может быть, это другая поляна? Мало ли. В лесу всегда так — кажется одно и то же место, а на самом деле совсем другое. Потому люди и теряются.
— Это та же самая поляна, — чуть повысив голос сказала Лена.
— Ладно, — согласился Витя, почувствовав, что дальнейшее упорство может привести к обиде или даже ссоре, чего сейчас он желал меньше всего. — Бежим! — он поднял сухие ветки. — Мы же за дровами пошли!
Лена покачала головой, нагнулась, подняла пару корявых иссохшихся сучьев.
— Ты мне не веришь, — сказала она с укоризной.
— Верю. Я… я просто совсем… нисколечко не разбираюсь в цветах, если честно. Вот ты сказала… а я уже и забыл. Но пахнут… — Витя зажмурился и с шумом втянул лесной воздух, напоенный хвойным ароматом. — Ого-го! Как девчонки помнят все эти названия… ума не приложу!
Лена улыбнулась.
— Душица, фиолетовые и чуть красноватые, это душица! Теперь ты запомнишь! — она пошла рядом и от мелькнувшей между ними тени не осталось и следа.
Витя подумал, что теперь он точно запомнит на всю оставшуюся жизнь — запомнит навсегда и душицу, и поляну и вообще весь этот поход. Каким-то шестым чувством он понимал, что больше никогда в его жизни подобное не повторится и нужно постараться… выторговать у каждый секунды, каждого момента еще больше этих невероятных сладостных ощущений свободы, радости, чувства зарождающего чего-то огромного, трепетного и нежного, чему он пока не мог дать определения, потому что — как ни называй, слова не могли передать всю огромность и важность этого чувства.
— … Вить, ты чего… обиделся что ли?
Ее слова выдернули его из мечтаний, он встрепенулся и чуть не упал на кочке — смешно изогнулся, как популярный клоун Никулин на сцене, но устоял, балансируя с охапкой сухих веток на одной ноге.
— Осторожно, а то опять придется тебя мазать зеленкой!
Лена стояла рядом — так близко, что у него защемило сердце. Мгновение — и смеясь она побежала к поляне.
Здесь уже тлел небольшой костерок. Шаров воткнул в землю несколько рогаток и повесил поверх перекинутой палки свои штаны и кофту, оставшись в одних синих спортивных трусах.
— А теперь помогите мне раздеть этого оболтуса, — скомандовал он.
Мокрые вещи Червякова тут же оказались рядом с вещами Шарова.
Витя подкинул в костер найденного сухостоя и огонь весело затрещал. Пришлось даже переставить сушилку чуть подальше.
Дым от костра в отсутствие ветра уходил почти вертикально вверх. Петя достал из рюкзака килограмм дефицитных молочных сосисок, покосился на ребят, но решил, что отряд есть отряд, все должно быть общим, в том числе и припасы.
Он протянул пакет Шарову.
— Вот. Можно пожарить, например!
— О-о, какая вкуснятина! Молодец, Петр! Взаимовыручка — основа выживания в походных условиях. Жарить особо не на чем, поэтому давайте тонкие веточки, насаживайте сосиски, а я пока сделаю подставку для шампуров. — И он принялся выстругивать ножом с несколькими лезвиями палочки, которые втыкал в землю. Скоро от костра запахло так вкусно, что Червяков зашевелился, а потом и вовсе поднялся на локте — удивленно уставившись на одноклассников.
— О-ох… — он потер голову рукой, взгляд его переместился ниже. Рука скользнула в карман штанов, видимо он вспомнил о чем-то важном. Не найдя привычной одежды, он обнаружил себя в одних семейных трусах в цветочек, густо покраснел и застыл.
Лиза чуть слышно хихикнула.
— Как голова? — осведомился Шаров.
— Голова? — не понял Червяков. — Какая голова?
— Твоя!
Давид прыснул в кулак, Марченко развел руками — мол, что с него взять, но сделал это незаметно.
— А что с ней? У меня что-то с головой?
Со стороны было непонятно, шутит Червяков или он правда не понимает. И от этого было еще смешнее.
— Фиг с ней, с головой… а вот… где мои штаны? — Червяков приподнялся чуть повыше, теперь он опирался полностью на руку, при этом пошатываясь, словно пьяный.
— Сушатся твои штаны, горе-партизан, — сказал Шаров. — И куртка тоже. И моя — как видишь.
— Да? А что случилось? Мы купались?
И тут уже, несмотря на трагичность произошедшего, ребята засмеялись в полную силу. Звонкие заливистые голоса разлетелись по лесу и вспугнули пару лесных птиц, сорвавшихся с ветки соседней сосны.
— Даже не знаю, что тебе и сказать, — Шаров взял пару импровизированных шампуров и протянул Лизе и Лене. — Девушки первые, прошу!
Витя достал из сумки полбуханки хлеба, граммов двести вареной колбасы и банку зеленого горошка. Денис вынул пачку зефира, банку говядины и вареную картошку в мундире. Кто-то извлек помидорчики, вареные яйца. Покопавшись в своем рюкзаке, Шаров выудил две плитки шоколада и жареную курицу в шуршащей бумаге. Через несколько минут на импровизированном столе стало так тесно, что ветку дефицитных бананов, которые достал Марченко в последнюю очередь — положить было уже решительно некуда.
— Вот это да… — сказал Витя, глядя на походный стол. — Кажется, у меня слюнки текут!
— Не спешим, делим все поровну. Имейте ввиду, что обратный путь всегда сложнее, так что слишком не наедайтесь! — сказал Шаров и обернулся к Червякову, который смотрел на действо голодными глазами. — Ну а ты что сидишь?
— У меня… — вырывалось у него… — у меня ничего нет, я не взял…
— Ничего страшного. Давай, присоединяйся! Да, ребята? Надеясь, никто не будет против?
На мгновение повисла тишина, которую нарушил Давид:
— У кого две одежды, тот дай ему. У кого есть пища, делай то же.
Ребята посмотрели на худенького одноклассника, брови Шарова изумленно взлетели вверх, он покачал головой, но промолчал.
— Конечно, садись с нами, Костя, — сказал Денис, подвигаясь поближе к Лизе. — Давай, сюда, к костру.
— А у меня есть радио! — сообщил Петя. — Сейчас достану… а то сидим в тишине!
Он вскочил, порылся в рюкзаке и выудил оттуда миниатюрный приемник на веревочке, чтобы можно было вешать на руку.
— Меридиан-2, — прочитал Витя на лицевой панели. — А что значит «ДВ» и «СВ»? — спросил он Петю.
— Длинные и средние волны, — важно ответил тот. — Выпущен специально ко дню сорокалетия Победы! Между прочим, он на микросхеме!
— Поэтому такой маленький, — сказал Шаров. — Очень удобный! Ну, включай уже, да давайте приступать.
Зачарованный Червяков смотрел на ребят, будто бы не узнавал в них своих одноклассников.
Петя щелкнул выключателем.
Приемник зашипел. Он покрутил колесико настройки частоты, но не нашел ни одной станции. Только сплошной монотонный гул.
— Да что за ерунда? — Петя удивленно посмотрел на прибор. — Я же включал его в автобусе, когда приехали, и я решил попробовать, будет ли тут что-то ловить или нет.
Он снова повертел колесико, переключил с длинных волн на средние, попытался опять, но ничего не вышло.
— Может батарейки сели? — спросил Витя.
— Новые поставил, чтобы весь день слушать. Не могли же они так быстро…
— А можно мне? — спросил вдруг Червяков.
Петя с опаской посмотрел на одноклассника, видимо просчитывая, что будет, если тому придет в голову метнуть ценную вещь куда-нибудь в озеро, но решив, что вряд ли он сейчас на это способен — протянул приемник.
— Только осторожнее…
— Да я аккуратно, — неожиданно мягко ответил тот. — Не боись.
Ребята принялись за трапезу, обсуждая «Зарницу», замеченные интересные штуки и делясь своими наблюдениями, как вдруг из недр блестящего аппарата вырывался сдавленный хрип, за ним еще один, а потом далекий, будто бы исходящий с расстояния несколько тысяч километров заговорил вдруг знакомый каждому голос:
— … с 14 на 15 октября положение на Западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону…
Снова раздался шум и голос пропал. Червяков вскочил, поднял радио над головой, в приемнике что-то булькнуло, но как он ни старался, найти потерянную станцию так и не смог.
Молчание ребят прервал Марченко.
— Я же говорю, выпустили к сорокалетию Победы. Во-от… — впрочем, говорил он это неуверенным, даже слегка растерянным тоном.
Никто не стал отрицать. Суровый голос Левитана еще некоторое витал в воздухе, но, когда они принялись за горячие сосиски, вареную картошку и курицу с яйцами, невесть откуда взявшееся тревожное ощущение пропало.
Все стало как прежде и даже лучше, потому что Червяков впервые вел себя как нормальный человек.