Все пути мира

Тин напрягся:

— Значит ли это, что я должен вернуться в имение?

— Нет уж, — советник поморщился. — Что ты с такой физиономией в имении делать будешь? Слуг пугать?

— И то правда, — согласился парень. — И что, меня отпустят даже без магической клятвы?

— Нет нужды, появилось одно свидетельство в твою пользу. Надеюсь, мальчишка не выдумщик и действительно что-то видел.

— Какой мальчишка?

— Помощник из библиотеки. Говорит, видел кого-то ночью, и если не врет, то его показания снимают с тебя подозрения. Разумеется, если не сочтут, что вы в сговоре. Тебя с ним ничто не связывает?

— Н-нет, — почему-то соврал Тин, в то время как память услужливо подбросила ряд картинок: хрупкая фигурка, размахивающая руками на верхотуре в тщетных попытках удержать равновесие, полет, легкий вихрь, замедляющий падение — и огромные перепуганные карие глазищи.

«Как у нее», — подумалось вдруг Тину.

— У тебя есть какие-то подвижки в поисках? — дед будто уловил его последнюю мысль.

— Пока никаких, — пожал плечами парень.

— Не затягивай с этим, — вновь нахмурился советник, — если надо, найми кого-нибудь, денег у тебя достаточно. Потребуется еще — я добавлю.

— Да-да, конечно, — отозвался Тин, но про себя только лишь утвердился в решении никого постороннего к этому делу не привлекать, чтобы не лишиться окончательно шанса восстановить доверие в отношениях с беглой супругой. Нет уж, он найдет ее сам, он предложит ей... ну, наверно, дружбу. Ведь можно же поначалу просто дружить? Возможно, со временем...

Что именно должно случиться со временем, Тин не знал: примерным семьянином он себя по-прежнему не видел, и дело тут было вовсе не в том, что жена ему попалась на редкость некрасивая, даже наоборот, сейчас, вдали от этой девушки, Тин испытывал к ней пронзительную нежность — и одновременно горечь потери. Сожалел о том, что сам же грубо растоптал. Да и проклятье, опять же...

Но откровенничать с дедом он не собирался, полагая, и не без оснований, что и вина старого советника в случившемся тоже немалая. А дед словно чувствовал, что внук отдаляется от него, смотрел грустно — и во время обеда в ресторации, и потом, пока они прогуливались по королевскому саду, — а на прощание сказал:

— Ты все-таки не забывай... о нас. И если помощь какая-то нужна, не стесняйся обращаться. Я знаю, ты хочешь быть взрослым и самостоятельным, но поверь, прибегая к помощи родителей, ты как раз и ведешь себя как зрелый человек: отдаешь себе отчет о своих возможностях и их границах, трезво оцениваешь ситуацию, понимая, когда справишься сам, а когда нужна поддержка семьи.

Советник в столице задерживаться не собирался — в имении его ждали дела, а потому Тин проводил старика до экипажа, на козлах которого уже не первый час скучал кучер.

— Очень неудобно с тобой разговаривать, когда ты вот так выглядишь, — признался на прощание дед. — Когда не смотрю, а только слушаю, помню, что рядом со мной родной внук, но стоит взглянуть... А ведь мог бы привыкнуть за годы твоей учебы. Впрочем, в школьном облике я тебя видел нечасто и обычно издалека. И ведь не амулет, не снимешь...

Старик уехал, а Тин... ощутил свободу и пустоту одновременно.

Нынешнее утро основательно выбило его из колеи, а потом и дед добавил растерянности и сомнений. Казалось, он уже все понял о себе и о том, как надо жить, чтобы не стыдиться, но вдруг выяснилось, что и это понимание было еще не вполне настоящим, больше похожим на подростковый бунт, чем на взвешенный взгляд взрослого человека. И теперь ему было неловко из-за собственной горячности и, что уж там, глупости.

Разумеется, это не значило, что он должен забросить мысли о самостоятельности, о деле своей жизни, которое ему еще предстояло найти. Но дед прав: пока он ищет, не нужно отвергать помощь с гордым видом. Однако и афишировать семейные связи не стоит. Иногда быть обычным выпускником академии с именем, которое никому ни о чем не говорит, спокойнее, чем отпрыском древнего рода. По крайней мере, никто не задастся дурацким вопросом, почему богатенький мальчик ищет работу, не будет сплетен и досужих разговоров по этому поводу.

Все эти мысли следовало выгулять по городу — желательно, интенсивным шагом, чтобы утряслись-улеглись в голове. И переспать с ним в обнимку — чтобы сжиться, свыкнуться. Так Тин и поступил, вот только уже на грани сна его посетила еще одна мысль, от которой ему стало стыдно и неловко: надо было зайти в библиотеку, поблагодарить мальчишку — не всякий ведь решится заговорить, даже если действительно стал свидетелем преступления. Кто-то побоится мести преступника, кто-то не уверен, действительно ли он что-то видел, а кому-то и вовсе все равно. А еще следовало узнать у парнишки, намерен ли он рассказывать стражам порядка о том, что Тин спас ему жизнь: все же, если стражи сочтут, что мальчик испытывает благодарность за спасение, его показаниям будет меньше веры. А так — в том углу не было никого, кроме них двоих, никто больше не видел падения... Нет, конечно, Тин не станет настаивать, чтобы парень молчал. Но договориться о том, чтобы их «показания» друг другу не противоречили, нужно непременно.