Все пути мира

Три года! Какие-то несчастные три года отделяли ее от мечты, манящей и пугающей одновременно. Она, признаться, не строила конкретных планов. Хотелось путешествовать, познавать мир — ее скромных средств хватило бы, пожалуй, на несколько лет умеренно комфортной кочевой жизни. Ну а потом... потом можно было бы осесть в любом понравившемся городе, найти себе занятие по душе — вот, например, девушек охотно брали на работу секретарями и библиотекарями — и написать книгу о своих путешествиях и приключениях. Необязательно всю правду, тут и присочинить не грех, для человека с воображением и книжным даром нет ничего невозможного, он не только читателя заставит поверить во что угодно, но и себя убедит.

Жаль только, что умение договариваться с книгами и зеркалами — не магия. Потому что у женщин, если уж быть честной с собой, не так много возможностей устроиться в жизни без мужчины, а магический дар открывает множество дорог.

Книги и зеркала — это у нее от матери. Так нянюшка объясняла. Маменька, мол, из Древних была... Ей тогда это слово ужасно не нравилось. Древняя — это старая, значит. Дряхлая. А разве могла ее матушка быть старухой?

Но то было давно, до того как Дин сказки про Древних читать начала. И дара тогда еще никакого не было. В то время она просто листала книжки, с головой уходя в картинки, да невнятные тени в зеркалах наблюдала. И Дин — вернее «Динь», мягко так — ее нянюшка называла, больше никто. Это было ее тайным именем, единственным, что осталось с той поры, когда она была по-настоящему счастлива. И уродства своего не замечала, а может, и не было тогда никакого уродства.

Даже сейчас, если ее черты по отдельности словами охарактеризовать, нет в них ничего ужасного, такими приметами может обладать... ну, не красавица, конечно, но вполне миленькая девушка, симпатяга. Вот только Дин при всем желании симпатичной, увы, не назовешь.

Девушка покосилась на себя в зеркало и вздохнула: и кто ж позарился-то? Или, может, не сказали жениху, насколько отвратительна невеста? Тогда есть надежда, что не сладится ничего. Увидит претендент — и дёру даст.

Но если уж быть с собой совсем честной, то надежда слабенькая. Брак договорной, обе стороны какие-то выгоды преследуют, и внешности в таких делах далеко не самое важное значение придают.

«Хоть бы не злой попался», — вздохнула Дин. Потому что одно дело, когда ты берешь положенные тебе по закону деньги и отправляешься воплощать в жизнь свои мечты, и совсем другое — если ты беглянка без средств к существованию. Между тем, Дин твердо решила, что попытается сбежать, если муж будет обращаться с ней плохо. К счастью, законодательство Велеинса оставляло лазейку для тех, кто готов вырваться из капкана неудачного брака, жертвуя при этом если не прищемленной лапой, то уж благосостоянием — точно. Поэтому в один из дорожных сундуков были тайком подложены некоторые предметы, о существовании которых не подозревала присланная «дражайшей матушкой» горничная.

Словом, выход имелся, но это был выход на самый крайний случай, и Дин все же лелеяла надежду, что пользоваться этой лазейкой не придется.

К моменту, когда надо было появиться перед гостями, Дин успела известись от беспокойства, а потому на лестницу, ведущую в зал, вышла на подгибающихся ногах. Бросила взгляд вниз — и сразу осознала, что надежды ее были тщетны.

Жених был хорош собой. Невероятно хорош: тонкий прямой нос, высокие скулы, брови вразлет над зелеными глазами, длинные, вьющиеся на концах каштановые волосы, собранные в хвост. Словом, настоящий красавчик, из тех, кому нужды нет ухаживать за девушками, потому что девушки бегают за ними сами. Дин с досадой ощутила, что и ее собственное сердце трепыхнулось в груди, не устояв перед такой красотой.

Но хуже всего было то, что жених смотрел на Дин со смесью раздражения и брезгливого недоумения, словно парень силился понять, как это его угораздило так вляпаться. И Дин, которая дала себе обещание вести себя достойно и постараться произвести на будущего мужа хорошее впечатление если не внешним видом, то хотя бы манерами, не выдержала и скорчила ему противную рожицу. Мол, пусть не думает, что ему тут так рады.

Райн Тинэус тон Аирос

Невеста оказалась похожа на зверька. Вздернутый острый носик, высокие скулы, узкий подбородок, и рот, который так причудливо изгибался, словно никак не мог решить, скукситься ему или улыбнуться. Если вот так словами описывать, то вроде бы ничего ужасного, могла бы получиться вполне симпатичная девчонка. Но не получилась — лицо девицы действительно напоминало звериную мордочку, и гримаса, которую она скроила ему, только усугубила это сходство. Тин был готов поклясться, что пышная шапка черных кудрявых волос скрывает оттопыренные уши с острыми кончиками, заросшими шерстью. Ну а каким еще быть у зверушки?

Понятно, почему дед не желал знакомить его с невестой заранее — боялся, что внук сбежит, невзирая на угрозу лишения статуса наследника. Знал, что Тин не слишком за этот статус держится, потому и подстраховался.

Чем же этот Варэн так держит деда? Понятно ведь, что не в самой девчонке дело. И не в деньгах, разумеется — состояние Аиросов, несмотря на все загулы отца, лишь умножалось, благодаря контролю и неустанным заботам лея советника.

Тин бросил еще один, самый последний взгляд на невесту, и почел за лучшее больше на нее не оборачиваться, чтобы растущий гнев не вышел из-под контроля. Одним стихиям известно, что он может натворить, если даст волю этому чувству.

Но чтобы справиться с собой, пришлось полностью отключиться от окружающей действительности, а потому обсуждение договора — впрочем, формальное, поскольку все было обговорено заранее, — прошло мимо него. Тин только поставил свою подпись, когда дед его окликнул, и снова погрузился в отрешенное состояние.

Он бы, наверно, и женился так — не приходя в сознание, — но в какой-то момент все пришло в движение, и неумолимая реальность приняла его в свои цепкие объятия. Внутренний голос сказал: «Пора!», Тин вздрогнул, заозирался по сторонам, наткнулся взглядом на невесту и снова разозлился. На этот раз — из-за ее несчастного вида. Похоже было, будто она до последнего надеялась, что из затеи со свадьбой ничего не выйдет, но ее надежды не оправдались. И к раздражению Тина примешивалась обида: надо же, нехорош он ей!

(*) лея - обращение к женщине-аристократке