Все пути мира

Глава 2. По морю

Дин

Путешествие по воде оказалось на диво скучным занятием. Тин в собеседники абсолютно не годился: он, как выяснилось, был подвержен морской болезни в легкой форме и предпочитал коротать не самые приятные часы своей жизни в щадящем режиме — то есть, попросту говоря, спал почти целыми днями.

В первый день Дин облазила весь корабль — по крайней мере, те места, куда допускались пассажиры. На второй решила наслаждаться покоем и теплой погодой, уселась на палубе в стороне от суеты и подставила лицо солнцу. Даже сама не заметила, как начала блаженно улыбаться — и солнышку, и робким мечтам, пока еще не принявшим конкретной формы. На самом деле Дин просто опасалась формулировать их конкретнее, потому что, они, во-первых, противоречили друг дружке, а во-вторых, при любом раскладе заставляли поступиться либо гордостью, либо совестью. Ну как, скажите, признаться самой себе, что ты выбираешь между красавцем-мужем, который тебя жестоко оскорбил, но почему-то оставил такой крючок в сердце, что впору развернуться и бежать обратно в нелепой надежде, что примут с распростертыми объятиями... и надежным другом, который мало того, что не знает, что имеет дело с девушкой, да еще и думает о другой! Поэтому Дин мечтала... абстрактно. Просто о том, что когда-нибудь — желательно, скоро — все будет хорошо, она найдет свое счастье. И стоит, наверно, вспомнить, что еще совсем недавно счастьем в ее представлении была отнюдь не семейная жизнь, а свобода.

От размышлений ее отвлек возглас:

— Хей! — и осторожное похлопывание по плечу.

Дин обернулась, удивленно хлопая глазами — рядом стоял мальчишка-юнга, сиял щербатой улыбкой и протягивал ей лист бумаги.

— Это что? — выразила она свое недоумение.

— Это... там, — пацан глянул, через плечо, показывая где это — там.

Там, сладко улыбаясь, прохаживался с иголочки одетый господин, на которого Дин уже несколько раз натыкалась в своих странствованиях по кораблю. Обычно его сопровождали два дюжих охранника, но сейчас они держались в стороне.

— И что? — спросила Дин.

— Ну — вот. Передал, — блеснул красноречием юнга.

Дин не без сомнений приняла листок и развернула. Красивым почерком с кокетливыми завитушками там было написано: «Крайне заинтересован в вашем обществе. Надеюсь на совместный отдых в моей каюте нынче вечером».

Дин фыркнула, смутно догадываясь, что могло означать такое приглашение, и заявила:

— Скажи ему, что я не нуждаюсь ни в чьем обществе.

— Чо? — парнишка открыл рот, и Дин сообразила, что так просто не получится. Вот отвечать лично господину со столь странными наклонностями она желанием не горела.

— Принеси мне чем писать. И я отвечу.

— А? Ага! — юнга радостно кивнул головой и метнулся к тому самому типу, от которого получил записку.

Тот расцвел улыбкой и выдал мальчику тонкий узорчатый карандашик. Дин мысленно охнула, сообразив, что подала извращенцу надежду на свидание, но что делать в такой ситуации, не представляла, а потому на обратной стороне записки начертала: «Я путешествую не в одиночестве и ни в чьем обществе не нуждаюсь. Пожалуйста, больше не обращайтесь ко мне с подобными просьбами». Всучив мальчишке листок вместе с карандашом, Дин поспешила покинуть палубу, потому что совсем не хотела видеть реакцию этого типа на отрицательный ответ.

В каюте ее встретил сонный встрепанный Тин, как раз раскладывавший на столе дневную трапезу.

— Ты как?

— Да так, — неопределенно ответила Дин.

— Что-то случилось? — встревожился Тин.

Все-таки он знал ее уже достаточно хорошо, чтобы почувствовать, что не все в порядке.

— Ну-у... — Дин смутилась. — Тут дядька один... важный такой, с телохранителями разгуливает. Передал мне записку через юнгу. Решил что я откликнусь на его предложение.

— Какое предложение? — не понял Тин.

— Эм-м-м... Он надеялся, что я скрашу его одиночество.

— Что-о?! — старший друг подскочил на койке, роняя одеяло.

Дин хихикнула:

— Успокойся, Тин! Он получил свой отказ и вряд ли станет настаивать.

— Если все-таки станет, скажи мне. И вообще, будь поосторожнее. Тот тип, судя по всему, из высокопоставленных каниррских чиновников. Они обычно ведут себя так, словно весь мир принадлежит только им... Может, вообще никуда ходить не будешь? Плыть-то всего полтора дня осталось.

— Полтора дня в каюте? — ужаснулась Дин. — Да я с ума сойду!

— Ну я же не схожу, — буркнул парень.

— Так ты спишь.

— Ну и ты спи тоже. Кто тебе мешает?

— А я не могу так. Только ночью.

Наверно, стоило бы прислушаться к голосу заботливого друга. Собственно, поначалу Дин так и собиралась поступить, рисковать понапрасну вовсе не входило в ее планы, да и корабль она изучила уже вдоль и поперек, а потому делать на палубе ей было совершенно нечего. Впрочем, как и в каюте.

Тин пообедал и снова бессовестно задрых, книг они с собой в дорогу не взяли. Да и странно было бы, взбреди им в голову отяготить свою поклажу лишним грузом, в котором не было никакой необходимости. Ну разве что в качестве лекарства от скуки. В конце концов, никто из них предположить не мог, что скука может стать таким уж мучительным недугом. Однако Дин страдала.

От безделья она перебрала всю поклажу, переложила аккуратнее одежду, раскрыла по очереди мешочки с травами для весенней чаши, все перенюхала, завязала снова... потом съела кусок колбасы, оставшийся от обеда... легла на койку, попытавшись снова настроиться на солнечные мечты... Ничего не вышло!

Словом, Дин отчаянно скучала.

Не прошло и часа, как она начала себя уговаривать, что ничего страшного на корабле, полном народа, с ней случиться не может. Ну пристанет к ней снова этот дядька, так она его отошьет опять... Ну не станет же он силком тащить ее к себе!

Как оказалось, станет. То есть не сам конечно, а два дюжих телохранителя, которые подстерегли Дин у самого выхода из каюты, ловко закрыли мощными ручищами рот, и скрутили так, что не было никакой возможности пошевелиться, не говоря уж об активном сопротивлении. А уж после того как дверь в чужую каюту была открыта ее головой, Дин и вовсе потеряла ориентацию.

Очухалась, когда почувствовала, что по ее телу шарят чужие наглые лапы, дернулась в панике — и обнаружила, что руки связаны за спиной. И рот заклеен чем-то.

Но сдаваться так запросто она была не намерена. Самая мысль, что кто-то может вот так запросто присвоить себе ее тело и делать с ним, что заблагорассудится, приводила в ярость. Именно в эти страшные минуты ее посетила странная, неуместная мысль, что к единственный, кому она способна довериться и дать такую власть, это младший тон Аирос. Обидчик... который прикасался к ней так, словно она единственной женщиной в мире.

Ярость придала ей сил. Дин дернулась снова — на этот раз всем телом, вырвалась из липких чужих объятий и, согнув ноги в коленях, выпрямила их стремительным движением. Угодила, кажется, в живот насильнику — тот, охнув, согнулся, и Дин воспользовалась мгновением свободы, чтобы попробовать отодвинуться от извращенца.

Увы, этого мгновения оказалось недостаточно. Мужчина выпрямился с искаженным от гнева и боли лицом, прошипел:

— Ах ты, щенок! — и, ухватив Дин за волосы всей пятерней, оттянул голову, а потом с силой опустил ее на угол койки.

Сквозь вспышку боли и ускользающее сознание Дин услышала шум и треск и успела еще, прежде чем отключиться окончательно, подумать, что это были правильные звуки — именно те, которые она жаждала услышать.

Понимаю, что это уже не особенно актуально, но вдруг кому-то из прежних читателей станет интересно: мой предыдущий роман «Тень. Своя судьба» обзавелся обложкой и пополнился скромной иллюстрацией — изображением родового знака князей Риатаны (на последней странице).

Тин

Тин проснулся как от толчка и тут же вскочил на ноги, еще не соображая, куда и зачем он должен бежать, но что должен — не сомневался. Остановил усилием воли еще не начавшийся бег, прислушался к своим ощущениям, и тот новый орган, который завелся у него внутри с недавних пор, отчетливо сообщил: беда. С кем — можно было не уточнять, и так понятно — Дина в каюте нет.

Сунул ноги в сапоги — и выскочил за дверь. В коридоре помедлил мгновение, пытаясь сориентироваться. Можно было поймать юнгу, о котором говорил Дин, и выспросить про того извращенца, где его искать, но Тин был уверен, что обойдется и без подсказок: натянутая до боли нить влекла его туда, где друг нуждался в его помощи.

Два поворота, лестница на один уровень выше, еще поворот — и тут-то точно невозможно было ошибиться, увидев дверь, которую стерегли двое могучих охранников. На его появление эти двое практически не отреагировали — только лениво подняли взгляды и тут же снова потеряли интерес. Но в том, что в каюту чиновника-мерзавца они его просто так не пропустят, можно было и не сомневаться.

И надо было срочно принимать какое-то решение. Увы, «честная» драка здесь была невозможна — в тесном коридоре охранники просто задавят его массой. И весы после короткого раздумья склонились в сторону магии. Имелись у воздушников свои приемы, которые позволяли выключить противника тихо и без сопутствующих разрушений, которые так часто возникали при использовании огня или воды.

Вот и сейчас двое даже повернуться не успели — просто повалились друг на друга. Тин подскочил к своим жертвам, нащупал и нажал пару точек на их телах — на всякий случай, чтобы не пришли в себя раньше времени. Этот прием к магии отношения не имел, ему Тин научился у своего мастера боевых искусств еще до поступления в академию.

Затем Тин, поднатужившись, отодвинул туши охранников и ударил плечом в дверь. Места для разбега не было, однако и дверь не выглядела слишком крепкой, но если бы Тин не нервничал о том, что происходит внутри, он бы не смог преодолеть это препятствие так быстро.

От зрелища, которое открылось его взору в каюте, в глазах потемнело. Тин уже не задумывался, стоит ли применять магию — просто ударил без затей воздушным кулаком, отчего голова каниррца дернулась на тонкой шее и тут же обвисла.

Ногой отпихнув обмякшего извращенца, Тин поднял на руки бессознательного друга и вынес его из каюты. Он уже понимал, что ничего непоправимого не случилось и мальчишка отделается несколькими днями головной боли, но все равно переживал, что не уследил, и боль эту ощущал почти как свою, будто это именно его, а не Дина, какой-то мерзавец бил головой об кровать.

Ногой захлопнув за собой дверь в собственную каюту, Тин опустился со своей ношей на койку и аккуратно провел рукой над щекой друга, пытаясь понять, насколько серьезно повреждение. Разбитая скула, на глазах наливающаяся краснотой, выглядела ужасно, но кость проломлена не была — это Тин еще мог определить. Как любого стихийника — а следовательно, потенциального боевого мага — его обучали, как оценить серьезность ранения. Но лечить он, конечно, не умел, только самую малость облегчить боль. Да и с этим куда лучше справлялись мази и зелья, которыми Тин догадался запастись в аптеке при академии — стоило там все слегка дороже, чем в городе, зато и в качестве можно было не сомневаться.