Жемчужный узел

А потом отец обернулся, и усталость в его глазах напомнила, почему Лизавета должна была остаться одна.

«Пришло моё время защищать тебя», — подумала она, пряча лицо на отцовском плече. Объятия были тёплыми, успокаивающими, пускай и прощальными. Они продлились чуть больше положенного: никто не хотел отпускать первым, никто не хотел уходить. Но, наконец, Лизавета сжала отца в последний раз — и отступила.

— Будь осторожен в дороге, — наущала она, будто взрослая.

— Не волнуйся, уж себя как-нибудь сберегу, — отвечал он, мягко гладя её по щеке. — Но ты тоже обещай, что будешь осторожна.

— Обещаю, — и ведь даже не соврала: самое опасное она уже сделала.

Отец улыбнулся, грустно и одновременно нежно. Напомнил про обещание писать каждую неделю, а то и чаще, — Лизавета заверила его, что письма не заставят себя долго ждать.

— И ещё… — отец уже сидел на козлах, но никак не хотел умолкать.

— Езжай уже, — Лизавета перебила, но не грубо, с улыбкой. — Со мной всё будет в порядке. Ты же говорил: водяной пообещал тебе это, а они всегда исполняют обещания.

Отец после короткой заминки кивнул. А потом дёрнул поводья, и лошади медленно сдвинулись с места.

Лизавета провожала его взглядом до тех пор, пока телега не превратилась в крошечную точку на горизонте. А потом закрыла глаза и впервые с его приезда позволила себе тихонько заплакать. Совсем чуть-чуть — всего две-три капли скользнули по щекам, оставляя на запыленной коже следы, и вот она уже утёрла глаза, подобралась. И всё же даже от этих слёз стало немного легче.

— И куда ты теперь? — ну конечно, Добрыня.

Мысленно Лизавета поблагодарила его за то, что он не обратил внимания на её раскрасневшиеся глаза, не сказал ни слова о пережитом прощании. Удивительно: с виду чурбан, а на деле — самый понимающий, вежливый и чуткий житель деревни.

— Вы уже знаете, да? — спросила она, прищурившись.

— Понятия не имею, — не моргнув, соврал он.

«Мне бы так научиться», — мимоходом подумала Лизавета.

— Тогда для вас и Любавы — я отправилась на прогулку. Возможно, она затянется, и я решу переночевать в избушке на другом берегу озера: мне уже доводилось там бывать, Ольга была диво гостеприимна, и вряд ли на этот раз откажет. Можно сказать, я уверена, что она не откажет.

— Даже так? На моей памяти это первый раз, когда она так мила с чужаками.

— Мне кажется, я для неё не чужая, — Лизавета заколебалась, стоит ли говорить дальше, но потом махнула рукой. — Мне кажется, она как вы. Чувствует себя ответственной за то, что натворил Лад, и пытается хоть отчасти это исправить.

Добрыня хмыкнул.

— Он всегда был для неё, как непутёвый сын.

— Я думала, скорее как вечно досаждающий младший брат.

— У них для этого не такая маленькая разница в возрасте, — Лизавета нахмурилась, и Добрыня счёл должным продолжить. — Ты же понимаешь, что они выглядят моложе, чем есть на самом деле?

Если честно, Лизавета об этом не задумывалась. Подспудно она понимала, что водяной — существо мистическое, способное менять облик или сохранять его неизменным, сколько потребуется. Но она никогда не применяла эту мысль к Ладу, Ольге и Инге. Она не могла поверить, что Лад не был её ровесником — даже сейчас, когда это стало очевидным.

— Это сложно принять, — помедлив, проговорила она.

— Легче, когда ты видишь, как одна из них не взрослеет.

Лизавета бросила на Добрыню быстрый взгляд.

— Вы об?..

— Инге, — подсказал он. — Она выглядела точно так же, когда я был ребёнком. Помню, как она иногда проносилась мимо нашего дома: платье развевается, две дурацкие косички за плечами. Мальчишки с удовольствием с ней играли, она казалась своей, как кажутся все девчонки до поры до времени. Меня, правда, с собой не брали — я тогда ещё слишком мелким был.

— Вы? Мелким?

— Мне лет пять было, а она уже тогда выглядела на тринадцать.

Сейчас Инге можно было дать примерно пятнадцать лет.

— И что с ней случилось?

— Не знаю, — Добрыня разочаровал Лизавету. — Я же говорю, что был в те времена совсем ребёнком. Помню, в какой-то момент она исчезла с улиц. Её родители уехали из деревни всего через пару недель, даже заходили к моим попрощаться. Но почему они вдруг решили всё бросить…

Похоже, ему, как и Лизавете, приходилось лишь строить догадки. Хотя кое-что она теперь знала точно: если Инга оказалась частью Нави, значит, примерно в пятнадцать лет она умерла — судя по всему, на том самом озере, куда теперь предстояло отправиться самой Лизавете.