Жемчужный узел

12

Лизавета не знала, что именно сказала в тот день Ольга, но с тех пор Инга проводила с ней едва ли не всё свободное время. Не всегда это было приятно: острый язык Инги не сточили бы и водопады. Но самое худшее — её присутствие мешало Лизавете как следует изучить дом и найти… ну, например, записи Лада о том, как тут всё устроено.

Хотя, положа руку на сердце, Лизавета с трудом могла представить, как Лад вёл бы дневник или скрупулезно составлял энциклопедию посмертной жизни, а если и воображала нечто подобное — каждая фантазия заставляла её посмеиваться. Увы, скорее над собой, чем над Ладом.

Прошло всего три дня с момента её появления в подводном тереме, а она уже начала сомневаться в собственной задумке. Первая обида на Лада и остальных поутихла, а вместе с ней начала угасать и решимость. Вместо неё появились вопросы: она что, правда подумала, что маленькая купчиха, чей жизненный опыт заканчивался на покупке платьев с подружками, могла сбежать от водяного, которому было — сколько, сто лет? Да даже если и пятьдесят: это всё равно почти втрое больше, чем стукнуло Лизавете. Втрое больше знаний, изворотливости и обманов.

Иногда она начинала думать, что на самом деле Лад всё заранее спланировал. Он мог специально подружиться с ней, втереться в доверие, чтобы после ей стало труднее сбежать. Он мог заранее подготовиться и убрать из терема всё, что могло подсказать Лизавете способ побега. Он мог даже специально подговорить Ольгу и Ингу, чтобы они стали при глупой девчонке сторожевыми псами. Или не мог?

Сидя в зелёной гостиной с книгой на коленях, Лизавета нет-нет — да поглядывала на устроившуюся напротив Ингу. Та задумчиво листала какой-то старый томик и не обращала на Лизавету внимания, позволяя изучать себя, сколько душе угодно. Лизавета и изучала, каждую встречу пытаясь понять, что представляет собой младшая мавка. На первый взгляд, она была вспыльчивым язвительным подростком, но в действительности всё было намного сложнее. Книги, которые читала Инга, её умелая осторожность в словах, даже рассказы Добрыни подсказывали: в этой реке прячется двойное, глубокое дно. Увы, у Лизаветы никак не получалось его нащупать.

— Если хочешь что-то спросить — говори, — не поднимая головы, произнесла Инга, перелистывая очередную потемневшую от времени страницу.

На губах её играла улыбка, что Лизавета сочла добрым знаком. Успех в разговоре с Ингой наполовину состоял из того, чтобы предугадать её настроение. Если повезёт, можно узнать много нового о чудесном подводном мире — так Инга подтвердила догадки Лизаветы о том, что все подводные обитатели в прошлом были людьми. А если не повезёт, можно увидеть, как Инга закатывает глаза в ответ на вроде бы невинный вопрос — например, о том, как именно Мать-Природа решает, кому стать водяным, кому мавкой, а кому русалкой. Когда Лизавета спросила об этом, Инга, помнится, лишь равнодушно пожала плечами: «Просто знает, что тебе нужно», — и поспешила зарыться в очередной книге.

— А ты не рассердишься, если я поинтересуюсь, сколько тебе лет?

— А я похожа на кисейную барышню, которая считает вопросы о возрасте оскорблением? — Инга усмехнулась, стрельнула в Лизавету взглядом. Та в растерянности заморгала, и мавка смягчилась. — Спросить-то можешь, но я тебя разочарую: не помню.

— Не помнишь? — от удивления повторила Лизавета.

— Ага, — Инга отложила томик в сторону. — Когда понимаешь, что будешь жить вечно, перестаёшь так уж пристально следить за временем. Какая разница, десять лет прошло или двадцать, если каждый год было одно и то же?

— Добрыня говорил, что помнил тебя ребёнком.

Неожиданно Инга расхохоталась — Лизавета вздрогнула от резкого звука.

— Ох, Добрыня… — мавка покачала головой. — Да, я знавала его при жизни. Не очень хорошо: в детстве разница в пару лет ощущается пропастью, и для меня он был несмышлёнышем. Представляешь, каково мне видеть его теперь, когда из нас двоих ребёнком осталась только я?

— Да, об этом…

Лизавета замялась. Она не могла толком сформулировать то, что хочет сказать. Вместо слов было смутное ощущение неправильности от того, что прожившая не меньше полувека Инга смотрела на неё из нескладного, долговязого подросткового тела.

— Хочешь узнать, каково застрять в своём пятнадцатилетии?

Лизавета быстро кивнула. Благостное настроение Инги могло продлиться недолго, так что лучше было бы, ответь та поскорее — но она не ответила.

Ни с того, ни с сего, Инга вскинула голову, будто прислушиваясь к чему-то. Лизавета не различала и звука, в то время как мавке кто-то словно бы шептал на ухо: она молчала, не двигалась, хмурилась с каждым мгновением всё сильнее.

Вскочила:

— Мне нужно идти.

— Что? Куда?..

Но Инга даже не обернулась на Лизавету, рванув к выходу. Та могла только, вытянув шею, наблюдать, как силуэт в белом платье пронёсся сквозь череду гостиных и мановением руки распахнул тяжёлые двери наружу. Вот они захлопнулись с грохотом — и Лизавета осталась один на один со своим неведением. Она не сомневалась: вернувшись обратно, Инга никак не объяснит свой внезапный порыв.

Однако случившееся можно было использовать.

Оправившись от первоначального изумления, Лизавета с удовольствием осознала, что осталась под водой одна. Лад за все прошедшие дни так и не почтил их вниманием, Ольга большую часть времени жила на поверхности, заглядывая лишь на ужины, а Инга только что стремглав унеслась в неизвестном направлении. И на неизвестный срок, так что нужно было поторопиться.

Теперь уже Лизавета, подхватив юбки, метнулась в противоположную часть дома. В первый день она так и не успела обследовать правое крыло, и с тех пор подобной возможности ей не представлялось — они с Ингой не заходили дальше столовой, следующей сразу же за карточной комнатой. А ведь именно в этом крыле, судя по всему, находились комнаты Лада, Ольги и самой Инги: спальни рядом с той, что была отведена Лизавете, всё это время оставались пусты.

Признаться, ей было неловко при мысли о том, что придётся копаться в чужих вещах. Лизавета чувствовала, что таким образом предаёт доверие подводных обитателей, впустивших её в свой дом, составлявших ей компанию и заботившихся о ней. Но она понимала: никто из них по доброй воле не раскроет секрет, не поможет вернуться обратно в город, к отцу. Если она хотела выбраться, то нужно было наступить на горло собственной совести и взять дело в свои руки.

Подтверждение своим догадкам — а вместе с ним и волну уверенности, необходимой ей сейчас, как никогда — Лизавета нашла за первой же дверью, ведущей из столовой. За ней обнаружился тёмный коридор, точная копия того, что вёл к её собственной спальне. Ковёр на полу, одинаковые безликие двери, неясные картины на стенах — всё выглядело привычным. Лизавета даже не удивилась, когда в первой же попавшейся комнате увидела знакомый комод, ширму, кровать. Впрочем, на мебели сходство с её спальней заканчивалось.

Для начала, в этой комнате было не убрано. Ширма оказалась отодвинута подальше к стене, одеяло на кровати лежало комом, подушки почему-то разместились в изножье, а не изголовье ложа — словно хозяин комнаты предпочитал спать вверх ногами. Хотя вот прикроватная тумба была там, где положено, и выглядела, словно ею недавно пользовались: на ней стояла ещё тёплая полупустая чашка.

В том, что Лизавета наткнулась на комнату Инги, можно было не сомневаться. Ольга точно не оставила бы после себя такой бардак, что же касается Лада… ну, он вряд ли бы бросил рядом с подушкой раскрытую книгу. Ведомая любопытством, Лизавета прошла вглубь комнаты и взглянула на первую же попавшуюся страницу. Взгляд выхватил несколько строк:

«Но судьба судила иначе, и пусть все, кому доведется прочесть эту повесть, обратят внимание на то, как часто в течение нашей жизни зло, которого мы всего более страшимся и которое, когда оно нас постигло, представляется нам верхом человеческих испытаний, — как часто это зло становится вернейшим и единственным путем избавиться от преследующих нас несчастий». 5

Нет, ерунда какая-то, — Лизавета покачала головой. Если кто-то и находил пользу в своих злоключениях, то её это точно не касалось. От чего её могло избавить пребывание в Нави? При мысли об этом Лизавета невольно поёжилась и поспешила выйти из спальни Инги. Ей нужно было поторапливаться, если она рассчитывала осмотреть все комнаты — а в этой явно никаких тайн не хранилось.

За дверью напротив секретов тоже не нашлось. В этой спальне словно вовсе никто не жил: постель была идеально заправлена, на столе не лежало ни книги, ни каких-либо записей. Единственным признаком того, что у комнаты был хозяин, оказался приоткрытый шкаф — сквозь тонкую щель Лизавета углядела край висевшего внутри платья, вероятно, принадлежавшего Ольге.

Казалось бы, вот кто мог вести полезные для Лизаветы записи! Но, выдвинув несколько ящиков письменного стола, она убедилась: если Ольга и хранила сведения о Нави, то точно не здесь. Оно и не удивительно — всё же старшая мавка большей частью жила в избе на поверхности. Увы, выбраться туда пока не представлялось возможным.

Оставалась одна надежда: комната Лада. Внутри Лизавета ожидала увидеть тот же хаос, что предстал перед ней в спальне Инги, но оказалась приятно удивлена. Вещи на столе Лада были не свалены, а аккуратно разложены Их было совсем немного: подсвечник с не до конца прогоревшей свечой, несколько баночек с травами — Лизавета поднесла одну к кончику носа и поморщилась от опостылевшего аромата ромашки, — и, неожиданно, списки покупок. Похоже, продукты в тереме появлялись всё же не по волшебству.

Внутри стола обнаружились другие записи, связанные с ведением хозяйства: какие-то цены, подсчёты. Лизавета не стала утруждать себя тем, чтобы в них разбираться — и так было ясно, что бумаги касаются прозаичной, а не мистической части здешнего быта. Ей следовало догадаться, что никто не составляет перечни похищенных купеческих дочерей и описания ритуалов для обмана Матери-Природы.

Лизавета прикрыла глаза, тяжело опёршись о пустой прикроватный столик, который также не забыла обследовать — с тем же успехом. Она понимала: было наивно предполагать, что выбраться из Нави будет так же легко, как в неё попасть. У сказочных молодцев, вон, тоже сразу не получалось.

Вздохнув, она быстро оглядела комнату, убеждаясь, что не оставила никаких следов своего пребывания, и вышла обратно в коридор. А затем замерла, когда свет из спальни Лада выхватил из мрака ещё одну дверь — прямо напротив. Её словно нарочно вытесали из более тёмного дерева, чтобы сделать как можно более незаметной. Чтобы кое-что скрыть.

— Ну, с Богом, — Лизавета повернула ручку.

По другую сторону двери оказалось что-то вроде приёмной, как у отца в конторе. Помещение было небольшим, из всей мебели — лишь приземистый диванчик. Любоваться посетителям предлагалось висевшей на стене картиной, изображавшей пасторальный пейзаж, напомнивший Лизавете о Карасях — деревне, не озере.

Однако она не стала задерживаться, осматриваясь и разглядывая вещи, очевидно для этого предназначенные, а толкнула следующую дверь. Про себя Лизавета разве что не молилась, чтобы та оказалась не заперта. И ей повезло: дверь поддалась, впуская незваную гостью в заветный кабинет.