Жемчужный узел

22

— И как проходит ваше… дознание? — Лад замялся, подбирая слова.

Минул ещё один день. Время, до сих пор подобное стоячей воде, вдруг понеслось бурной рекою — Лизавета не успевала считать, сколько прошло с гибели Сбыславы. Порой казалось, она узнала обо всём только вчера, а порой — что минула целая вечность. Целая вечность, за которую они с Ярославом ничего не смогли понять.

Не смогли или не захотели?

— Лизавета? — Лад напомнил о себе нетерпеливо, словно она молчала уже давно — хотя может, так оно и было.

В последнее время Лизавета часто погружалась в себя. По неясным причинам она чувствовала ответственность за Сбыславу — казалось жизненно необходимым найти её убийцу, добиться справедливости для этой безвольной девочки. Поэтому Лизавета так надеялась, что окажется права насчёт Неждана. Поэтому так спешила разузнать новые подобности. Поэтому сейчас за завтраком старалась не смотреть на Ольгу и Ингу, вдруг очутившихся под подозрением.

— Да так, — пробормотала она негромко, надеясь, что Лад отстанет, услышав её затравленный голос.

— Как — так? — увы, он не понимал намёков — или не хотел понимать.

Порой Лизавете казалось, что Лад меняет маски, когда ему выгодно. Может стать дурашливым мальчишкой, не различающим оттенки чужого голоса. А может — властным водяным, вдруг вспомнившим, что ему вообще-то не меньше ста лет.

— Паршиво, — Лизавета отложила вилку на стол и устало посмотрела на Лада. — Я думала, во всё виноват Неждан. Ты его не знаешь, это мужчина, который приехал в деревню в тот же день, когда тут появилась я. Мы не особо поладили, и я подумала, что он мог…

Она всё ещё избегала слова «убийство», а потому лишь вздохнула.

— Но я погорячилась. У нас нет никаких доказательств того, что это было он, а Ярослав… — Лизавета запнулась, заметив, как изменились взгляды Лада и Ольги. — Он верит Неждану. Говорит, что чувствует, будто тот сказал нам правду. Мы думаем, что Неждан в худшем случае контрабандист, но не более того.

— Вот как, — произнёс Лад, словно и впрямь понял что-то из неровной Лизаветиной речи. — А есть ещё кто-нибудь на примете?

Лизавета боялась этого вопроса. Ей не хотелось говорить о том, кого рыбаки видели на опушке в тот день, не хотелось признаваться, чьи имена всплыли в сознании, стоило им описать женскую фигуру в светлой одежде.

— Нет, — слово легло камнем на сердце. — Пока нет.

Она опустила взгляд в тарелку, надеясь, что остальные подумают, будто ей всего лишь неловко из-за неудачи. Сработало или нет, но Лад больше ничего не сказал. Зато сказала Инга:

— А давно ты называешь княжича по имени?

К своему ужасу, Лизавета залилась краской.

— Нет, — пробормотала под нос. — Просто было странно постоянно называть его «Ваше Высочество», когда мы стали… союзниками. Странно, неудобно и длинно.

— Хм. Звучит поразительно разумно.

— И всё же не стоит забывать о границах, — Ольга промокнула губы салфеткой. — Мы все можем быть хорошими друзьями, но чем ближе мы становимся, тем большую боль это может принести нам в дальнейшем.

Лизавета подняла голову и с облегчением убедилась, что на Ольгу странно посмотрели также Инга и Лад. Та поджала губы, словно раздражённая необходимостью всё разъяснять.

— Я имею в виду, что Лизавета, сколь бы мы к ней ни привыкли, не принадлежит этому миру и однажды покинет нас. Три года пролетят быстрее, чем нам всем сейчас кажется.

Эти слова не должны были, но всё же иглой пронзили Лизаветино сердце.

— Да, конечно. Нам всем предстоит расстаться, — согласилась она, не в силах скрыть грустные нотки в голосе. — Но я надеялась, что даже после этого мы останемся хорошими друзьями.

— Безусловно останемся! — просиял Лад, однако радость его почему-то показалась Лизавете наигранной и чрезмерной.

Инга звучала на порядок искреннее:

— Обещаю, мы будем вспоминать тебя добрым словом, когда ты уедешь.

«Мы будем вспоминать друг друга, но не видеться», — поняла Лизавета. И это было, как могла выразиться Инга, поразительно разумным предположением: купеческой дочке, и уж тем более купеческой жене, не полагалось разъезжать по деревням и якшаться с местными жителями, а в особенности — со странными людьми, обитающими на отшибе, за околицей. Они были из разных миров, несмотря ни на что.

— Спасибо, — Лизавета улыбнулась Инге. — И прошу меня простить.

— Уже уходишь? — Лад как будто и впрямь удивился. — Но ты не доела.

— Мне хватило, спасибо, — во второй раз благодарность прозвучала натянуто, вымученно, но, возможно, именно этот тон позволил Лизавете наконец беспрепятственно выскользнуть из комнаты.

Ей не хотелось тревожить оставшихся своими непрошенными, неуместными чувствами. Разумом Лизавета понимала, что они так легко говорят о расставании не потому, что не ценят её, а потому, что прожили слишком долго. Им уже приходилось прощаться со своими родными и любимыми — а кем была она? Ещё одной искрой, промелькнувшей, угасшей и быстро забывшейся.

Она должна была относиться к этому так же разумно, и всё же её сердцу стало тесно в груди. Лизавета прижала ладонь туда, где оно неистово билось, и сделала несколько глубоких вдохов, заставляя себя хоть немного, но успокоиться. И чего распереживалась, глупая? До отъезда всё равно оставалось многим больше двух лет.

Чтобы оставить грустные мысли, Лизавете нужно было отвлечься. Она бы хотела, чтобы Ярослав скорее появился в тереме, утянул её опять что-нибудь выяснять и кого-то опрашивать — но тот, как назло, не спешил возвращаться. Лизавете же не оставалось ничего, кроме как бесцельно бродить по сумрачным коридорам, и без того изученным вдоль и поперёк за последние недели. Ноги привели её в холл и повели бы и дальше, в ставшую родной гостиную, но Лизавета заставила себя остановиться. Сегодня не хотелось идти в место, хранившее в себе слишком много воспоминаний.

Вместо этого она свернула в бальную залу. Лизавета бывала в ней лишь однажды, когда впервые исследовала дом. Заходить сюда ещё раз не было смысла — балов под водой не устраивали, комната стояла пустой, холодной и безжизненной, напоминавшей о том, чем по сути является Навь. Вот только сегодня она таковой не была.

— Ярослав?! — выпалила Лизавета от неожиданности.

Он поднял голову от рояля, который, судя по всему, пытался настроить.

— О, здравствуй. Не думал, что меня здесь кто-то найдёт.

— Я не искала, — поспешила она оправдаться. — Случайно зашла.

Ярослав покачал головой:

— Просто так сюда не заходят. От кого прячешься?

Иногда Лизавете казалось, что проницательность — отрицательная черта характера. Она была бы и счастлива уйти от ответа, но знала: Ярослав прочтёт её, как открытую книгу, и не преминет заметить это вслух.

— От всех. От Лада и… остальных.

— А от меня? — он спросил так, будто готов был уйти по первой же просьбе.

— Нет, — она улыбнулась. — Только обещай не напоминать мне о том, что я не принадлежу этому миру.

— Но ты принадлежишь.

Лизавета могла бы пожурить его за неудачную попытку утешить, вот только Ярослав выглядел вполне искренним.

— Ты явно дорога Ладу и Инге, да и Ольге тоже — хотя по ней никогда не скажешь, что она испытывает к тебе тёплые чувства. Да одна твоя помощь со Сбыславой чего стоит! Ты много делаешь для этого мира, Лиза, и он вполне готов тебя принять.

Видя, что с её лица никак не желает уходить сомнение, Ярослав подошёл ближе — так, что Лизавете пришлось чуть запрокинуть голову, чтобы видеть его глаза. Он выглядел ужасно серьёзным.

— Ты же помнишь, что я из тех духов, которые считают неприемлемым любой союз с людьми? Если уж я говорю, что ты кое-что для нас сделала, то это и правда так.

— Я постараюсь поверить.

— Спасибо и на том, — он вернулся к инструменту. — А знаешь, мне кажется, тебе нужно побольше уверенности в себе.

Лизавета пожала плечами, не соглашаясь и не отрицая. Она медленно преодолела разделявшую их комнату — шаги эхом отдавались от голых стен, — и опустилась на пуфик для пианиста.

— Что делаешь?

— Да так, — Ярослав поднял голову, усмехнулся. — Прячусь от тебя за струнами.

— Прости, я ведь тебя потревожила… — Лизавета поспешила вскочить, осознав, что и впрямь ввалилась непрошенной гостьей.

Но Ярослав её остановил.

— Нет, сиди. Ты та часть этого мира, с которой мне нужно научиться встречаться лицом к лицу.

Лизавета нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду.

— Это из-за Сбыславы? Я напоминаю тебе о том, что мы узнали вчера?

Он вдруг выпрямился. Лизавете было впору вздрогнуть, но она застыла под его внимательным, изучающим взглядом. Казалось, Ярослав рассматривает не её, а свою реакцию на неё, свои мысли и чувства, свою неприязнь, теперь обернувшуюся чем-то иным, о чём Лизавета выбирала не думать.

— Я думаю, бальная зала — неподходящее место для таких разговоров, — Ярослав оторвался от Лизаветы и сосредоточился на комнате, залитой мистическим светом. — Она должна слышать лишь светские беседы и музыку, а не откровения и страдания.

Лизавета оглядела залу, толком не видя её. Она чувствовала, что не поспевает за ходом мыслей Ярослава, не вполне понимает, к чему он клонит. Спросить в лоб не решилась.

— Сомневаюсь, что этот зал когда-либо слышал музыку и видывал танцы.

— Мы можем это исправить.

— Что?

И вновь он протягивал ей руку. Лизавета подняла голову, не уверенная, правильно ли толкует жест, но Ярослав выглядел именно как человек, предлагающей малознакомой девушке станцевать без музыки в пустой комнате. Озорство в его глазах скорее подошло бы Ладу, сам же он выглядел непривычно и даже чуждо. Как если бы кто-то, привыкший всегда следовать за разумом, вдруг поддался сердцу.

— Вы потанцуете со мной, Лиза?

— О, даже не знаю, все танцы в моей бальной книжке уже расписаны.

Ярослав лукаво склонил голову набок, как будто поймал её на попытке сжульничать в непонятной игре.

— Но это же странно, — сама не зная, почему, Лизавета понизила голос. — Тут нет музыки, да и вообще…

— Что?

Но у неё язык не повернулся объяснить, почему его предложение неуместно. Тогда пришлось бы рассказать о своей глупой влюблённости в Лада и о том, что она уже обжигалась на чувствах к кому-то из иного мира, а ещё пришлось бы признать эти самые чувства, зарождающиеся где-то глубоко внутри…

— Ладно, — Лизавета опустила голову, сдаваясь. — Давайте потанцуем, Ваше Высочество.

— Ярослав, — мягко поправил он, помогая ей встать. — Для друзей просто Яр.

— А мы уже друзья, Ваше Высочество?

— Решать это — привилегия дамы.

— Вы всегда перекладываете ответственность на других?

— Только когда мне любопытно, что из этого выйдет.

Они не танцевали, а топтались на месте, как дети, которые ещё не познали весь ужас и всю прелесть танцевальных классов. На мгновение это напомнило Лизавете ту сцену на озере — тогда они с Ладом тоже скорее переминались с ноги на ногу, чем танцевали. Тогда, когда он разрушил её глупые девичьи мечты.

— Что-то не так? — Ярослав почувствовал напряжение в её пальцах.

— Нет, — ложь, очевидная ещё более сейчас, когда она была буквально у него в руках. — Просто… вы это называли танцем, Ваше Высочество?