Жемчужный узел

10

Она ожидала встретить у воды Лада, а потому заколебалась, завидев женский силуэт на фоне голубого неба. Ольга стояла, глядя куда-то за вдаль и не шелохнулась, даже когда Лизавета приблизилась. Пришлось прочистить горло, привлекая внимание.

— Ты знаешь, — протянула Ольга в ответ своим глубоким певучим голосом, — что духи воды могут почувствовать её где угодно? В капле росы, в одинокой слезе, прокатившейся по щеке?

Лизавета нахмурилась, не понимая, к чему она клонит. Ольга милостиво разъяснила:

— В людях очень-очень много воды. Поэтому ни один человек не сможет подкрасться к кому-то вроде меня или Лада.

С этим можно было бы поспорить, памятуя об изумлённом взгляде, каким сам Лад встретил Лизавету совсем недавно. Однако вместо того, чтобы усомниться в словах Ольги, Лизавета засомневалась в себе: не позволила ли она Ладу в очередной раз обвести себя вокруг пальца?

— Пожалуй, из всех нас лишь духи огня наименее защищены, — не дождавшись ответа, Ольга всё-таки повернулась. — Вероятно, поэтому Мать-Природа наградила их столь разрушительными способностями. Они могут по щелчку пальцев уничтожить этот лес, деревню, при желании — даже осушить озеро, хотя тут надо постараться. Интересно, что бы ты делала, если бы решила пробраться в Навь с помощью одного из них?

Теперь стало очевидным: Ольга сердилась. Хотя до сих пор она обращалась с Лизаветой по-матерински мягко, та не удивилась. Ей подспудно казалось, что Ольга с самого начала была не сказать, чтобы рада её появлению.

— Вы хотите сказать, что мне там не место.

— Я не хочу сказать, а прямо это говорю, — возразила Ольга. — Живых людей не должно быть в Нави: это опасно и для тебя, и для нас.

— Для вас? Почему?

— А почему, по-твоему, мы скрываемся от людей?

Вопрос удивил Лизавету. До тех пор, пока он не прозвучал, существование духов в стороне от человечества казалось ей чем-то естественным, прописанным в самых основах мироздания. Но теперь Лизавета задумалась — а действительно, зачем держаться в тени могущественным созданиям, способным сжигать дотла целые деревни?

— Потому что нет ничего страшнее испуганного человека, — Ольга улыбнулась, столкнувшись с недоверчивым взглядом. — Подумай: что делают люди с тем, чего очень боятся? Что ты сама сделаешь с пугающим тебя пауком?

— Попрошу… — Лизавета не договорила, на лице промелькнуло понимание.

— …убить, — закончила за неё Ольга. — Люди уничтожают всё, что вызывает у них страх и непонимание. Нет, конечно, есть ещё те, кто пытаются всё чужеродное покорить. Но если не получается, всё равно уничтожают.

Лизавета не нашлась, что на это возразить. Она правда искала, но на ум, как назло, шли худшие из возможных примеров. Вспоминались воинственные племена, которые обращали в рабство. Или опасные животные, на которых объявляли особенно ожесточённую охоту. Или насекомые, пойманные и пришпиленные булавками к грубой ткани.

— Стоит твоему отцу решить, что ты здесь в опасности; стоит тебе по возвращении отсюда хотя бы ненароком проговориться, где ты была; стоит тебе самой как следует испугаться и попытаться сбежать… — Ольга покачала головой. — Достаточно одной искры, чтобы испортить всё, что мы построили.

— Обещаю, я…

— Но ты не можешь ничего обещать! — она не повысила голос, но Лизавета чувствовала себя так, будто на неё накричали. — Ты даже не представляешь, что тебе предстоит увидеть, с чем предстоит столкнуться. Как ты можешь быть уверена в том, что наша жизнь не повергнет тебя в ужас? Что она не вызовет отвращения, ощущения такой чудовищной неправильности, что ты захочешь выкорчевать всё, что нам дорого?

— А если я дам обещание? — выпалила Лизавета в ответ. — Такое же, как Лад дал моему отцу? Пообещаю не рассказывать о вас никому, кто ничего не знает?

— Это было бы очень хитрое обещание.

— И что же в нём хитрого?

— То, что все люди и так знают о мавках, русалках и водяных. Вы же рассказываете о нас сказки, пугаете нами детей по ночам.

— Ладно, а если я не расскажу никому, кто в вас не верит?

— Так лучше, — согласилась Ольга. — Но ты уверена, что готова такое обещание дать?

— Да, — Лизавета сама удивилась тому, что не поколебалась с ответом.

Но её поспешность оказалась неожиданно к месту. Черты лица Ольги вдруг смягчились. Улыбка из острой и насмешливой стала доброй, как будто сочувствующей. Так же она улыбалась в то единственное утро, что они провели вместе. Словно тогда уже знала, что появление Лизаветы на озере ни к чему хорошему не приведёт.

— Не нужно. Твоей готовности вполне достаточно.

Вновь отвернувшись, Ольга решительно шагнула к озеру и коснулась ладонью воды. Та сразу пришла в движение — пошла мелкой рябью, как от сильного ветра. Вот только ветра не было.

— Это верный способ, если хочешь призвать духа воды. Прикоснись к ней и подумай о нём. Просто хорошенько представь, и он…

Поверхность озера взорвалась брызгами, являя светловолосую макушку. Лад отряхнулся, словно собака, и широким шагом направился к берегу.

— …тотчас же явится, — договорила Ольга, проводя ладонью над платьем, разукрашенным водою в мелкий горох: оно высохло почти сразу.

— Какой разброс навыков: топить и сушить вещи, — ляпнула Лизавета, и тут же втянула голову в плечи, опасаясь возмездия.

Вопреки её ожиданиям, Ольга лишь усмехнулась.

— Ну что? — Лад, высушив свою одежду, повернулся к ней с вопросом во взгляде. — Что ты думаешь?

Ольга похлопала его по плечу:

— Твоя девочка прошла проверку. Мы проведём ритуал.

Лад выглядел так, будто очень хотел чертыхнуться. Но в присутствии Ольги он всегда вёл себя более сдержанно — как шкодливый мальчишка, за спиной которого стоит строгая, величавая мать. Из-за этого Лизавете казалось, что история, рассказанная им в первый день знакомства, отчасти правдива: Ольга вполне могла вырастить его, помочь освоиться в мире, только не в обычном — в волшебном.

— Ты готова, маленькая купчиха? — теперь эта величавая женщина, бывшая, возможно, древнее леса, простиравшегося на другом берегу, собиралась помочь Лизавете.

Та решительно кивнула, толком не думая: так было проще не испугаться.

— Хорошо. Но должна предупредить: ритуал тебе предстоит не из приятных.

— Мне нужно утонуть, я помню, — вот уж о чём говорить совсем не хотелось.

Ольга, однако, покачала головой:

— Если бы только это.

Она снова вернулась к воде, повторила призыв. Лизавета наблюдала с лёгким недоумением: кого ещё ей понадобилось приглашать?

Оказалось, что Ингу. Она выскочила из озера, недовольно отплёвываясь, и тряся головой, словно в ухо забилась вода. Каждое движение сопровождалось опасным звоном — отирая одной рукой лицо, в другой Инга пыталась удержать сразу два полных стакана. Задача выглядела заведомо провальной, но она каким-то чудом справлялась.

— Нельзя было разом обоих позвать? — поинтересовалась она, втюхивая посуду Ольге. — Или Ладу всё дать?

— Нельзя, — отрезала та, заставив Ингу умолкнуть, теперь неудовольствие её выражали лишь скрещенные на груди руки. Взгляд, однако, не казался расстроенным или обиженным — так и шнырял вокруг, перескакивал с Лизаветы на Лада, наполняясь всё большим интересом.

Было похоже на то, что Инге не рассказали о решении Лизаветы. Только этим объяснялось, почему сейчас губы её сложились в удивлённое «о».

— Так ты, выходит, станешь одной из нас?

— Надеюсь, не совсем, — Лизавета нервно усмехнулась: вероятность превратиться в русалку ей претила.

— О-о-о-о, — теперь Инга действительно издала этот звук. — Вы собрались обмануть Навь?!

Лад поморщился:

— Давай, прокричи это погромче.

Инга ухмыльнулась. «Нет уж», — отчётливо читалось в её хитром прищуре. Деловито подобрав юбки, она шагнула в сторону редкого леса, устроилась у его кромки на траве и, прислонившись спиной к одному из деревьев, уставилась на берег, словно на сцену.

— Вы продолжайте, не обращайте на меня внимания.

Лизавета резко отвернулась. Ей не нравилось, что важный момент в её жизни стал для Инги поводом поразвлечься.

Ольге, впрочем, не нравилось тоже.

— Мне казалось, мы это уже обсуждали, — проговорила он вкрадчиво. — Смерть, чья бы она ни была, требует уважения.

— Так ваша девчонка вроде бы умирать не собирается.

— Тем не менее, она встанет на порог Нави. Для человека это опаснее, чем выскочить перед несущейся во весь опор лошадью. Поимей совесть: встань и помоги либо уйди и не путайся под ногами.

Вопреки надеждам, Инга выбрала первое.

— И что же мне делать?

— Подержи, — Ольга вернула ей стакан с чем-то мутным, второй же, с прозрачной жидкостью, протянула Лизавете. — А ты умойся этой водой.

Лизавета решила не задавать лишних вопросов и не пытаться спорить. Щедро плеснув водой на пустую ладонь, она с послушным тщанием отёрла лицо, шею — всё, до чего смогла дотянуться.

— Выплесни остатки на голову. Лишним не будет.

— Зачем это? — как ни странно, вопрос задала Инга.

— Чтобы Навь её приняла, — откликнулась Ольга так, будто это что-нибудь объясняло. Инга и Лизавета уставились на неё с одинаковым недоумением. — Вы же помните сказку про Бабу-Ягу? Хотя, конечно, помните, о чём это я…

Она улыбнулась, словно мысль о юности Лизаветы и Инги была чем-то очень приятным.

— В сказках Баба-Яга всегда кормит и моет молодца, отправившегося в путешествие за своею царевной. Но знаете ли вы, почему она это делает? — Ольга выдержала гнетущую паузу. — В действительности избушка Бабы-Яги стоит на границе между Явью и Навью. За ней пролегает мир мёртвых, в котором царевичу нет места. Но его можно спрятать: сделать так, чтобы он пах, словно мертвец. Поэтому она умывает его мёртвой водой и кормит мёртвой едой. Если бы Яга этого не сделала, на царевича напали бы, стоило ему переступить порог её избушки. И напал бы кто-нибудь похуже Кощея.

Лизавета сглотнула и уже без сомнений опрокинула на себя содержимое стакана. Вода живо побежала за шиворот и по лицу, заставляя закрыть глаза.

— Лучше не открывай, — неожиданно посоветовала Инга.

— Почему?

Вместо ответа из рук Лизаветы забрали опустевший стакан и сунули следующий. Лизавета не успела разглядеть, что в нём было, так что с опаской взвесила ёмкость в ладонях. Тяжёлый…

— Тебе нужно всё выпить, — наставляла Ольга.

— Залпом, — добавила Инга.

Почему-то Лизавета почувствовала, что к ней следует прислушаться.

Не открывая глаз, она глубоко вдохнула, словно собиралась нырять уже сейчас, и поднесла стакан к губам. Невольно помедлила — мысль о том, что внутри может быть отрава, промелькнула на грани сознания, но тут же была засунута куда-то подальше. Лизавета запрокинула голову и выпила то, что велели.

Закашлялась тут же. Жидкость оказалась отвратительной на вкус, отдающей плесенью. Густая, она как будто связала язык, заполнила глотку — горечь засела глубоко внутри и никак не хотела уходить. Лизавета ощущала её послевкусие при каждом вдохе, при попытке заговорить.

— А можно запить? — просипела она, подозревая ответ.

— Нет, — отрезала Ольга. — Но не волнуйся, скоро станет не до того.