Жемчужный узел

19

— Пожалуй, я должен извиниться.

Лизавета не сразу поняла, что услышала. Отчасти потому, что была поглощена собственными мыслями: она едва произнесла хоть пару слов с тех пор, как они вышли из спальни Сбыславы и поднялись на берег реки. Он вновь поразил своим равнодушным спокойствием — мир менялся прямо на глазах Лизаветы, но вместе с тем внешне умудрялся оставаться всё тем же.

— Что? — она оторвала взгляд от раскидистой сосны впереди.

— Я должен извиниться, — терпеливо повторил Ярослав. — За то, что сразу посчитал вас виновной и устроил не самый приятный опрос. Вы были правы: я слишком предвзят.

Она могла бы самодовольно усмехнуться сейчас, но уголки губ отказывались приподниматься после увиденного. Вместо этого Лизавета нахмурилась ещё сильнее:

— Вы это всерьёз?

— Всерьёз, — его, похоже, не раздражала её подозрительность.

— И вы верите, что я невиновна? — молчаливый кивок. — Почему?

— Я видел вас рядом с девочкой — то, как вы себя повели… этого оказалось достаточно.

— Вдруг я просто хорошая актриса?

— Нет. Актриса из вас отвратительная.

Лизавета всё-таки смогла скривить губы. Забавно, что похожие на оскорбления слова Ярослава в нынешних обстоятельствах оказались сродни комплименту. Пусть лучше она будет проста и безыскусна, нежели жестока.

— Спасибо.

Он хмыкнул.

— Думаю, я должен вам больше, чем извинения на словах. Не откажете ли мне в чести преподнести вам небольшой подарок?

Она недоверчиво поглядела на протянутую Ярославом руку.

— И куда вы хотите отвести меня на этот раз?

— Это секрет, — в его голосе неожиданно прорезалась улыбка. — Но обещаю, что не причиню вам вреда. Ни во время нашего маленького путешествия, ни когда бы то ни было, пока вы у нас в гостях.

— Не думаю, что для вас разумно давать такие обещания. Вдруг я всё же окажусь убийцей?

— Не окажетесь, — Лизавета не понимала, откуда в нём было столько уверенности. — Я вижу вас, Лиза. Я правда вас вижу.

Их взгляды встретились, и Лизавета вдруг обнаружила, что даже мёртвенно-бледные глаза могут быть яркими и живыми. Ярослав смотрел на неё так, как будто и впрямь верил ей, и более того — доверял. Словно увидел в ней нечто, чему до сих пор не придавали значения ни вся её семья, ни Лад, ни она собственной персоной.

Сама того не заметив, Лизавета вложила свои пальцы в его. Этот жест с каждым разом становился всё более естественным, привычным. Значило ли это, что всё происходящее было предначертано, что всё было правильно? Может быть, она должна была оказаться на озере, обжечься на лжи Лада, пережить убийство прямо у себя под носом и Бог весть что ещё — просто чтобы встретить Ярослава?

«Нет», — мысленно покачала она головой. Конечно, это невозможно: в ней просто говорят чувства, волнение, не угасшее после визита к русалкам. Ярослав лишь оказался рядом, как когда-то был Лад. Это не значила ничего особенного, уверяла себя Лизавета. А потом позабыла собственные мысли, когда магическое марево перед глазами рассеялось, и она поняла, куда Ярослав выбрал её привести.

— Море? — вопрос прозвучал глупо, ведь спутать побережье с любым другим местом было невозможно.

Гадая, с чего бы Ярославу приводить её сюда, Лизавета сделала шаг вперёд. Песок, словно одеяло, обволакивал ступни, не давая идти быстро, заставляя прочувствовать природу в мельчайших её тонкостях: от солоноватого воздуха до размеренного, успокоительного шума прибоя.

— Мне показалось, вам стало нехорошо там, в спальне, — послышался сзади голос княжича, вторящий равномерному шороху накатывающих на берег волн. — А я всегда считал, что морской воздух благотворно влияет на здоровье.

Он не знал, не мог даже подозревать, что Лизавета никогда не бывала на побережье. Для неё это было всё равно, что попасть в волшебную страну — только доступную здесь, на земле, без опасностей и мучительных переходов. Зачарованная, она лишь рассеянно кивнула в ответ, подходя ближе к воде, наклоняясь, касаясь её кончиками пальцев. Покраснев, быстро слизнула капли: и правда, солёные! — и рассмеялась коротко, но по-детски звонко, словно забыв о всех тяготах и невзгодах, оставшихся в обыденном мире.

Как можно было думать о смерти, когда всюду, куда глаза глядят, простиралась невероятная синева? Темнеющее небо на горизонте сливалось с морем так, что казалось, скоро в вышине вместо звёзд засияет серебристая рыбья чешуя, а вместо луны безмятежно проплывёт равнодушный к всему мирскому кит. Поддавшись этому ощущению, Лизавета запрокинула голову, словно и впрямь ожидая увидеть небесных обитателей, да так и замерла, окружённая природой и позабывшая о том, что здесь не одна.

А потом по небу вдруг поползли блестящие, переливающиеся всеми цветами радуги пузыри.

Лизавета моргнула, подумав было, что ей мерещится, но они в действительности существовали — разве что плыли не по небу, а прямо у неё перед носом. Протянув руку, она острым ноготком лопнула один из них: пузырь разорвался, усеяв её палец мелкими брызгами, и Лизавета невольно ахнула. Может, она и впрямь попала в другой мир?

Могло показаться странным, что после всех приключений подобные мысли возникли у неё именно здесь. Вот только подводный мир, на словах звучащий чем-то невероятным, слишком напоминал Лизавете те места, где ей приходилось бывать в обычной жизни. Здесь же в пору было поверить, что спишь.

— Неужели никто с озера не показывал вам подобные фокусы?

Она резко выпрямилась, обернулась, чувствуя, как жар приливает к щекам.

— Нет… — Лизавете остро хотелось отвести взгляд: надо же, повела себя, как несмышлёный ребёнок — и при ком? При вечно собранном, насмешливом княжиче!

— Признаться, я удивлён, — он поравнялся с ней, задумчиво посмотрел на море. — Это было едва ли не первое, что я освоил, став водяным. И что показывал всем, кто присоединялся к моим владениям в Нави.

— Я ни к чему не присоединилась, — резонно заметила Лизавета.

— Разве? А, по-моему, Лад уже считает вас частью семьи. Поверьте, он не кинулся бы так рьяно защищать вас от меня, если бы мысленно уже не взял вас под крылышко.

Слово «крылышко» прозвучало в устах Ярослава неожиданно, неправильно. И оно, и его игра с мыльными пузырями, и само это место рушило сложившийся у Лизаветы образ морского княжича, высокомерного аристократа, важного следователя и противника всех людей, умудрившихся каким-то образом проведать о существовании иного мира.

— Зачем вы меня сюда привели?

— Я же говорил: в качестве извинений.

— Да, но почему именно сюда? До сих пор вы вели себя так, словно «извинения» для вас — это осыпать девушку безделушками и отвести в кофейный дом.

— Вам хочется, чтобы я угостил вас фруктами и пирожными?

— Нет, а вы меняете тему.

Он рассмеялся.

— Мне нравится, как вы меня подлавливаете.

Ни один мужчина из тех, кого Лизавета знала до Нави, ни за что бы так не сказал. Там, в городе, в обществе, все мечтали выглядеть умнее, важнее, образованнее, чем являлись на самом деле. Никто не смеялся над собой — только над другими, украдкой. Всё было сложно и пусто.

— Вы так и не ответили.

— Потому что вы просите меня открыть вам душу.

— О, простите…

— Мне не нравится, что мне и самому этого хочется.

Нет. Нет, ей показалось. Послышалось. Ей точно померещились эти нотки в его глубоком, словно омут, голосе. Он не мог намекать на то, что испытывает к ней какие-то чувства. Она не могла в это не то что поверить — ей строжайше было запрещено даже думать об этом, ведь ей хватило истории с Ладом, который вполне очевидно видел в ней запутавшуюся девчонку или, в крайнем случае, друга…

— Это моё море.

Лизавета хотела переспросить, но побоялась, что интонации выдадут её мысли, а потому лишь бросила на Ярослава вопросительный взгляд.

— Я же морской княжич, помните? Вот это море принадлежит мне, оно — мой дом и моя ответственность. Сюда я прихожу, когда наконец-то покончено со всеми делами, когда я могу больше ни о чём не думать, а просто… быть. Нам ведь довольно редко предоставляется такая роскошь, что скажете?

— Да, — не задумываясь, протянула Лизавета. — Довольно редко.

Она гадала, что Ярослав вкладывает в это своё «быть». Для неё оно означало — не притворяться, не пытаться угодить, не подстраиваться. Хотя совсем недавно она и не задумывалась о том, что делает нечто подобное. Собственная жизнь казалась ей сказкой, а необходимость постоянно прислушиваться к отцу и «гласу рассудка» виделась платой за безопасность, спокойствие, уверенность в завтрашнем дне. Всё рухнуло, когда Лизавета начала понимать: в Нави, окружённая непониманием, столкнувшаяся со смертью лицом к лицу, оказавшаяся подозреваемой в убийстве, она чувствовала себя в разы более живой.

— Боюсь, нам пора идти.

— Куда? — Лизавета вскинула на Ярослава взгляд, надеясь, что он не заметит в нём скрытой мольбы: «Давайте останемся, давайте повременим».

— Обратно на озеро. Если я верну вас слишком поздно, мне достанется от Лада, — княжич хмыкнул, заметив в глазах Лизаветы понятный скепсис. — Не думайте: статус княжича не отменяет того, что на землях озера Лад — первый господин.

— И что же, он может вас даже выгнать?

— Да, и с удовольствием бы это сделал. Но он понимает, что если прогонит меня сейчас, то в следующий раз к нему явится сам князь — а этот визит будет куда менее приятным.

Слова Ярослава стали пророческими. Стоило Лизавете в сопровождении княжича перешагнуть порог терема, как Лад материализовался рядом — вышел из близлежащей гостиной с таким видом, словно последний час нервно мерил её шагами в ожидании их возвращения.

К чести Лада стоит заметить, что он не приветствовал Лизавету вопросом о том, где она пропадала. Слова эти скорее всего вертелись на его языке, но он сдержался, даже выдавил улыбку.

— А мы вас совсем потеряли — думали, уже за ужин без вас сесть! Вы хоть предупреждайте, когда решаете так надолго пропасть.

Лизавета ощутила укол совести: а ведь и правда, следовало рассказать Ладу о своём плане. Отчего-то она была уверена — он поймёт её желание защитить себя, пускай и таким необычным образом.

Однако возможности поговорить наедине им никак не предоставлялось.

Сначала был совместный ужин, на котором соизволила появиться даже обычно отстранённая Ольга. Мавка взяла на себя обязанности хозяйки: рекомендовала те или иные блюда, поддерживала светскую — а значит, бессмысленную — беседу. Инга всё больше отмалчивалась, и это казалось столь непривычным, что Лизавета подумала: уж не винит ли она себя за случившееся? Ведь будь рядом со Сбыславой Инга, самого страшного могло не произойти.

Лизавета и сама почти ничего не говорила, ни за трапезой, ни позднее в гостиной. Она спряталась за книгой, Инга — последовала её примеру. Лад и вовсе ушёл, сославшись на мнимые дела, а в действительности скорее не желая проводить много времени в компании княжича. Что бы ни говорил последний, а они явно не были дружны.

— Так у вас уже есть догадки, Ваше Высочество? — наконец, Ольга задала единственный вопрос, способный вытащить Лизавету из укрытия книжных строк.