Жемчужный узел

33

Когда Лизавета открыла глаза, был день. Солнце заливало спальню — ту самую, где она провела свою первую ночь в деревне. С тех пор здесь ничего не изменилось: кровать по-прежнему поскрипывала, пол был всё таким же холодным, а с кухни доносились всё те же звуки, будто кто-то грел воду к завтраку.

Она аккуратно села, ожидая почувствовать боль, но та не пришла. Не заныло в висках, не кольнуло там, где шальная пуля пронзила её кожу. Помедлив, Лизавета опустила голову, скользнула пальцами туда, где ожидала отыскать рану. Но и взгляд, и руки её наткнулись лишь на чистую льняную ткань.

Не было не только боли, но и крови, и самой раны. Оттянув ворот рубахи, Лизавета нашла лишь гладкую кожу, какую видела каждый раз, одеваясь поутру. Но сегодня этого не могло быть — она ведь помнила, она чувствовала…

Разум пронзила догадка. Не заботясь о приличиях, Лизавета вскочила с постели и, подобрав юбку, вылетела из комнаты. Кто-то охнул, увидев её, громыхнула посуда в чьих-то руках, но она выбрала не обращать на это внимания. Пронёсшись через кухню и сени, она распахнула дверь приозёрной избушки — и застыла от захлестнувших чувств.

По коже пробежали мурашки, волосы дыбом встали на затылке, дыхание спёрло, а сердце забыло, как биться. Лизавета потерялась в звуках и ощущениях, доселе не виданных. Она слышала, как птицы перелетают с ветки на ветку далеко вверху, как хлопают кажущиеся крошечными крылья. Она чувствовала, как вода в озере идёт мелкой рябью, нежно оглаживаемая ветром, и как возмущается, когда шальная рыбёшка пытается выпрыгнуть из неё. Но ещё сильней она ощущала бег реки в глубине леса, той самой, где жили русалки. Она неслась быстрее любой рыбы, билась о берега и пороги, уносила опавшую пожелтевшую хвою в места, которые Лизавета никогда не видывала. И она звала её за собой.

— Что случилось? — Лизавета резко обернулась, почувствовав присутствие за спиной.

Позади стоял Яр, непривычно тихий и нерешительный. Она впервые видела его плечи опущенными, а глаза — избегающими прямого взгляда. Куда делась прежняя бравада, самоуверенность? Где тот княжич, что посмеивался над ней целую вечность назад?

— Яр, — его имя легло на язык опасным рычанием. — Что. Со мной. Случилось?

Хуже всего было то, что Лизавета знала ответ. Она не помнила ничего после выстрела, но могла представить, что же произошло. Могла вообразить воду, принимающую её тело, успокаивающую жар в ране, обнимающую и укачивающую, погружающую в спасительный сон.

— Я спас тебя, — сказал Яр так, словно сам в это не верил.

Но то была правда. Почему-то Лизавета знала: без него она не стояла бы сейчас на пороге избы, не задавала глупые вопросы, не наслаждалась неожиданным единством с природой, на изменения в которой чутко отзывалась каждая часть её тела.

— Думаю, я должна тебя за это поблагодарить.

— Не нужно было брать тебя на озеро, — невпопад ответил Яр, отвернувшись.

Лизавета склонила голову набок, беззастенчиво разглядывая его. Ах, сколько «не нужно» они совершили, чтобы прийти к такому итогу — к этому моменту, когда Яр не мог смотреть на неё из-за стыда, а она не чувствовала к нему ничего, кроме жалости.

— Без меня Лад бы не стал тебя слушать. Всё могло закончиться намного хуже.

«Закончиться», — повторила она про себя, едва шевеля губами. Неужели её история и впрямь подходила к концу? Вот так, без великих открытий, без спасения мира, без откровений, способных всё перевернуть?

Хотя, один маленький мирок всё же был спасён…

— Где Лад? — подумав об этом, она встрепенулась.

— Спит. Ему тоже не очень пришлось: когда тебя ранили, было нарушено обещание, которое Лад дал твоему отцу.

Точно. Лад ведь обещал её защищать.

— Но теперь всё в порядке?

Яр неопределённо дёрнул плечом:

— Смотря, что значит «в порядке». Но Лад жив, твой отец в последний момент снял с него все обязательства. Он, к слову, рвался бежать за тобой, но я сказал, что будет лучше, если ты сначала поговоришь с кем-то из наших.

— И он согласился? — Лизавета недоверчиво усмехнулась.

— Я был… убедителен.

Она ожидала увидеть отца привязанным к лавке, но всё оказалось куда прозаичнее: он просто сидел за столом, нервно отстукивая ногой мгновения до их встречи. За стуком он не расслышал, как она подошла, и Лизавета замерла на мгновение за его спиной — пальцы застыли над плечом, которое она так и не сжала. Отведя руку в сторону, она прошла мимо и села напротив.

— Лизавета!.. — отец встрепенулся, согбенная спина распрямилась, пальцы потянулись прикоснуться — но разделявший их стол не позволил. — Ты… ты жива.

Понимал ли он, что в действительности произошло с его дочерью? Она бросила быстрый взгляд на Яра, так и оставшегося стоять в дверях сеней. Тот кивнул: отцу объяснили — или, по крайней мере, пытались объяснять.

— Не совсем, — ей казалось, что даже собственный голос зазвучал по-другому, хотя на самом деле изменилось лишь её отношение к отцу. Он больше не казался непогрешимым, всезнающим, бесспорным, приравненным к богу. Он стал в её глазах человеком, и то была утрата, которую им обоим необходимо было пережить. — Теперь я одна из них.

Лизавета оглянулась на Ольгу. Та перестала хлопотать, замерла возле печи, неотрывно глядя на людей за столом. Хотя, человек там был только один.

— Ты пытался убить моих друзей.

В его взгляде отразилась вся боль низвергнутого божества.

— Я лишь хотел защитить тебя, — слова казались такими никчёмными и бессмысленными, и он сам это слышал. — Я должен был тебя послушать.

Она кивнула, соглашаясь. Взгляд её рассеянно бродил по его лицу: отец постарел за этот день так, как не успел за последние семнадцать лет. Меж бровей пролегли глубокие морщины, уголки глаз опустились, вечно вскинутый подбородок ослаб. Лизавета не знала, правда ли он так изменился или только в её глазах.

— Да, должен был, — несмотря на жалость в сердце, она согласилась. — Но отчасти я понимаю, почему ты так поступил.

Она ведь тоже не послушалась Лада, много-много раз. Пошла против него в Навь, сблизилась с Ярославом, вернулась на озеро, хотя он отрезал его от мира всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Если бы она делала так, как говорил Лад, самого страшного тоже могло не случиться.

— Пообещай мне, что это не повториться.

— Обещ… — как легко отец готов был дать слово!

— Нет, — однако Лизавета не собиралась ничего упрощать. — Не так.

Она протянула над столом тонкую, бледную руку, и отец, который совсем недавно так хотел коснуться её, застыл в изумлении. Он больше не мог притворяться, что его любимая дочурка осталась прежней, потому что прямо сейчас ему предлагала заключить договор не она — водяница.

— Пообещай мне, что больше не вернёшься на это озеро и сделаешь всё возможное, чтобы сохранить его тайну от прочих людей. Что будешь оберегать духов Нави так же, как оберегал бы мою собственную жизнь, если бы та ещё продолжалась. Пообещай… — у неё перехватило горло от одной мысли о том, что она собиралась сделать. — Пообещай, что не будешь сам искать со мной встречи.

— Чт?..

— Пообещай.

В её голосе зазвенел лёд, и отец наконец-то услышал. Ему ничего не предлагали, с него требовали плату за всё.

— Обещаю, — его пальцы показались Лизавете обжигающими. — Всё, что ты сказала до этого, я всё из этого сделаю.

Мгновение ей казалось, что отец попросит что-то взамен. Его рот дрогнул, словно готовый произнести какие-то слова, совершить ошибку. Но в итоге он не издал больше ни звука, и за это она была ему особенно благодарна.

— Спасибо, — губы растянулись в улыбке. — Правда, спасибо.

— Нет, — он покачал головой. — Не за что. Я делаю то, что сделал бы любой отец. Защищать тебя — мой долг, и если из-за этого я больше не увижу тебя… Что ж, возможно, я это и заслужил.

«Возможно», — так и не сказала она.

Лад не спал, когда она вошла в дальнюю комнату. Он смотрел в окно на проплывающие в вышине облака — она проследила за его взглядом и с изумлением поняла, что не просто видит, но чувствует их. Облака были водой неба, паром, готовым излиться на землю благословенным дождём.

— Удивительно, правда? — конечно, Лад ощутил её присутствие.

Она прошла вглубь комнаты, помедлив, опустилась на край постели. Лад, не глядя, нашёл её руку и мягко сжал в знак то ли приветствия, то ли благодарности. От прикосновения по телу разбежалось тепло.

— Что удивительно? — спросила она, пускай и догадывалась, что он ответит.

— Удивительно, как всё получилось, — Лад наконец отвернулся от окна. — Ты спасла мне жизнь, хотя это я обязался тебя спасать.

— Ты и спас, — слова вырвались сами собой, и только тогда она поняла: то была кристально чистая правда. — Сам подумай, что было бы со мной, если бы я не оказалась на озере?

— Ты была бы жива.

— И жила бы чудовищную, никому не нужную жизнь. Вышла бы замуж за человека, которого не любила. Притворялась бы счастливой, потому что так нужно. Делала бы, что велено, и не слушала бы себя, — она покачала головой. — Я видела, как это происходит с другими, и решила, что не желаю себе того же. Больше нет.

— Боюсь, мы просто не оставили тебе выбора с этими дрязгами…

— Но он у меня был. Я могла остаться дома, когда узнала, что отец направляется сюда. Но я представила, что будет дальше, и я приняла решение. Своё собственное, не твоё или Яра, и не смей сейчас у меня его отнимать.

Лад посмотрел на неё долгим, изучающим взглядом. И с каждым мгновением этого взгляда что-то менялось в его лице: ушла хмурость, разгладился лоб, тревога в глазах сменилась знакомым спокойствием.

Он медленно кивнул, принимая за ней право решать. Она чуть крепче сжала его пальцы в ответ, прежде чем отпустить, отстраниться.

— Неужели ты научился ко мне прислушиваться?

— Ты бы себя видела! — Лад фыркнул, становясь собой прежним: легкомысленным и шутливым. — Теперь любой побоится тебе слово против сказать.

— Это хорошо. Потому что я решила ещё кое-что… — она не договорила, надеясь, что он опять всё поймёт. Но Лад лишь вопросительно глядел на неё в ожидании продолжения.

«Последнее испытание, да?» — подумала она, не уверенная, к кому обращается: к себе ли, к Матери-Природе, к Богу-Отцу. Конечно, никто не откликнулся.

— Как ты наверняка заметил, я больше не человек.

Лад снова кивнул, словно нарочно не давая ей передышки.

— Когда я поняла, кем стала, то подумала, что Мать-Природа связала меня с тем же озером, что и вас с Ольгой. В конце концов, я ведь там умерла, — произносить это было странно: казалось, она говорит о ком-то другом. — Но похоже, всё работает не так.

Глаза Лада едва заметно расширились: он всё понял. Мать-Природа всегда давала своим детям то, что им нужно, а не то, чего они жаждали.

— Я водяница, Лад. Не мавка или русалка, а хозяйка собственной вотчины. Мне досталась река, я чувствую это каждой своей частицей — как она зовёт меня.

— И ты пойдёшь ей навстречу?

Она улыбнулась, и в этой улыбке было поровну радости и сострадания.

— Да. Она тянется так далеко, Лад, как я никогда не уезжала. Я чувствую, как она опоясывает землю, как кормит и поит живущих по оба берега, как соединяется с морем… и как бежит вот в этом лесу. Почему русалки никогда не уплывали отсюда, Лад? Они ведь могли.