Жемчужный узел

15

Конечно, один разговор не мог всё решить — решило время. Оно отсчитало десятки неловких бесед за завтраками, совместных вылазок в деревню, уютных вечеров в тишине зелёной гостиной и одно осознание: Лизавета сама не заметила, как перестала вновь и вновь возвращаться к мыслям о смерти.

Поначалу это давалось ей нелегко. Она помнила, как оцепенела при виде тонущего рыбака, как даже не попыталась его спасти — и оттого мучилась угрызениями совести. Ольга и Лад пытались объяснить ей, что даже если бы они вытащили мужчину из воды, несчастья случались бы с ним снова, и снова, и снова, пока смерть не догнала бы того, кто пытался от неё убежать. Лизавета не слушала. Лизавета пряталась в своей спальне, Лизавета подолгу сидела у окна, обнимая колени, Лизавета корила себя, а потом выходила из комнаты и притворялась, что всё в порядке. Постепенно притворство стало правдой.

Но нельзя было сказать, что всё вернулось на круги своя. Иногда Лизавета замирала, глядя на озёрное дно за пределами защитного купола. Отныне оно казалось ей зловещим и опасным, а сад умирающих без воды водорослей — жутким и стылым. Или Лизавета лишь избавилась от иллюзий и стала видеть Навь такой, каковой та и являлась.

Конечно, она не могла написать об этом отцу. Скрепя сердце, Лизавета врала в своих письмах — о том, что с ней всё хорошо, что она по-прежнему живёт на постоялом дворе у Добрыни, а дни её заняты безмятежными прогулками и помощью Любаве. Скрывать совсем уж всё не получалось, так что отец знал о существовании Инги и Ольги и об их общении в Лизаветой — хотя полагал его редким явлением. Лизавета пыталась описать мавок и Лада с лучшей стороны, объяснить — они не более, чем защитники природы, и никакой опасности в них нет, но её доводов отец не слушал. Один раз даже усомнился, не опутал ли водяной Лизавету какими-то чарами, и не нужно ли выехать к ней на помощь. Лизавета поспешила успокоить отца и с тех пор его не переубеждала.

Утаивала она и знакомство с русалками. Отчасти — потому что отцу хватало и имеющихся духов, а отчасти — потому что не хотела думать о Сбыславе. Воспоминания о девочке рано или поздно приводили к мысли о том, как именно она могла умереть, и Лизавете не нравилось, что она при этом могла представить. Инге, судя по всему, тоже: она больше ни разу не позвала Лизавету прогуляться к реке, и ту это полностью устраивало. В конце концов, на озере и без того хватало мест, куда можно было отправиться, не разбередив душу.

Одним из них стал дальний край озера с кувшинками, о которых когда-то рассказывал Лад. Инга показала его Лизавете в один из первых сентябрьских дней, и с тех пор они вместе приплывали сюда уже несколько раз. Заплыть далеко, правда, не удавалось — лодка не могла зайти в самые заросли, — приходилось останавливаться у самой кромки «кувшинковой поляны» и любоваться цветами издалека. Впрочем, Лизавете и этого хватало.

О том, что случилось, она узнала именно здесь.

Был ясный осенний день, один из тех, когда ты невольно радуешься и спавшей жаре, и голым ветвям, расчертившим небо паутиной, и жёлтым листьям, укрывшим разом землю и воду. Лизавета перегнулась через борт лодки, подхватила с поверхности озера пожухший листок и подняла его на свет. Солнце безжалостно подсветило прожилки и заломы, но вместе с тем окутало лист потусторонним, волшебным сиянием.

— Что ты делаешь? — лениво поинтересовалась Инга с другого края лодки.

На коленях у неё лежала книга, страницы которой рассеянно перелистывал ветер. Инга, похоже, не прочитала и строчки — взгляд её был направлен в пустоту, дальше усыпавших берег деревьев и того, что скрывалось за ними. Она выглядела так, словно хотела, чтобы кто-то отвлёк её от раздумий.

— То же, что и всегда, — Лизавета разжала пальцы, и листок медленно опустился обратно на воду. — Жду, когда закончится ещё один день.

Она не оставила надежды выбраться с озера раньше оговоренного срока, но пока не знала, как это сделать. Возвращаться к русалкам Лизавета не стремилась, спрашивать у Лада — боялась, не желая нарушить их хрупкую, только что склеенную дружбу. А больше идти было не к кому.

— Мне показалось, тебе начало нравиться в Нави.

— Не сказать, чтобы нравиться, — Лизавета повернула голову туда же, куда и Инга, но не увидела ничего, кроме опустевших крон. — Я просто… приняла здешние правила, как данность? Я не могу бороться с самой природой.

— Почему ты так думаешь? — Инга скосила на неё глаза.

— Это же Природа. Вы её вообще богиней считаете.

— Так в этом и суть. Боги так же, как и мы, принимают решения. И так же, как и мы, должны порой их менять.

— Ты предлагаешь мне… что? Поговорить с Матерью-Природой?

— Ты же разговариваешь с Богом-Отцом.

Признаться, Лизавета не молилась уже очень давно, уверенная, что её судьба больше не зависит от бессмертного старца. Она и не думала, что имеет право обращаться со своими просьбами другому владыке. Владычице.

— А вы ей молитесь?

— Не совсем, — голос Инги больше не казался далёким, взгляд не был устремлён в никуда. — Мы её чувствуем. Это как… Когда приходит пора проводить кого-то в Навь, мы не слышим зовущий нас голос. Но мы ощущаем, что необходимы в другом месте. Словно наше сердце, как рыбу, насаживают на крючок, и тянут в нужном направлении.

Лизавету передёрнуло от такого сравнения, тонкие пальцы невольно легли на грудь. Не хотела бы она подобное ощутить.

— Звучит больно.

— Скорее неприятно, — Инга дёрнула плечом и вдруг спросила, — Ты когда-нибудь влюблялась?

— Что? — от удивления Лизавета несколько раз быстро моргнула. — А это тут при чём?

— Когда влюбляешься, особенно безответно, порой чувствуешь зияющую пустоту где-то в районе сердца. Она словно засасывает в себя всё, кроме мыслей о том, кто на тебя даже не смотрит. Внутри всё ноет и тянет, и это больно — но одновременно так сладко, что ты не уверена, хочешь ли прекратить…

Инга говорила, а Лизавета понимала, что не может отвести от неё взгляд. Она и не думала, что Инга испытывала нечто подобное — а она точно испытывала, ведь иначе просто не смогла бы описать ощущение с такой дивной, пугающей точностью. Лизавета знала об этом не понаслышке: до танца с Ладом она не догадывалась, что её сердце может так сжиматься в груди.

— На что-то такое похоже наше общение с Матерью-Природой. Просто эта боль и нежность направлена не на одного человека, а на всё, что хоть на мгновенье становится частью озера или реки в лесу. Словно сердце пытается вобрать в себя мир.

— То есть, ты чувствуешь всё, что происходит на озере и реке? — такое Лизавета не могла даже представить, равно как не могла вообразить причин, по которым Инга вдруг разоткровенничалась.

— Нет. Только самое важное. И озеро ярче, чем реку — по-хорошему, там однажды должен свой водяной появиться.

«Появиться», — повторила про себя Лизавета. Не прийти, не приплыть, а словно возникнуть из ниоткуда. Так же русалки говорили и про Сбыславу. До сих пор Лизавета не решалась спросить, что это значит. А теперь вдруг подумала — может, была не была? В худшем случае Инга просто привычно уйдёт от ответа.

— А как всё-таки они?..

Но Лизавете не дали договорить. Вода вдруг пошла мощными волнами — лодка опасно накренилась, Лизавета ахнула, вцепившись обеими руками в борта, пальцы Инги сжались на скамье под нею. В следующее мгновение озеро взорвалось брызгами, окатив их обеих с ног до головы, заставив зажмуриться. А когда Лизавета открыла глаза, из воды на них смотрела непривычно мрачная Ольга.

У Лизаветы заныло под ложечкой. Да, Ольга всегда была не особо улыбчива, но то была спокойная серьёзность — как у человека, который повидал слишком многое, чтобы вздрагивать или смеяться по пустякам. Сейчас же губы у Ольги были поджаты, а белёсые глаза казались похожи на пасмурное небо, готовое пролиться ливнем. Что-то случилось.

— Вам нужно вниз. Срочно, — голос Ольги, сдавленный, напряжённый, лишь подтвердил опасения Лизаветы.

Мавка протянула им руки. Лизавета быстро посмотрела на Ингу — та смотрела на ладонь Ольги с неверием.

— Срочно, — повторила Ольга. — Лизавета, возьми меня за руку и держи крепко, что бы ни произошло.

— А что произойдёт?

— Мы перенесёмся под воду, — вместо Ольги ответила Инга. — Помнишь, что я говорила тебе про рыболовный крючок в сердце? Сейчас будет то же самое, только резче.

— Почему мы не можем спуститься в терем, как обычно? Вплавь?

— Слишком долго, — Ольга уже не говорила, а цедила слова.

Лизавете показалось, ещё мгновение — и та сама схватит её за запястье. Скрепя сердце, она всё же положила пальцы в ладонь Ольги. Та схватилась крепко до боли. А потом Лизавету словно захватило волной.

Да, Инга очень похоже описала возможные ощущения. Лизавету и впрямь потянуло куда-то вперёд, сквозь толщу воды — она слышала, как та шумела со всех сторон, словно бурное море билось о скалы, собираясь выйти из берегов. Это продлилось даже не мгновение, а половину или даже треть мгновения, но Лизавете хватило: она полностью потеряла ориентацию в пространстве, перепутала землю и небо. Когда её выбросило из водного купола, она запнулась, сделала несколько шагов вперёд и чуть не упала — но уткнулась носом в чью-то грудь.

— Так-так-так, — произнёс незнакомый мужской голос. — И кто это тут у нас?

Лизавета отшатнулась и обернулась, ища поддержки Инги и Ольги, — но беспомощно замерла, обнаружив, что осталась одна в вестибюле подводного терема. Мавки отправились дальше, бросив её наедине с…

— О, прошу простить мою невежливость: не представился, а уже задаю вопросы, — продолжил голос. — Меня зовут Ярослав, я княжич безбрежного Тихого моря. А вы?..

Она на мгновение позволила себе прикрыть глаза. Только княжича ей, конечно, и не хватало. Как с ним себя вести? Можно ли говорить о том, кто она такая? Её не предупредили о нём потому, что он не нёс никакой опасности, или потому, что Ольга просто не знала о его появлении на озере?

Слишком, слишком много вопросов.

— Меня зовут Лиза, — она открыла глаза и повернулась к княжичу, постаравшись как можно более вежливо улыбнуться. — Я здесь в гостях.

— Вот как? — княжич с интересом склонил голову набок и медленно окинул её беззастенчивым взглядом. — Интересно… Впервые вижу, чтобы Ладимир приглашал кого-нибудь «в гости».

Он знал. Лизавета поняла это по ленивому голосу с плохо скрываемой насмешкой — с ней играли, как кошка с мышкой. Однако раз солгав, она уже не могла бросить.

— Что ж, ради меня он сделал исключение, — она выпрямилась, скрестила руки на груди, невольно копируя Ингу, напрямик посмотрела на княжича.

Его барскую кровь выдавало всё: от игравшей на губах усмешки до горделиво вскинутого подбородка и костюма — чёрного кафтана, отделанного искусной серебряной вышивкой. Ярослав не был похож ни на одного из духов, которых Лизавета встречала до сих пор. В нём чувствовалась стать, и даже не будь он такого высокого роста, на него всё равно приходилось бы смотреть снизу вверх — конечно, образно выражаясь.

А ещё он был красив. Лизавете стало неловко из-за того, что она это заметила, но отрицать сей очевидный факт было бы глупостью. Алебастровая кожа, казавшаяся почти белой на фоне коротких чёрных волос, заставляла княжича выглядеть благородно болезненным и потусторонним, каковым он и являлся. Мутно-серые глаза в обрамлении тёмных ресниц смотрелись одновременно жутко, неестественно, но и притягательно тоже — в них хотелось глядеть, как в готовый затянуть тебя омут.