Операция "Молодожёны" или Задачка о чёрном квадрате

-16-

16.

Застужая ноги, мела сильная поземка. Полковник стоял на Нижневолжской набережной и смотрел в белую даль, что бескрайне простиралась на пологом левом берегу, за Волгой и Окой, смерзшимися под крепким льдом в единое целое.

Рука в теплой кожанной перчатке сжималась и разжималась, схваченная морозом кожа доверчиво хрустела, помогая думать. У каждого человека есть «места силы», которые «подпитывают» дух и где ничто не мешает думать. У полковника было два таких места. Одно — в кремле, на пятачке, что нависает над Ивановским съездом. Оттуда открывался изумительный вид на Мининский сад, реку и заволжский простор. Если правильно встать, то кажется, что за спиной нет города и вообще нет ничего лишнего. Есть только ты и природа, воздух, ветер, который продувает насквозь и выдувает из сердца всю скверну.

Второе «место силы» - особая точка здесь, на Нижневолжской набережной откуда хорошо просматривались впереди, на заречной стороне - бывший Новоярмарочный собор, а позади, на горе - бывшая же Алексеевская церковь Благовещенского монастыря.

Обезглавленный Новоярмарочный собор, возведенный во имя Александра Невского, маленькая частичка некогда огромного ярмарочного пространства, грозил небу пальцем зенитки. Глядя на него, Летунов вспомнил самое начало войны, аукнувшееся Горькому ужасающими и кровавыми разрушениями: долетавшая через линию фронта фашистская авиация бомбила автозавод, завод Ленина, Двигатель Революции, станкозавод, Сормово, верхнюю и нижнюю части города. Меньше досталось жилым кварталам, но кому от этого легче? Число погибших и пострадавших шло на сотни, но производство убить не удалось. Стертые в пыль корпуса заводов восстанавливались ценой нечеловеческих, героических усилий рабочих, вооружение шло на восток без существенных перебоев.

Чтобы предотвратить панику и упаднические настроения, пришлось много врать и занижать реальные цифры материальных и человеческих потерь. Стоило ли оно того — история покажет. То, что пережил тыловой город Горький тогда и то, что время от времени он еще переживал сейчас, конечно, не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило с городами, поселками и деревнями, по которым проходил фронт, но разве для тех, кто теряет близких или погибает сам под обломками крыши во взорванном цехе есть дело до таких сравнений? Люди гибли, гибла промышленность, город задыхался от пыли и крови. Горьковчане жили в те месяцы как на пороховой бочке и всеми ночами прислушивались: не летит ли бомбардировщик, не пора ли бежать в укрытие? Святой Благоверный Александр Невский огрызался огнем зениток, но городу помочь не мог.

Приняв непростое решение, Летунов кивнул сам себе, вернулся в машину и завел мотор. Если не знаешь как поступить, говорил он всегда Короткову, поступай по совести, совесть подскажет единственно верный вариант решения моральной задачки.

Завидев вернувшегося полковника, Ромашов вскочил с кровати. Коротков, повинуясь молчаливому приказу, отпер спальню. Летунов вошел и сказал:

- Поднимайтесь, Лидия Николаевна. Вы едете со мной.

Лида протерла красные, опухшие от слез глаза и спросила, не понимая спросонья:

- Куда?

- Скатаемся к врачу.

- Я не поеду, - заупрямилась Лида.

- Собирайтесь Лидия Николаевна, - будто не сылша ее возражений, продолжал полковник. - Не задерживайте ни меня, ни себя.

- Да что же это такое, - чуть не застонал Ромашов, направляясь к полковнику. - Почему вы как зверь-то!

Коротков перехватил его за плечо и отпихнул к окну.

- Я не поеду, - повторила Лида, подобрала под себя ноги и прижалась к стене, закрывая руками живот. Василий слышал ее подавленный, глухой, страшный голос, похожий на рык волчицы.

Полковник досадливо вздохнул.

- Лидия Николаевна, не заставляйте меня применять к вам силу. Тем более, что это никому здесь не нужно — ни мне, ни вам.

- Зачем вы не хотите мне поверить? - не унимался Ромашов. - Зачем вы хотите убить нашего ребенка?

- Василий Федорович, сядьте и не мельтешите!

Коротков чуть надавал Ромашову на ключицу и тот неволей осел на табуретку. Хватка у лейтенанта была стальная, несмотря на невыдающийся рост и обманчивую подростковость фигуры.

- Никто не собирается убивать вашего ребенка. Слышите, Лидия Николаевна?

- Я вам не верю! - Лида оскалилась и ожесточенно помотала головой.

- Я даю вам честное слово: никто не причинит вреда вам или вашему ребенку.

- Зачем тогда вы тащите меня к врачу?

- Во-первых, я должен убедиться в том, что вы с Василием Федоровичем, - полковник стоящий в дверном проеме, повернулся и выразительно посмотрел на Ромашова, - не дурите мне голову. Во-вторых, вас надо поставить на учет у акушера. Или вы, Лидия Николаевна, собрались дома рожать? Нет, не спорю, Иван Иванович, конечно, на все руки мастер, но в случае осложений в родах он вряд ли сможет вам помочь.

- Какая доброта с вашей стороны, - ехидно заметила Лида. - И так неожиданно проявленная.

- Собирайтесь. Я жду вас на кухне.

- Я не верю вам. Я убью себя, если вы меня обманете. Я обещаю вам, что я убью себя, если с моим ребенком, вы слышите? если с моим ребенком что-то случится.

- С вашим ребенком может что-нибудь случится если вы будете так нервничать на пустом месте. Я же сказал: я даю вам честное слово, что мы едем к врачу, чтобы поставить вас на учет.

- Но чего стоит ваше слово?

- Я не даю пустых обещаний, вам бы давно пора это заметить. Если бы я хотел подложить вас под нож, я бы сделал это без излишних приседаний. Это очень легко делается, знаете? С вами двумя я справился бы даже без помощи Короткова. Но поскольку мы едем в мирную экспедицию, то я надеюсь на добрую волю с вашей стороны. Собирайтесь уже, Лидия Николаевна. Итак кучу времени потеряли. На улице скоро стемнеет. Я жду.

Лида с трудом отлепилась от стены, встала на негнущиеся ноги, подошла к Летунову и заглянула в его глаза. Полковник выглядел доброжелательно, но понять искренняя это была дорожелательность или мастерски подделанная, было невозможно.

- Вы пообещали, - напомнила Лида и стала одеваться.

Летунов тактично удалился за дверь.

- Можно мне с ней? - тут же подал голос Ромашов.

- Нет, нельзя. Вам там делать нечего. К тому же, вы меня сегодня безмерно раздражаете одним своим присутствием. Слишком суетны.

- Спасибо за честность, - кисло прокомментировал Василий.

- Не на чем. Вы же знаете, я не скрываю своего к вам отношения.

Врач, Римма Петровна, суровая дородная женщина трудно определяемого возраста с мужским басовитым голосом и черными усиками над губой, курила «Герцеговину Флор», распространяя вокруг себя тугой как хлыст запах табака, заполняла карточку и жаловалась на жизнь:

- Надька, медсестра моя, финтифлюшка, отпросилась на свидание. Война кругом, а у нее любовь. Нашла себе какого-то раненого связиста. Не ровен час в подолЕ принесет. А с другой стороны — как не отпустить? Сама молодая была, помню как любви-то охота. Это мне, старой бабе, уж ничего и не надо, а тут весна, цветы, поцелуи... А, Марусь?

Лида закашлялась и неопределенно пожала плечами, несколько обескураженная и речами это мужеподобной женщины, и всем ее видом, и особенно заявлением, что она «тоже молодая была». Почему-то всегда кажется, что такие Риммы Петровны рождаются уже умудренными жизнью, с усиками, квадратными плечами и обязательной папироской в зубах.

- Дымлю сильно? - заботливо осведомилась врач и помахала рукой, разгоняя дым. Помогло это слабо. - Гадская привычка. Но что поделать? Что нам остается на старости лет? Вкусно поесть да покурить от души, а Сергей Эдурдыч?

- Не знаю Римма Петровна, о какой старости вы говорите, - хохотнул Летунов. - Вы молоды и прекрасны.

- Тьфу, как не умел делать комплименты, так и не научился, - прогоготала Римма Петровна и монументальные груди ее от этого заходили под белым халатом как студень. Отсмеявшись, она сделала серьезное лицо: - Надеюсь, папашка — не ты?

- Боже упаси.

- Понятно. С работы, значит.

- С нее. Поведете?

- А куда я денусь? Что глупость спрашиваешь?

- Для порядка.

- Порядочный какой, посмотрите на него.

В грубом голосе Риммы Петровны проскользнула нежная, почти материнская нотка и Лида с интересом посмотрела сначала на полковника, который хранил невозмутимость, потом на иронически ухмыляющуюся женщину. Было похоже, что эти двое знали друг друга давно и что словесные перепалки — это привычный и приятный для них стиль общения.

Врач поворчала добродушно, лихим и размашистым почерком дописала страницу, закрыла карточку и посмотрела на Лиду теплыми, с хитрецой глазами:

- Ну что, красотка, будем наблюдаться. Значит так, срок у тебя небольшой, недель восемь-девять. Беременность без патологий. Будешь приходить на осмотры и проверяться. Рожать готовься к осени, вероятнее к октябрю. Туда ближе поточнее определим. Срок придет, роды примем. Будет у тебя казак...

- Казак?

- Ну, может, казачка. Мамке радость и подмога. А пока ешь побольше витаминов, овощей, фруктов... По возможности, конечно. Ясное дело, с продуктами напряженка. Но пусть мужичонка твой... - врач стрельнула взглядом в сторону Летунова и хмыкнула: - молочки тебе найдет постоянной. Может, у кого корова есть неподалеку. Его, конечно, впихивают втридорога, но молоко тебе надо для маленького. Вот бумажку возьми, тут рекомендации. Мужичонко-то есть у тебя? Или ветром ребеночка надуло?

Лида покраснела почему-то и кивнула:

- Есть. Муж.

- Счастливица. У меня из десяти рожениц с мужем только две. И то одна из них не от мужа рожает... Война, что ты будешь делать...

Врач глубоко затянулась папироской, думая о чем-то своем, и вдруг рыкнула:

- Все, идите отсюда. Дел невпроворот.

- Спасибо вам, Римма Петровна, - с чувством выпалила Лида на радостях.

- Иди с богом! И не плачь больше. Глаза-то вон заплаканные какие.

- Не буду.

- Сережа, передавай привет Анюте...

- Передам, Римма Петровна, - скороговоркой выпалил полковник, выпроводил в больничный коридор Лиду и быстро выскочил сам, оглушительно захлопнув за собой дверь, чтобы вредная баба не ляпнула еще чего-нибудь лишнего в догонку.

Вечером Летунов, не мудрствуя лукаво отбил в Москву зашифрованную телеграмму: «Связи ухудшимся здоровьем Анны предлагаю послать вместо нее поездку Алешу». Если бы от него потребовали деталей, он готов был отстаивать свое решение, но деталей не понадобилось. Ответ пришел быстро, на следующий день. Видимо, Ромашов произвел на генерала Авакумова приятное впечталение (что неудивительно, зло заметил про себя полковник, вспомнив первый его допрос), потому что ответ содержал добро на предложение и пожелание поскорее начать подготовительную работу.

***

ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО.

«В течение ночи на 3 марта наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях.

Западнее Харькова части Н-ского соединения заняли несколько населенных пунктов. В уличных боях уничтожено до 300 вражеских солдат и офицеров. Захвачены 2 склада боеприпасов и продовольственный склад. Наши танкисты, продвигаясь вперед, рассеяли и частью уничтожили колонну немецкой моторизированной пехоты. Уничтожено 14 автомашин и 2 автоцистерны с горючим.